Операция №6
Шрифт:
А потом… потом прыжок в ночь, в клубящийся холодный туман. Что ожидало каждого там, внизу? Неизвестность начиналась сразу, с приземления.
Ясно было одно: там сразу же потребуется от каждого самостоятельность действия, максимальная выдержка и суровое мужество.
Рогов посмотрел на часы. Было без трех минут два.
Мотор самолета рокотал ровно, ритмично, мимо плоскостей часто проносились рваные клочья тумана. Через окно в мглистом сумраке смутно виднелся второй воздушный корабль с остальными десятью десантниками под
Но вот Рогов различил, наконец, в мерном рокоте мотора иные звуки и понял: самолет, описывая дугу, пошел на снижение. Он не ошибся. Спустя несколько секунд послышался голос штурмана:
— Делаем разворот. Через пять минут выйдем…
— Какая высота? — спросил Рогов и почувствовал сухость во рту — признак волнения.
— 950 метров, — ответил штурман.
Рогов знал, что самолеты должны будут описывать большую дугу, чтобы снизиться до 500–600 метров и непременно оказаться против ветра — условие, при котором происходит сбрасывание парашютистов.
В это время опять послышался голос штурмана:
— Высота 600 метров. Со второго корабля уже началась выброска…
Майор повернулся к десантникам, еще раз окидывая их пристальным, изучающим взглядом. Все они казались неуклюжими, грузными в своих теплых меховых куртках, с грузом вооружения и парашютами за спиной и на груди.
Наконец, была подана команда:
— Всем продеть руки в резинки, взяться за кольца!
Приказание было выполнено: каждый парашютист продел правую руку в резинку, прикрепленную к кольцу. Так рука оказывалась «соединенной» с кольцом. Это устраняло опасность не найти кольца сразу же после прыжка. А на такой высоте каждая секунда промедления абсолютно недопустима.
— Лейтенант Кравчук, за мной! — вновь скомандовал майор и направился к дверям.
За спиной Кравчука выстроились девять десантников, ожидая последней команды.
— Лейтенант Кравчук, — негромко произнес Рогов. — В бою всякое бывает… Поэтому, если со мной что-нибудь случится, команду отрядом принимаете вы… Сразу же после приземления собирайте людей и немедля уходите, чтобы враг не смог застать вас на месте выброса… Вам, Зеленцов, надлежит тут же связаться с нашим командованием и сообщить о приземлении в районе высоты 157,2. Затем вы свяжетесь с командованием партизанского отряда товарища П., с которым отныне мы будем действовать сообща, и, сориентировавшись, укажете координаты сброшенного десанта… Пароль и отзыв вам известны. Все, товарищи…
Сбрасывание парашютистов должно было занять всего несколько секунд. Это необходимо для того, чтобы люди не разлетались далеко друг от друга и тем самым не увеличилось бы время их сбора в боевую единицу.
Наступила короткая и торжественная тишина, всегда предшествующая выброске. Парашютисты стояли, как в строю, ожидая последней команды.
И все же каждый невольно вздрогнул (Рогов это понял по той легкой дрожи, которая на мгновение потрясла его тело), когда завыла сирена: это был условный сигнал «приготовиться».
Рогов распахнул дверь. Струя резкого студеного воздуха, как хлыстом, ударила по лицу.
— При отделении от самолета не задерживайтесь… Как только почувствуете себя в воздухе, парашюты открывайте сразу, — отдавал Рогов последние наставления.
В этот миг раздались короткие прерывистые звуки сирены: прыгать!
— Пошел! — отрывисто скомандовал Рогов, и лейтенант Кравчук, сделав шаг вперед, сразу провалился в мутную и ледяную пустоту.
— Быстрей! Быстрей! — торопил майор, и десантники один за другим падали, как в пропасть, в холодную мглу.
Наконец, легонько подтолкнув последнего бойца, Рогов сделал шаг вперед, за дверь, но тут произошло нечто непостижимое: вместо ледяной, захватывающей дыхание бездны он внезапно очутился у противоположного борта самолета. Его швырнуло туда с такой силой, что он, ударившись головой об угол скамьи, почувствовал головокружение. В ту же секунду он увидел, что дверь самолета стремительно рванулась кверху, а в ее пролете вдруг засверкали яркие блестки, послышался сухой и частый треск.
«Самолет накренился на бок», — мелькнула мысль, и тут же другая: «Скорее вниз!»
Рогов поспешно встал. Когда самолет вновь выравнялся, майор стремительно рванулся к двери и прыгнул.
И опять произошло нечто непостижимое: не успел он дернуть кольцо, как ощутил резкий, знакомый толчок открывшегося парашюта.
«Что за черт! Автоматически он открылся, что ли?» — подумал Рогов и глянул вверх.
Но странное дело: вместо купола он увидел над собой самолет, к стабилизатору которого тянулись стропы его парашюта.
А под ним плавно снижались его десантники: их силуэты смутно виднелись на фоне густой черноты.
Сомнений больше не было: парашют Рогова зацепился за хвост самолета.
Не успел майор еще как следует осознать случившуюся катастрофу, как где-то рядом раздался сухой треск, сверкающие трассы пуль или снарядов устремились к самолету. Корабль, видимо, был обнаружен вражеским истребителем.
Но мысль о собственной опасности была заглушена тревогой за судьбу товарищей: фашистский пилот, пустив несколько очередей по самолету, может ринуться вниз, чтобы расстрелять приземлявшихся парашютистов.
«Успеют ли они достичь земли раньше, чем „мессер“ их обнаружит и начнет расстреливать?»— сейчас это было самое важное.
И Рогов смотрел вниз, а не вверх.
Парашютов десантников уже не было видно.
«Мессершмитт» гудел где-то в стороне, повидимому, готовясь к новой атаке на самолет.
Рогов вздохнул с облегчением.
Теперь он мог трезво оценить свое положение. Но взглянув вверх, майор почувствовал, как холодок пробежал по его спине: из-под правого мотора самолета вырвались острые языки пламени.