Операция “Антиирод”
Шрифт:
Прямо перед ней стоял мужчина.
Потом она не раз удивится, сколько успела передумать за прошедшие после этого секунды.
Первой мыслью, пока еще не разглядела его, было: в душ зачем-то вломился Гарик, чтобы меня охранять и здесь (может, ему Виталий позвонил и вставил по первое число за потерю бдительности). И вот теперь я устрою самый настоящий скандал и одному, и второму, хотя зачем Гарику-то – он человек подневольный...
Вторая, но и самая шальная мысль была: это он, тот самый парень из бассейна, который мне так понравился. Мои бесстыжие мысли каким-то образом дошли до него, и он явился сюда, чтобы воплотить их в жизнь. Сразу стало жарко, и весело, и немножко стыдно, как во сне, когда снится, что идешь по улице голая...
Третья мысль (...нападение...) не успела сформироваться до конца, но, как показали дальнейшие события, она-то и оказалась
Парень (да нет, конечно же, не он, тот и симпатичней был, и ростом пониже, и, главное, – не с таким диким лицом) в два шага оказался около Светочки, выдернул ее из-под душа, а затем сноровисто, как опытная мать, заставляющая ребенка высморкаться, прижал к лицу тряпку. Светочка дернулась, стараясь вырваться, инстинктивно глубоко вдохнула чего-то холодного и душного одновременно. В голове сразу стало гулко и пусто, почему-то показалось, что вошедший воздух не пошел в легкие, а так и проскочил наружу через затылок.
Последняя, четвертая мысль в уже угасающем сознании была: Господи, он меня изнасилует прямо здесь, на этом мерзком плиточном полу... какая гадость... я этого не переживу... Виталий его найдет и разрежет на кусочки... живьем... на мелкие... кусочки... И тут же начало сниться, сниться, сниться...
Вовремя и грамотно составленная суматоха – лучшее прикрытие для преступников. Если бы Виталий Николаевич Антонов вдруг задался целью выяснить, как это средь бела дня из бассейна, битком набитого народом, из-под носа (носов?) у двух опытнейших охранников похищают женщину, он бы услышал массу интересного из уст многочисленных свидетелей. Ему бы рассказали, как закричала Тамара Георгиевна, и как бежала Любовь Сергеевна, и как удивился Антон Ефимович, и как испугался Леша, и т. д., и т. п. про всех, кто что-то видел или слышал, или догадался по всеобщей суете, что что-то случилось. Если бы Виталий Николаевич Антонов все-таки стал докапываться до всего этого, то – большой любитель изящных честертоновских детективов, – может быть, и оценил бы очевидную и простую красоту похищения. Да вот не станет Инталий Николаевич заниматься подобной ерундой. И не расскажет ему говорливая гардеробщица о странной “скорой”, приехавшей РАНЬШЕ, чем стало плохо какой-то женщине в душе. Не оправдается никогда несчастный Гарик. Не сумеет доказать, что сработало – сработало! – его звериное, настоящее, натасканное на любую опасность чутье! И рванулся он таки в женскую раздевалку, чтобы... Нет, не расскажет. Просто не сможет. А через четыре часа после всего случившегося его тело бесследно исчезнет из морга больницы им. Ленина, что на Большом проспекте Васильевского острова. А поди потом проверь, у кого из санитаров и насколько потяжелел карман?
Кстати, и милиция этим шумным инцидентом заниматься не будет. А зачем? Женщина пропала? Где заявление о пропаже? Парня какого-то убили? Где Труп? Свидетели? Да на фига они нам? Кому надо – тот пусть этим и занимается.
А тот, кому надо, уже держал в руке телефонную трубку и слушал, не перебивая...
– ...ничего страшного. Сейчас поговоришь с ней. Эй, давай девку сюда! – Светочку сильно встряхнули, так что она обо что-то ударилась головой, и подвели к телефону. Ничего не соображая, она автоматически сказала “алло” в подставленную трубку. Вышло очень тихо, в трубке молчали, пришлось откашляться и повторить “алло” погромче.
– Света, – произнес ей в ухо чей-то ужасно знакомый звенящий голос, – ты в порядке? – Что за дрянное кино? Будят среди ночи, задают идиотские вопросы в стиле американских боевиков... – Света, ты слышишь меня?
– Слышу, – ответила она, только чтобы отвязаться, – я спать хочу.
– Света!
Какого черта Виталий так рано ее разбудил? Ведь это же его голос, так? И почему он так странно и строго ее называет?
Весь мир внезапно ухнул вниз, но тут же вернулся. Ощущение, как после прыжка с вышки: удар воды по ушам, мгновенная потеря координации и – вот уже ты снова на поверхности. Упаси вас Бог от такого выныривания. Светочка очнулась и обнаружила себя стоящей в совершенно чужой огромной, почти пустой комнате с телефонной трубкой в руках. Левое плечо сильно (слишком сильно, даже больно!) сжимали чьи-то чужие грубые руки. В ухо рвался жуткий звенящий голос Виталия.
– Света! Ты можешь говорить? Тебе делали уколы? Света!
– Я слышу тебя, – сказала Светочка вдруг охрипшим голосом.
