Опасный маскарад

Хейер Джорджетт

Мисс Грейсон стала пунцовой и, казалось, была готова разрыдаться.

– Вовсе нет, Тони! Вы просто говорите... мне назло. И он совсем не образчик добродетели! Он противный и злой и... и вы тоже!

– Т-с-с, дитя. Джентльмен проголодался, и ему надо спокойно поесть, – остановил ее мистер Мерриот.

– Я не дитя! – вспыхнула мисс Грейсон и резко повернулась так, что ее юбка раздулась колоколом. Она тут же нашла себе убежище, прижавшись сбоку к мисс Мерриот. С этого безопасного места она со слезами выкрикнула: – И я лучше опять убегу в Гретну с этим монстром, чем выйду за вас, сэр Тони!

Сэр Энтони был невозмутим:

– Дорогая моя Летти, если

вы совершили эту глупость только для того, чтобы избежать моего внимания, то, уверяю вас, это было совершенно излишне. Насколько мне известно, я никогда не просил вас выйти за меня замуж. И у меня нет ни малейшего намерения сделать это в будущем.

После такого сообщения мисс Летти подняла голову, глаза ее округлились. Она уперлась взглядом в сэра Энтони, который увлеченно занимался крылышком.

– Следует предположить, – резко сказала мисс Мерриот, – что джентльмен – большой оригинал!

Мистер Мерриот отвернулся, чтобы скрыть смех.

– О, эти семейные дела!..

– Но... но папа говорит... – начала мисс Грейсон. – Как, Тони, вы не хотите жениться на мне?

– Не хочу, – отрезал сэр Энтони.

Мисс Грейсон захлопала ресницами. Она, казалось, не была обижена.

– А почему? – спросила она наивно. Сэр Энтони поднял на нее глаза, в них прыгали чертики.

– Полагаю, Летти, потому, что у меня дурной вкус.

– Ах так!.. – Мисс Грейсон молча переваривала информацию. Она высвободилась из-под руки Кэйт и подошла к столу. Сэр Энтони при ее приближении встал и принял протянутую ему маленькую ручку. – Тони, а вы скажете папа? – спросила она.

– Я уже сказал ему, дорогая.

– И как он это принял? – тревожно спросила мисс Грейсон.

– Философически, дитя мое.

– Я так рада! – сказала мисс Грейсон со вздохом облегчения. – Если вы не хотите жениться на мне, Тони, я могу ехать домой со спокойным сердцем. И даже могу простить вас за то, что вы были таким злым.

– А я, – сказал сэр Энтони, – смогу, наконец, закончить свой обед.

Глава 3

МИЛЕДИ ЛОУЕСТОФТ

Кто-то тихонько поскребся в дверь, и мисс Мерриот крикнула: – Войдите.

В ее просторную спальню вошел мистер Мерриот и двинулся прямо к камину, перед которым стояла Кэйт.

– Ну, моя дорогая, ты ее поцеловала на ночь? – обратился он к сестре.

Мисс Мерриот сбросила туфли и ответила ему в том же тоне:

– Как, ты наконец расстался с большим джентльменом? (Мистер Мерриот пристально глядел в огонь, губы его медленно сложились в улыбку, а на щеках появилось что-то вроде румянца.) Боже, детка! И все из-за мамонта? Это крайне респектабельный джентльмен, дорогой мой.

Мистер Мерриот поднял глаза на сестру.

– Я думаю, что не хотел бы оказаться у него на пути, – заметил он несколько непоследовательно. – Но я бы доверился ему.

Мисс Мерриот засмеялась:

– Будь мужчиной, Питер, умоляю.

– Увы! – ответил мистер Мерриот. – Я чувствую себя женщиной.

– О, Прю, дорогая моя Прю, ведь он здравомыслящий виг! Неужели ты бы вышла за него замуж?

– Думаю, ты будешь смеяться, Робин. Мог ли ты представить, чтобы я влюбилась через два часа после знакомства? А, ты завидуешь росту этого джентльмена. Не так ли?

