Опасный попутчик
Шрифт:
– Наше вам с кисточкой.
– И вам не хворать, добрые соседи.
У одного «доброго соседа» под глазом сиял налившийся фингал – это его вчера ухари с общежития «Мосжилстроя» приголубили, когда территорию делили – кому куда можно ходить и куда нельзя. Ну а что, защита рубежей – дело благородное. И синяк он носил гордо, как медаль.
Постояв на скрипучем крыльце,
Эта часть Москвы славилась временным, наспех возведенным жильем для многократно вспухшего на дрожжах индустриализации пролетариата. Новые заводы требовали огромного количества рабочих рук. Вот и съезжались люди в столицу и из маленьких городков, и из деревень – как всегда, с надеждой на лучшее. Жилья хронически не хватало, даже дореволюционные заводские казармы были переполнены. Поэтому росли один за другим дощатые бараки общежитий. Гораздо реже, но все же постоянно и неустанно возводились аккуратные новостройки стандартных благоустроенных четырехэтажных домов.
С одной стороны передо мной городок «Метростроя». Эдакий оазис благоустроенности, где приличные деревянно-щитовые дома с удобствами, клуб, продовольственный магазин, в котором отоваривались только по метростроевским карточкам. С другой стороны приютилась пара новеньких кирпичных домов чулочной фабрики. А в остальном везде длинные непрезентабельные бараки «Мосжилстроя» и других подобных организаций. Да еще суконная фабрика неустанно сливала промышленные отходы прямо в Яузу, что ставило под вопрос пребывание в водной пучине всего живого.
Мои соседи центром местной цивилизации гордо считали Верблюжью Плешку. В этом комплексе барачных зданий проживал самый разношерстный люд – работяги, сомнительные личности и вообще незнамо кто. Здесь же находились цеха артели «Революционный ткач» и ее правление. И также всякие склады и развалины, к которым сейчас лежал мой путь.
Впрочем, далеко от барака мне отойти не удалось. Передо мной в обычной манере, как черт из табакерки, возник надзирающий за местной территорией комендант «жилого комплекса» – так назывались несколько жилых бараков на Верблюжьей Плешке. И он целенаправленно устремился в мою сторону.
Иосиф Липин собственной персоной, невысокий, с пышными усами. Короткий его тулупчик был перепоясан портупеей, на голове – треух. Взгляд какой-то оловянный, но беспокойно бегающий вокруг и все замечающий.
Удивительный человек. Куда ни пойдешь в этих местах – обязательно наткнешься на него. Такой типичный продукт канцелярской селекции. Невзрачный, вечно уныло насупленный. И страшно деловой, сующий нос во все, куда только тот пролазит. И куда не пролазит – все равно сует.
– Товарищ Хаецкий. Слышал, вас тут антиобщественный элемент задирал, – с места в карьер бросился он, подтвердив славу человека, без внимания которого по Верблюжьей Плешке даже комар не пролетит.
– Да какой задирал, – отмахнулся я. – Так, поговорили с товарищами о местных достопримечательностях и этнографии.
– Да, с графией у них все хорошо. Как на заборе слово неприличное писать – тут вся их графия!
Я хмыкнул в ответ:
– Точно подмечено.
– На то и поставлены… Ежели что, вы мне скажите, – продолжал напирать комендант. – Их компетентные органы быстро вразумят. У нас же социализм, а не анархия. Государство рабочих… И зайдите в контору – расписаться надо в книге проживающих.
– Хорошо, – согласился я. – Вечерочком.
– Ну и чайку попьем. Приятно с образованным человеком поговорить… Как это – этнография, – он причмокнул с удовольствием, будто распробовав на вкус диковинное сладкое слово.
– Непременно, Иосиф Антонович, – уважительно произнес я, крутя на пальце зажигалку «Зиппо». – А сейчас позвольте вас оставить.
– Оставьте, оставьте. Но если что, то я всегда…
Я поблагодарил коменданта и раскланялся. Меня ждали мои неотложные шпионские дела.
Конец ознакомительного фрагмента.