– Как ты? – Быстрые горячие слезы подступили к ее глазам от невыносимой и непривычной нежности, послышавшейся в его голосе.
– Я...
– Ну, хватит сопли распускать! – рявкнули над ухом, и телефонной трубки уже не было в Светочкиных руках.
Мерзкая рожа, стоящая рядом, расплылась в похабнейшей улыбке, дослушивая предназначавшиеся Светочке слова.
– Ну, все, кореш, выговорился? – хрюкнул в трубку. – Молодец. Ты нас убедил. И девчонка твоя молодец. Нам будет легко договориться. Точняк? – Послушал еще немного, не переставая улыбаться, но заговорил уже гораздо злее: – Ну, ты меня напугал. У меня уже полные штаны от страха... Чего? А вот это не ко мне, дорогой. Мое дело – твою девчонку держать, а говорить ты с другими будешь...
“Спасибо, – подумала Светочка, – спасибо. Девчонка – это я. Неожиданный комплимент. Господи, о чем это я?”
Она сидела с ногами в кресле, не двигаясь, но стараясь как можно больше рассмотреть и запомнить вокруг.
Это пригодится, это все потом пригодится, когда меня будут спрашивать, я все расскажу, что увидела. Первыми она запомнила человека, который ее охранял, и его собаку. Смотреть на них можно было украдкой и очень коротко. Светочка уже убедилась: если задержишь взгляд хоть на нем, хоть на собаке дольше, чем на полминуты, – настораживаются оба. Один раз “кавказец” даже поднял голову и издал что-то вроде предупредительного рыка. Кавказец – это собака. Парень скорее напоминает прибалта. Лицо круглое, кожа очень белая, мелкие веснушки. Волосы светлые, короткие. Очень короткие. Глаза свинячьи. Тупые и злобные. Шея короткая и толстая, плавно переходящая в толстый мерзкий живот. На нем: спортивные штаны темно-синие, с тремя косыми цветными вставками по бокам, белой, зеленой икрасной.
Светочка покосилась на бандита.
Нет, соврала: красной, белой и зеленой. Итальянский флаг, запомнила? Парень в этот момент встает со стула, и мне приходится делать вид, что очень интересуюсь их батареей. Так. Батарея. Грязная и облезлая. Лет сто назад, наверное, была покрашена в бежевый цвет. Под батареей лежит девять рублей. Монета в 5 рублей (“решка”) и четыре – по рублю (три “решки” и один “орел”). Мне не интересно, откуда они здесь взялись. Я просто запоминаю. Во времени не ориентируюсь, потому что мои часы непонятно где, хотя я полностью одета. Кто меня одевал? Как долго я была без сознания? Что сейчас – утро или вечер? Голова тяжеленная, но сна ни в одном глазу. Холодно и... не то чтобы страшно, а просто немножко подташнивает. Если расцепить руки, они тут же начинают противно дрожать. Ноги не держат вообще, но ходить здесь не разрешают. Хорошо, что я не хочу в туалет. Не представляю, как бы я смогла у этих гадов что-нибудь попросить.
Через неопределяемое время охранники меняются. Ни сказав друг другу ни слова. Просто один входит, садится, другой встает и уходит. Собака остается. Собака старая, морда седая, когда рычит, видны желтые клыки. Правое ухо рваное. Обои старые, желтоватые, с вытершейся позолотой. Потолки высокие, скорее всего квартира старого фонда. В голове начинает потихоньку разъясняться, но от этого становится еще хуже. Начинают лезть всякие глупые и страшные мысли и варианты причин похищений. Виталий уже все знает. Это хорошо. Он меня спасет. Скоро. Очень скоро. Это как в кино. Им скорее всего нужны деньги. Сейчас Виталий соберет нужную сумму, отдаст этим гадам и заберет меня домой. Мы больше никогда-никогда не будем ссориться. Он разведется со своей стервой, и мы поженимся. Мы купим дом в Нормандии и будем жить долго и счастливо. Я наплюю на свою фигуру и рожу ему трех прелестных детей. Или четырех. Трех девочек и мальчика. Мы купим большой семейный фургон и яблоневый сад. И наймем старого слугу, который будет нам варить сидр. Кажется, я начинаю хныкать. Собака шевельнула ухом и повернулась ко мне. Собака, я хочу пить. Скажи своему хозяину, что я хочу пить. Господи, только истерики мне сейчас не хватало. Запоминай. Если начнется стрельба, падай на пол и не рыпайся. Это тоже из какого-то фильма. И даже из многих. На память почему-то приходят самые грустные, с трагическим концом. Неужели эти придурки думают, что Виталий, отдав им деньги, оставит их в покое?
Господи, но если они это понимают, самый логичный выход прикончить меня? Выходит, я зря запоминала эти чертовы девять рублей под батареей? Затошнило еще сильнее. Теперь я понимаю, что меня тошнит от страха. Почему так долго? Господи, почему так долго? Странный шуршащий звук. Что это? Это второй охранник открыл пакет с молоком. Ну и плечищи... Собака не двинулась с места. Гарден молоко очень любил. И сыр. Даже рокфор. Я всегда ему из Франции привозила. Сесиль, Сесиль, как ты там, в своем Париже? Ты знаешь, что тут со мной приключилось?