– Мой рост, дитя мое, сослужил мне хорошую службу. Я уверен, что именно маленькие мужчины – самые умные. Кстати, поздравляю, ты отлично владеешь шпагой.

– По крайней мере, старый джентльмен выучил меня одной-двум полезным штучкам, – невозмутимо ответила леди и закатала рукав камзола, показывая

пятно на рукаве рубашки. – Мой последний стакан с мамонтом пошел в рукав, – сказала она, улыбаясь.

Брат ответил ей улыбкой.

– Что ж, этим вечером у нас было довольно работы, – заметил он. – Посмотрим, что будет завтра. Покойной ночи, дорогая, пусть тебе приснится твой мамонт.

– Но, видит Бог, мне и надобен мамонт по моему сложению, – сказала мадам Прюденс.

– А тебе пусть приснится твоя крошка, Робин.

Она вышла, напевая какую-то старинную песенку. Она видела, что ее брат беспокоится в ожидании завтрашнего дня, но ей самой была свойственна некоторая флегматичность и безмятежность, которая хорошо гармонировала с ее крупной статью. Прюденс взирала на жизнь спокойно и уверенно.

Истина была в том, что она слишком привыкла ко всяким опасностям, чтобы тревожиться по пустякам, и, конечно, они с Робином часто менялись одеждой, и поэтому она научилась не бояться запутанных ситуаций. Она полагалась на свою находчивость; когда же та ей изменяла, приходилось звать на помощь родителя. Невозможно было ходить его путями, не испытывая восхищения перед его фантастической изобретательностью. Прю относилась к отцу с любовью, хотя и не без доли иронии. Его непредсказуемость скорее забавляла ее, чем тревожила. Вообще-то девушка обычно соглашалась плясать под его дудку, но в семье считалось, что она не особенно любит приключения. Робин же, хоть возмущался таинственностью, которой любил окутывать себя отец, откровенно наслаждался сюрпризами судьбы. А его шалости и вызывающая дерзость становились причиной разнообразных передряг. Вместе с тем он относился к жизни серьезно, что было чуждо его сестре. У Робина бывали восторженные увлечения, и жизнь волновала его больше, нежели забавный спектакль.

Похоже было, что Робин принял эту последнюю авантюру близко к сердцу. Разумеется, он был заинтересован больше, чем полагала его сестра. Прюденс надеялась, что он бросился в эту авантюру только из любви к приключениям и по приказанию отца. Она помнила, как он плакал после сражения при Каллодене, положив ей голову на колени. Это было в их старом доме, в Перте. Робин плакал от ярости и горя и смахивал с глаз слезы с проклятиями и клялся больше не ввязываться в безнадежные дела.

Прюденс было все равно, сидел ли на троне Карл из рода Стюартов или Георг из рода Ганноверов; она подозревала, что и их отцу это тоже было безразлично. Он просто любил все героическое. Вихрь восстания закружил их семью, – но Бог знает, во имя чего оно совершалось. Они запутались в его сетях, прежде чем поняли, что произошло. Их отец стал мистером Кольни. Он произнес великолепную речь, и вдруг они все превратились в якобитов. Год назад, проживая во Флоренции, они были совершенными французами. Еще раньше существовал некий игорный дом во Франкфурте, владелец которого внезапно исчез, захватив сына и дочь, чтобы участвовать в дележе пирога, состряпанного Морицем Саксонским.

Французы, немцы, якобиты – для Прюденс было все одно.

Но к Англии она относилась иначе. Прю увлеклась этой страной. Англия стала для нее родным домом. Несомненно, в ней заговорила кровь матери – крупной, красивой и веселой женщины, которая умерла в Дьеппе, когда Робин был совсем маленьким.

Она сказала об этом Робину на следующее утро, перед отъездом в Лондон.

Робин рассмеялся – он накладывал грим:

– Дорогая, ты просто воплощение английской тяжеловесности.

– Мне тоже так кажется, – сказала мисс Прюденс. Ее взор упал на Джона, который складывал бритвенный прибор.