Опасный горец
Шрифт:
Лукан смотрел Куину вслед.
— За три сотни лет его гнев не утих, — заметил Фэллон. — И утихнет ли когда-нибудь?
— А я вот думаю, долго ли до того, когда он совсем не сможет управлять своим духом?
Фэллон покачал головой:
— Тебе, похоже, не составляет труда управлять Аподату.
Внезапный порыв ярости обуял Лукана.
— Кто-то же должен заботиться о вас двоих. Думаешь, я стремился быть тем, кто вынужден сдерживать его и свою ярость? Думаешь, я хотел в одиночку нести всю ответственность за вас все эти годы? Нет. Я об этом не помышлял, но ты определенно не желал взять на себя эту роль.
— Лукан… — начал Фэллон.
— Можешь больше не утруждать себя принятием решений. Ты отказался от права старшего, когда стал топить себя в вине. Возвращайся в крепость. Мы с Куином позаботимся обо всем.
Лукан резко развернулся и одним прыжком запрыгнул на крепостную стену. Оттуда легко было перебраться обратно на башню, где он станет нести дозор до рассвета. Ничего другого он сделать не может, а в замок не пойдет. Ведь там Кара.
Глава 12
Кара потрясенно уставилась на то место, где только что стоял Лукан. Глаза ее привыкли к темноте, и в льющемся в окно лунном свете она видела его всего. Однако оказалась не готова воспринять его с отпущенным на волю духом. Это было страшно и немножко… волнующе.
Невозможно было не испугаться, видя, как он превращается прямо у нее на глазах. В мгновение ока кожа его потемнела с золотисто-смуглой до черной. Ей уже приходилось видеть его когти, но когда глаза его сделались черными-пречерными, а зубы вытянулись, это показало ей, какой он на самом деле опасный.
Опасный, да, но она все равно знала, что он не причинит ей вреда. Он доказал это ей уже неоднократно.
Еще ее ужасно злило, что, несмотря на все свое желание, всю свою страсть, он сдерживается, боясь ее реакции на него. Кара всегда считала себя набожной и добродетельной, но один поцелуй Лукана Маклауда — и вот она уже распутница, мечтающая лишь о его руках и губах на своем теле.
Теперь ей совершенно ясно, что больше она не может и не хочет становиться монашкой. Она даже думать не могла о монашеской жизни после того, как вкусила желания, которое пело у нее в крови даже сейчас.
Дважды за эту ночь Лукан приводил ее тело в состояние исступленной страсти, только чтобы покинуть. Она дрожала от неутоленного желания, но понятия не имела, как помочь себе. Впрочем, мысль, что Лукан страдает ничуть не меньше, отнюдь ее не успокаивала. В сущности, она еще больше раздражала ее.
Она стала мерить шагами комнату, стиснув руки в кулаки и пытаясь успокоить дыхание и остудить свое разгоряченное тело. Ей на это потребовалось больше времени, чем она могла представить, потому что она не переставала думать о Лукане, о его волнующих поцелуях и ласках, отбирающих волю и дыхание.
И только потом до нее дошло, что она остается в темноте. Одна. Кара резко остановилась и оглядела комнату.
Она опустилась на кровать и улыбнулась. Давно уже она с такой храбростью не смотрела в лицо тьме. Трудно сказать, решится ли она на это еще когда-нибудь и как долго сможет оставаться в комнате одна без света, но было удивительно, что она вообще на это способна.
И за все это надо благодарить Лукана. Он пытался убедить ее, что все будет хорошо, что он находится рядом и защитит ее. Она его не слушала, но когда он ее поцеловал, все ее внимание сосредоточилось на нем, а остальное оказалось забыто.
Воители могли ворваться в замок, и ей было уже все равно. В объятиях Лукана ей ничего не было страшно. Какая жестокая несправедливость, что она нашла покой и умиротворение именно в том мужчине, который не считает ее достойной своего внимания.
Но если кто и может защитить ее, то это Лукан.
Она придвинулась к изголовью и натянула на себя одеяло. Лукан велел ей оставаться в комнате, пока кто-нибудь из них не придет за ней. Она надеялась, это будет он, потому что была твердо намерена доказать ему, что по-прежнему стремится к нему вместе с его духом и всем остальным.
Однако такой возможности ей не представилось. После того как солнце выглянуло из-за горизонта, она встала и начала готовиться к наступающему дню. Глаза ее горели от недосыпания, а голова болела от мыслей о Лукане и о том, что могло таиться в темноте.
Она боялась за него. Боялась за всех троих братьев, ибо, несмотря на силу и мощь живущего в них духа, они не готовы к предстоящей битве. О, Куин жаждет схватки, это очевидно. Но его ярость может возыметь обратное действие.
Фэллон с готовностью обнажит свой меч и встанет рядом с братьями, но это не самое главное. Им нужно, чтобы Фэллон отпустил своего духа, стал Воителем.
И Лукан. Она вздохнула. Лукан пытается быть «всем для всех», такой уж он есть, и именно это он всегда делал. Он захочет встать рядом с Куином и прикрывать его сзади, когда тот очертя голову ринется в бой. Лукан предпочтет находиться подле Фэллона, потому что понимает, почему брат отказывается дать волю своему духу. И Лукан захочет оставаться рядом с Карой, чтобы защитить ее.
С какой стороны ни посмотри, Лукан скорее всего погибнет. Он будет разрываться, слишком беспокоясь о других, чтобы защитить себя и отбивать атаки Воителей.
Пусть Каре не так много известно, но она понимает, что эти Воители с готовностью приняли своих злых духов и сознают, насколько они могущественны.
В течение трех сотен лет братья Маклауд крайне отрицательно относились к тому, что живет в них. Отвергали и наотрез отказывались изучать свои новые возможности. Так дальше продолжаться не может, если они намерены одолеть Дейрдру.
Кара вздохнула и застелила кровать. Когда с утренними делами было покончено, причин оставаться в комнате больше не было. Она выглянула в окно, но деревни почти не было видно.