Шрифт:
Из окна убогой кухни женщина была видна как на ладони. Вон вышагивает, пересекая унылое пространство двора, захламленного ржавыми автомобилями, серыми от дождей скамейками и столами для пинг-понга, мятыми и вонючими мусорными контейнерами.
Не полная, а скорее плотная, не пожилая, но уже в возрасте. Джинсовая юбка, именуемая «классическая», коричневая фуфайка под названием «блузон», бежевые тапки под названием «мокасины». Лихая «химия» топорщит пружинки заросшего «каре». И неизбежные сумки в крепких руках, две штуки, не считая той, что на плече, – под названием «дамская».
Тамара Михайловна Радова, нагруженная
На пороге она неожиданно замешкалась, почему-то помедлив войти. Что-то ей такое показалось… Да что могло показаться-то?!
Включив свет в прихожей, она поставила сумки с продуктами на низенькую тумбочку тут же у входа. Скинула мокасины, но искать тапки не стала. Босая прошла в глубь квартиры.
Тишину разбавлял какой-то слабый шипящий звук.
Непонятная тревога усилилась, переросла в страх, беспричинный и внезапный, от которого сердце бешено забилось, а дыхания, наоборот, не хватало.
Крадучись, она прошла мимо полуоткрытой двери в ванную, зачем-то заглянула в темный туалет, свернула в кухню. Охнула, замерев в дверном проеме. Она была сильная женщина, Тамара Радова. Она только охнула, схватившись за горло.
На кухонной кушеточке, укрытый по пояс полысевшим шотландским пледом, лежал, свесив голую руку до самого пола, не слишком молодой человек. Его глаза были закрыты, но как-то не очень плотно, а бледные губы недоуменно кривились.
Она помедлила и все-таки окликнула шепотом этого человека, который так тихо лежал на кушетке.
Последние четыре года он был ее мужем. Теперь он был ее покойным мужем.
Это было понятно сразу безо всяких там «а вдруг?..», Тамара на своем веку повидала покойников.
На столе – водка. И рюмка. Как странно. Шипит пустым звуком невыключенная старенькая магнитола. Рядом валяется «рубашка» от кассеты с его любимым Володей Высоцким. Вот и послушал.
Тамара медленно присела на табурет. Дверца под мойкой приоткрыта. Ведро почти пустое: она утром перед работой выносила мусор.
А это что? Что это?!
Руки задрожали, и ей стало холодно, очень-очень холодно.
На дне мусорного ведра, рядом со скомканной упаковкой из-под «Явы» глянцево блестела другая упаковка. Тоже пустая. Тамара сразу ее узнала и все поняла.
Она еще немного посидела. В голове после шквала панических мыслей вдруг стало тихо и пусто. Потом со вздохом Тамара Михайловна тяжело поднялась, направилась к мойке. Босой ногой наступила на что-то острое, ругнулась сквозь зубы. Проходя мимо кушеточки, остановилась, дотронулась до холодной щеки покойника, надавила на шейную артерию – пульса нет.
Теперь ей понадобится нож. Хороший острый нож. Нужно наточить. Нож должен быть очень острый. Иначе она не сможет. Руки все еще дрожали.
Сентябрь, конечно, не июнь, но все еще теплое солнце, пробиваясь лучами сквозь серые офисные жалюзи, манит и отвлекает от работы, и ветерок там, за окном, легок и ласков, и деревья пока зелены, а сердце жаждет шашлычка с белым сухим винцом на дачке с друзьями.
Именно таким чудесным сентябрьским утром
Чтобы лучше размышлялось, она съехала попой на самый край офисного кресла, вытянула ноги так, что острые носы лодочек торчали с другой стороны стола, и, сцепив на животе руки, время от времени вращала большими пальцами то по, то против часовой стрелки.
«Если прямо сейчас кто-нибудь ввалится без стука, то для меня вызовут неотложку, – подумала она с усмешечкой. – Неотложку из психушки».
Алина Леонидовна Трофимова являлась воплощением холодной английской чопорности и совершенного лоска, и все, кто был знаком с ней по работе, знали Трофимову Алину именно и только такой.
Она никогда не выражалась нецензурно и этим многих бесила. Она не хамила в общепринятом понятии этого слова и никогда не повышала голос. И она не искала ничьего расположения, что возмущало женскую часть коллектива особенно.
К ней притерпелись, поскольку специалистом она была классным, несмотря на молодость: для юриста двадцать восемь – это юные лета. Притерпелись, но как-то через силу. Слишком уж язвительна была и в своей язвительности не знала меры.
Поговаривали, что даже сам финансовый директор Исаев Викентий Витальевич побаивается юрисконсульта, но тут, вероятно, не обошлось без попранного самолюбия. Дело в том, что он не был ее начальником. Трофимова напрямую подчинялась генеральному, и это вынести Викентию Витальевичу было трудновато. Особенно когда она принималась аккуратно указывать тонким пальчиком с безупречным маникюром на аккуратно разложенные документы, которые визировать, оказывается, категорически было нельзя, а он впопыхах завизировал.
Алина Леонидовна ничего лично против финдиректора не имела. В конце концов, служба у нее такая – следить за юридической безопасностью.
А ему надо работать получше. Тогда и замечаний никто делать не будет.
Ей очень не хотелось снова к нему идти. Прямой погрешности Викентий не допустил, но тот договор, который утром он прислал ей по почте для согласования, Алине не понравился. Было в нем нечто скользкое и глумливое, а это она чувствовала сразу.
Она никогда и ни с кем не говорила об этом, а то и вправду в психушку заберут… Но приступив к изучению любого документа, она воспринимала его как-то весь целиком и сразу, как некий живой организм. Он мог быть безупречно здоровым, то есть честным и грамотным, или же инвалидом – непродуманным и с ошибками, а мог быть вообще заразным больным или того хуже – ядовитым, как паук-тарантул.
Документ, что она изучала сейчас, заставил вспомнить троянского коня.
Катя Демидова, бывшая Позднякова, порадовалась бы такой терминологии. Катерина работала у них системным администратором и была системным администратором гениальнейшим. Кроме того, как подозревала Алина, Катя Демидова тоже видела вокруг себя в серверной не тупую оргтехнику, а живые организмы.
Алина сползла с кресла, подергала туда-сюда узкую юбку, потом потерла указательным пальцем переносицу под дужкой очков. Сердито насупившись, собрала со стола листы распечатанного договора. Она знала, что Исаев на месте, но, тем не менее, набрала его номер и предупредила о приходе. Вдруг он тоже сидит и раскачивается, свесив зад с офисного стула?