Опасный спутник
Шрифт:
Она не оставила желания найти материал для записи в библиотеку Волька и время от времени возвращалась к этой теме, внося разнообразные предложения. Наконец, может, потому что я уже подустала и даже немного стыдилась постоянно отвечать «нет» на ее активно выдвигаемые идеи, я согласилась потратить немного ленты на посещение Луграана.
Странно, но на Дилане практически не было крупных местных животных, а в одном отчете-обозрении было сделано робкое предположение, что в далекие времена планета была намеренно лишена такой формы жизни. Так что осталось немного мест, к которым всегда
Сами луграанцы ставили в тупик изучающих их ученых. Прежде всего, попытка перевезти одного из существ из долины привела к его смерти, причем даже после детальнейшего исследования при вскрытии тела причину смерти так и не установили. Так что теперь приближаться к ним было запрещено, хотя за их жилищами можно было наблюдать с горных выступов.
Конечно, они уже были занесены на ленты, и я не сомневалась, что в коллекции Волька такие ленты есть. Но на этой планете это были единственные коренные жители, представляющие хоть какой-то интерес, и я могла попытать силы на нескольких таких записях, доставив Бартаре удовольствие, и, не скрою, тем самым поддерживая ее интерес.
Казалось, судьба нам улыбнулась, так как школьная группа Оомарка как раз собиралась посетить Луграан. И к этой загородной прогулке могли, по желанию, присоединиться родители и другие члены семьи. Так что у Бартаре была отличная причина настаивать на экспедиции.
Однако для Оомарка это было совсем не так уж приятно. Когда я заговорила об этом, в нем впервые за все эти дни выглянуло его прежнее «я». С его лица мигом исчезло энергичное оживление, он недовольно выпятил нижнюю губу и бросил сердитый взгляд на сестру.
— Это ты хочешь поехать, — он говорил скорее с ней, чем со мной. Его слова звучали как обвинение.
— Конечно, Килда собирается делать записи…
— Это место не для тебя, — он и не скрывал враждебный настрой. — Не дай ей поехать, — повернулся он ко мне. И напряжение, отразившееся на его лице, не соответствовало ситуации, которая его вызвала. Наверное, он с отчаянием наблюдал, как всей дружбе и свободе, которые он завоевал, угрожает сила, на победу над которой он не мог даже надеяться.
Я не могла не уступить этой просьбе. Если для Оомарка это значило так много, я не буду настаивать. Мы и сами могли поехать в Луграанскую долину. Так я и сказала, и на его лице промелькнуло облегчение, которое сразу же исчезло, когда он взглянул на сестру.
Мой взгляд последовал за его. Тень, что я уловила на ее лице, разбудила покалывания давнишней тревоги. Оомарк кое-как взял себя в руки, будто в этот раз с моей помощью собирался одолеть Бартаре.
— Хочешь поехать один, не с нами? — спросила Бартаре. Она произнесла слова раздельно друг от друга, придавая им больше веса, чем требовалось для такого простого вопроса.
Оомарк покраснел, потом побледнел. Но стоял на своем.
— Ддда…
Бартаре улыбнулась.
— Ну, пусть будет по-твоему.
Оомарк открыл рот от удивления, развернулся и выбежал в сад, как если бы он уже опаздывал в школу и должен был быть там — или где-то подальше
— Он передумает — вот увидишь. А ты должна сказать джентльхомо Ларгрейсу, что мы поедем.
— Нет, в другой раз. Если Оомарку хочется побыть с другими мальчиками без нас, пусть.
Она покачала головой.
— Мы ему понадобимся — вот увидишь. Только подожди немного.
Было что-то такое в ее уверенности, из-за чего скорлупа уютности, из которой я не выходила последние несколько дней, дала первую трещину. Шевельнулись глубоко запрятанные воспоминания. Зеркало… Что-то я в нем видела…
Бартаре перестала улыбаться; когда ее взгляд встретился с моим, в нем была тревога.
— А впрочем, это неважно, совсем неважно, — поспешно добавила она. — Пожалуйста, мы ведь собирались в Форрайт, посмотреть на ветряные картины.
И она сделала то, что делала нечасто — взяла меня за руку. Бартаре недолюбливала, когда к ней прикасаются; я запомнила это еще в самом начале нашего знакомства и тщательно соблюдала дистанцию. Действительно, она редко когда намеренно стремилась к физическому контакту.
Мы пошли в выставочный зал Форрайт, и, очевидно, Бартаре была поглощена тем, что там видела. Она играла роль маленькой девочки. Но я продолжала пробуждаться и была настороже, как и раньше, той ночью во дворе. Кем бы Бартаре ни была — а я уже начинала сомневаться, смогу ли узнать, кем, — она не была нормальным ребенком. А теперь, вспоминая ее представление во дворе, я испытывала насущную потребность излить все свои сомнения, предположения и подозрения кому-нибудь вроде Лазка Волька, кто много знал о вселенной и был бы непредубежден.
Парапсихолог — как или, скорее, почему я забыла, что хотела его позвать? И почему комендант так и не перешел к делу со своим предложением? Обладала ли Бартаре каким-то новым, доселе неведомым эсперским даром — заглушать мысли у тех, на кого она хотела повлиять?
Для себя я на один вопрос ответила. Но я не знала, как ей это удается. И пока я не смогу это выяснить, будет намного лучше и дальше играть в маскарад, оставаться беззаботным спутником, который ей и нужен был.
И еще, теперь я не сомневалась, что если бы ей позарез хотелось поехать в Луграанскую долину, Оомарк не смог бы ей противостоять. Но я с большим пониманием относилась к его желанию держаться подальше от сестры. Возможно, ранее он никогда не был свободен от ее контроля, пока обстоятельства здесь, на Дилане, не сделали это возможным.
Освободившись от наложенных на меня уз — что бы это ни было, — мое воображение приступило к работе. Мне нужно было научиться управлять им, твердо сказать себе, что нужно оставаться настороже, но не верить, что Бартаре способна на многое — пока не найду конкретные доказательства.
И доказательство появилось, причем так, что пробудило мои самые плохие предчувствия, встревожило все мои предупредительные системы.
Мы вернулись из города, обсуждая увиденное. Но Оомарк оказался дома раньше нас. Его обычно круглое мальчишеское лицо вытянулось, а кожа, слегка загорелая под солнцем Дилана выглядела нездорово бледной.