Опасный джентльмен
Шрифт:
— Лилиана, послушай меня. Я очень ценю твое желание помочь мне, клянусь. Но ты должна понять, что я не стану прежним. Я не смогу гарантировать твою безопасность или защитить от обиды и только искалечу тебе жизнь. Поэтому я прошу… нет, умоляю: освободи нас обоих от этого кошмара и вернись домой. Я не могу сделать тебя счастливой… Поезжай в Грейндж или к Бенедикту. Вернись домой, Лили, и оставь меня в моем аду.
После долгого молчания она подняла голову, и у него вдруг появилось странное ощущение, будто взгляд ее серо-зеленых глаз проник ему в душу.
— Как ты можешь
— Потому что это правда, — терпеливо ответил Эдриан. Она вдруг обхватила его за плечи и с силой прижала к спинке кресла.
— Что ты делаешь?!
Вместо ответа Лилиана села к нему на колени, скользнула губами по его губам, нежно обвела их языком и начала целовать. Испуганный своей реакцией, Эдриан попытался столкнуть ее на пол, но она продолжала целовать его, пресекая любое сопротивление. Ее губы, запах, грудь, прижавшаяся к его груди, пробудили в нем животные инстинкты, неистовая страсть вдруг ожила, сосредоточившись у него в паху. Он боролся — по крайней мере ему так казалось, — но руки уже сомкнулись вокруг нее, сжали податливое тело, губы с нетерпеливой жадностью впились в ее рот. Ощутив солоноватый привкус слез, он заполнил ее рот языком, и Лилиана страстно приникла к нему. Желая большего, Эдриан начал искать вход в теплую влажность…
Неожиданно она соскочила на пол, оставив его задыхающимся.
— Ты и теперь будешь утверждать, что больше не мужчина? — хрипло спросила она.
Эдриану хотелось вернуть ее, посадить на колени, но он беспомощен и не сможет ее найти. Да и какой в том смысл, даже если бы он сумел подойти к ней?
— Это ничего не изменит, — мрачно сказал он. — Я слеп. Я все равно не способен ездить на Громе, заниматься делами или путешествовать. Я приговорен к жизни во тьме и в этом поместье. А ты можешь иметь все, чего не могу я, ты свободна делать все, чего не могу я. Поэтому не будь идиоткой, Лилиана. Уезжай!
Молчание. Он повернул голову в сторону буфета, затем к противоположной стене, пытаясь уловить какое-нибудь движение или звук. Наконец он услышал, что она уходит — уходит от него, — и подавил желание позвать ее обратно.
— Я уеду, когда луна превратится в круг сыра, — торжественно пообещала Лилиана.
Дверь открылась, потом захлопнулась.
Адская головная боль начала давить ему на глаза. Эдриан вспоминал, как только что держал ее в объятиях, вспоминал поцелуй, от которого еще горели его губы. Подумав о слезах, он старался представить, как выглядели глаза Лилианы. Черт возьми, почему он не может вспомнить ее глаз? Почему он не смотрел на нее по-настоящему, ну хотя бы раз, чтобы теперь вспомнить? И он тут же поклялся себе, что если когда-нибудь прозреет, то не упустит шанса заглянуть в ее глаза.
Следующее утро Лилиана провела в обществе Хьюго и Мод, выдергивая толстые бархатные шнуры из всех штор в западном крыле. Слуги тайком наблюдали за хозяйкой, когда она шла со связкой шнуров от одной комнаты к другой, а потом на кухне строили предположения, чем ее светлость занимается сейчас. Один сказал, что она разрушает дом в отместку за жестокое обращение с ней лорда Олбрайта. Молодая служанка покачала головой, настаивая, что миледи потеряла рассудок от горя. Разгорелся спор, действительно ли все Олбрайты умалишенные, после чего повар громко заявил, что граф пытался убить себя.
Послушав их разговор, Макс незаметно выскользнул из кухни и улыбнулся. Его леди очень умна, нужно отдать ей должное, с благодарностью подумал дворецкий. Она уже протянула шнуры над деревянной панелью вдоль коридора восточного крыла и теперь старалась прикрепить шнур к стене в дальнем конце.
— Леди Олбрайт?
Лилиана подняла голову и быстро выпрямилась.
— Не смейте говорить мне, что я должна оставить его в покое! — сурово заявила она.
В ее взгляде было что-то такое, отчего Макс протестующе замахал руками:
— Нет, нет, миледи!
Она явно устала. Волосы в беспорядке, на платье грязные полосы от пыльных штор, тонкие пальцы загрубели от работы, пока она прибивала шнуры к стене.
— Если позволите, я бы с удовольствием помог вам, — сказал Макс.
Когда все шнуры были натянуты, он наконец вернулся на кухню и сообщил безмозглым слугам, что это сделано для того, чтобы граф мог свободно ходить по дому. Кое-кто удивленно захлопал глазами, кто-то одобрительно улыбнулся.
Но этим Лилиана не ограничилась. Днем она послала управляющего за мужем, хотя тот умолял оставить его светлость в покое.
— Он слишком долго почивал на лаврах, мистер Льюис, — весело ответила Лилиана.
Сначала она услышала доносящиеся из коридора проклятия Эдриана, потом увидела его самого. Он вошел в кабинет мрачный, крепко держась за плечо управляющего.
— Добрый день, милорд, — жизнерадостно проворковала она.
— Какие разрушения вы произвели в моем кабинете на этот раз? — сердито проворчал граф и, нащупав стул, оттолкнул провожатого.
— Я просматриваю книги. Мистер Льюис намерен сделать новую крышу в доме Бейнза, и когда он сообщил об этом, я решила сначала взглянуть на расходы.
Управляющий побледнел от такой беспардонной лжи, затем провел рукой по горлу, показывая, что с ним сделает хозяин.
— Вы свободны, мистер Льюис, благодарю вас. Лорд Олбрайт будет в полной безопасности, обещаю.
— Вы не имеете права рыться в моих книгах! Льюис бросил на нее умоляющий взгляд, но Лилиана жестом отослала его.
— Раз вы не хотите заниматься поместьем, я подумала, что этим должен заняться кто-нибудь другой.
Управляющий выпучил глаза от ужаса и мгновенно ретировался.
— Ты сумасшедшая, — устало вздохнул Эдриан. — Как, по-твоему, я буду их просматривать?
— С чьей-нибудь помощью, — невозмутимо ответила Лилиана. — Но поскольку ты не выказываешь ни малейшего интереса к своим делам, я обязана удостовериться, что все в порядке.
— Уходи отсюда и пошли за мистером Льюисом. Она вызывающе раскрыла книгу.
— Ага! Ты израсходовал пятнадцать фунтов на керосин и пчелиный воск. Ужасно дорого, ты не находишь? Зачем нам воск? О, а здесь еще пять фунтов за колесную мазь… Я должна урезать эти расходы наполовину. Вычеркиваем.