Опции
Шрифт:
Последние слова задели меня за живое, и я почему-то обиделся за креативщиков, хоть и сам всё время смеялся над этой деятельностью.
– А что тут плохого? – спросил я, вспомнив Маринеллу. – И учёные, и инженеры, и литераторы работают на благо общества. А если общество желает видеть подсвеченные мусорные контейнеры…
– Это всё навязанные потребности, мой юный друг, - грустно ответил Луговец. – Разве есть жизненная необходимость слышать мелодию в сотовом телефоне вместо гудка? Разве не проще установить нормальное уличное освещение, чем
Он так разволновался, что присел на нары, выудил из кармана пузырёк с таблетками и сунул одну под язык. Видимо, гуманные антиинвенторовцы не стали отбирать лекарство у больного.
– Из-за этого навязывания, люди сами усложняют себе жизнь. Для чего платить деньги за недешёвый фитнес-центр и ездить туда на машине, если можно просто дойти до этого центра пешком и обратно? От пешей прогулки будет не меньше пользы чем от занятия на тренажёрах, причём пользы бесплатной! Для чего пытаться похудеть, поглощая дорогущие лекарства, если можно просто не жрать?!
– Вы простых вещей не понимаете, Евгений Павлович! – подлил я масла в огонь. – Посещение фитнес-центра – это престижно, а пешком ходят только неудачники и лохи. А просто не жрать – это неприятно, ведь хочется полакомиться всякими деликатесами.
– Увы, - промолвил мыслитель.
– Люди из-за этой гонки за престижем совсем разучились думать. Как дикари из отсталых племён, кидаются на всё блестящее и пищащее. Безмозглое быдло любит фейерверки и блёстки. А сильные мира сего нам это навязывают. И знаете для чего?
– Чтобы легче управлять?
– Не только. Чтобы легче нам впаривать всякую дрянь, украшенную блёстками и пищалками. А самим навариваться на этом. Всё просто.
– Действительно, просто, - подтвердил я.
– Беда только в том, - продолжил сокамерник. – Что сильные мира сего сами отравлены идеей опций и пытаются решить мировые проблемы блёсками и свистелками. Бороться с дегенератами на дороге видеокамерами. С мировыми терроризмом – зачистками. С пьянством – запретом на ночную торговлю алкоголем. Они уже не видят, что причина этих явлений гораздо глубже, и чтобы с ними бороться, нужен именно изобретательский подход, диалектический.
Я покосился на дверь. Луговец это заметил.
– Не бойся. Эти тупоголовые уже привыкли, что я высказываюсь прямо. Всё равно они никаких конкретных обвинений не предъявят ни тебе, ни мне. Им нужен состав преступления: подпольные кружки технического творчества, тайные фабрики по изготовлению новинок, явки, адреса… Ничего этого они от меня не добьются!
«Не добьются». Не так-то ты прост, Евгений Павлович! Нечего прикидываться простым теоретиком инженерного творчества.
Конечно, он прав, за одни разговоры в камере нас не привлекут. Но и усугублять своё положение не хотелось. Поэтому я честно пытался перевести разговор на другие темы. Но все они одинаково сводились к инженерному творчеству.
– Один умный человек заметил, что среди технических систем действует закон естественного отбора, - разглагольствовал опасный для общества собеседник. – Сейчас эти новоиспечённые технари его пытаются заменить искусственным отбором. И забывают, что прекрасно только естественное. Волк будет сильнее и живучее, чем искусственно выведенные пучеглазые чихуахуа и гламурные болонки. Так и техника, которая появляется в результате борьбы, скачков, технических переворотов будет живучее и прекраснее, чем все нынешние контейнеры для опций.
– Овчарка, - сказал я.
Собеседник выпучил на меня глаза:
– Какая овчарка?
– Обычная. Она появилась в результате искусственного отбора. Но волку не уступит.
Луговец на некоторое время смутился.
– Ну я же полностью не отвергаю всех опций и безделушек. Они, бесспорно, нужны. Но в разумных пределах.
Евгений Павлович вдруг хитро посмотрел на меня и прищурился:
– А ты, мил человек, кем трудишься? Уж больно ты в опциях хорошо ориентируешься.
Я ответил. Луговец неожиданно оживился, заставил меня рассказать о работе креаторщика и зачем-то выпросил у меня визитку. Поскольку меня взяли после форума, я был в деловом костюме, во внутреннем кармане которого у меня всегда лежала пачечка визиток для «работы в кулуарах».
Я рассказал сокамернику всё в подробностях, стараясь говорить погромче, чтобы подслушивающие антиинвенторщики поняли, что я не занимаюсь ничем запрещённым.
Сокамерника, как ни странно, заинтересовали мои идеи. Увлёкшись, я даже рассказал ему свою гипотезу о том, что в скором будущем вся техника будет собираться из функциональных блоков.
– Литературные произведения – из готовых эпизодов, театральные постановки – из готовых сцен, - продолжил Луговец мою мысль. – Компьютерные программы – из модулей.
Он опять зашагал по камере.
– У тебя есть фантазия, юный друг, - сообщил он мне. – И это радует. Значит, ещё не всё потеряно для тебя.
– Спасибо, вы меня утешили, - язвительно проговорил я. – Только кому она нужна, эта фантазия. Придумывать новые безделушки?
– Ну почему. Можно придумывать что-то другое, - осторожно сказал Луговец полушёпотом.
– Что другое? – спросил я аккуратно.
Я догадался, что он имеет в виду.
– Новое. По-настоящему полезное и прогрессивное.
Да, непрост ты, дядька Луговец! Ой, не прост! И интонации-то как изменились. От сокамерника повеяло неприятным, сектантским. Видимо, все одержимые какой-то идеей, будь то всемирное царство божье, однополые браки или изобретательство, имеют такую манеру вкрадчиво и ненавязчиво заманивать в свои сети.
– Я понимаю, почему ты молчишь, - усмехнулся сокамерник. – Боишься, что я выманю у тебя согласие, а потом сдам с потрохами «Антиинвентору»!
И это тоже, он верно заметил. В моём положении надо держать ухо востро.