Операция "Берег"
Шрифт:
— Шофер под погрузку уехал. Обещал сюда завернуть, тебя забрать.
— Вот и хорошо. Ничего, сейчас передохнешь, в себя придешь. На пункте питания как раз кашу доваривают, хлеб привезли. Может, и помыться успеешь.
— Спасибо. Я вернусь.
— Куда?
— На фронт, понятно. Немцы такие суки, вот ты даже не знаешь….
— Ой, ты для начала в себя приди, окрепни. А дело-то найдется.
Так и расстались. Пассажирка пошаркала в тепло шумного санпропускника, а Олег рысью поспешил обратно к шпалам — упустишь
Патруль маячил у станции, с ним обошлось, а машина, груженная пахучими бочками, подкатила как по заказу.
— Давайте в кабину, товарищ лейтенант, в кузове совсем позапачкаетесь.
Поехали обратно, по пути шофер рассказывал, как наши брали Инстенбург[2], довольно интересно привирал. Олег слушал, покряхтывал — тыловая часть организма поездки не одобрила, о себе напомнила.
Водитель тормознул у знакомого поворота к санвзводу:
— Бывайте, товарищ лейтенант. Выздоравливайте. Может, еще увидимся. И это, бутылку возьмите. Не для себя ж ездили, что ж я, крохобор какой бессердечный, что ли.
Сержант протягивал немецкую бутылку и еще что-то, завернутое в тряпку.
— Это ты брось. Потребишь за здоровье нашей землячки. А это что еще?
— Девчонка сказала, вы в кузове обронили. Берите, не теряйте, чего уж там, — с некоторой суетливостью сказал водитель, и дал по газам.
Олег с недоумением развернул попахивающую псиной тряпку. Ух ты!
Портсигар был истинно генеральский. Нет, вряд ли золотой, скорее позолоченный, но солидностью форм, гравировкой, ароматным содержимым… прямо генштаб! Почти полный, и сигареты необычные. Солидно.
Лейтенант Терсков поудивлялся, сунул внезапный подарок в карман и поплелся к санвзводному фольварку. Организм требовал скорейшего приземления, желательно на койку.
После ужина показал сувенир Митричу.
— Роскошно, — сказал дед, разглядывая позолоту. — Прямо хоть в кино снимай такую вещицу. Баронская! Еще и чего-то по-немецки выгравировано. Перевел?
— Не. Я и так по-немецки не очень, а тут готическим шрифтом. Да хрен с ней, с надписью. Она зачем мне-то портсигар оставила? Самой же нужно, штуковина с виду богатая, на жратву всегда сменять можно.
— Дурак, что ли? Ты человека в нужный момент выручил, вот и подарила на память. Очень правильное дело.
— Так уж и правильное дело. Сперла же, наверное.
— Порой удивляюсь твоей бронетанковой щепетильности. Это же явный трофей. Может и не прямо в бою взят, как тот парабеллум, но всё едино. Однозначно трофей. Что тут нос воротить?
— Ну… — Олег умолк.
Подумалось, может и в бою взяла. Про пожар-то у поганого хозяина Штульге по-особенному сказала. Бой выходит, конечно, такой… специфический. Ну а какой еще бой у девчонок-невольниц может быть?
Курить шикарные сигареты было жалко. Собственно, Олега курить не очень-то тянуло, так, изредка баловался. Вот перед боем у холмов вроде бы к месту получилось.
Так оно тогда и вышло со случайной поездкой в Шеллен. Вроде правильно. Вот жалелось, что не спросил, сколько же Ольге лет. И адрес можно было дать. Не из романтических чувств, просто хорошо бы было знать, что доехала девчонка, и все у нее хорошо. Ну, насколько там может быть хорошо, когда люди из неволи в разоренный дом возвращаются.
Нет, нужно врага добить. И здесь, в прусском логове, а потом и в Берлине с Гамбургом, и во всякой прочей географии. Полноценно добить, до фундамента. А то непременно опять свое фашистское рыло поднимут и высунут, и будем мы по дорогам беженок и детишек возить.
А теперь городок Шеллен встретил сурово. В смысле, не сам городок, а комендатура.
— Почему опаздываете? А ну, бегом! Вон дом со сбитой башенкой, видишь, лейтенант? Это Особый отдел и есть. Чтоб через две минуты там были.
— Товарищ старший лейтенант, да почему Особый отдел? Нас же в командировку, по военной специальности….
— Разговорчики! Тут кто помощник коменданта: я или ты, как тебя… лейтенант Терсков? Что за препирательства? Куда приказано, туда и направляйтесь. Или автоматчика в конвой дать?
— Чего ж затруднять личный состав. Сами дойдем.
— Вот и бегом марш!
Двинулись к «сбитой башенке», понятно, не бегом, но скорым шагом.
— Я как чуял, — вздохнул Митрич.
— Да что ты чуял?! Мы что, дезертиры или нарушили что? Чего бояться?
— Это, конечно, верно, — пробубнил дед. — Что нам сделать-то могут…
У Олега мелькнуло подозрение, что товарищу Иванову опасаться все же есть чего. Ну, жизнь у человека длинная, всякое в ней могло случиться. С другой стороны, было и было, сейчас Иванов воюет честно, медалью только что награжден.
— Ерунда, Митрич, наверное, уточнение какое или по другому бумажному делу. В любом случае дальше фронта нас не пошлют.
— А я о чем? Были на фронте, так непременно нужно сюда вкруголя катиться, а потом обратно, — дед в сердцах сплюнул.
— Погоди плеваться раньше времени, может и обойдется, — обнадежил Олег.
В Особом тщательно проверили документы, а дальше пошло довольно странно. Собралось здесь уже десятка два рядового и младшего комсостава, присутствовали и командированные офицеры. Всем собравшимся объявили, что будет собеседование, а по результату возможное зачисление в Особую Механизированную группу. Начали вызывать по одному. Ожидающие нервно перешептывались — что такое Особая Механизированная, никто не знал, хотя большая часть бойцов была по специальностям как раз мехводы, башнеры и командиры машин, все с изрядным фронтовым опытом.