Операция "Берег"
Шрифт:
— Да как иначе?! Обижаете, товарищ лейтенант. С цеха вел и испытывал вот этими руками! — танкист растопырил пальцы, показал небольшие мозолистые ладони. — Гарантию даю, с ходовой стопроцентный порядок!
— Верю. Но вместе перепроверим, — намекнул лейтенант Терсков.
— Понятное дело, как иначе.
На первый взгляд экипаж был годный: мехвод Тищенко воевал с 43-го, успел под Курском с немцами подраться, стрелок-радист Хамедов дважды ранен, до танкистов в саперах повоевал, тоже годное дело. Наводчика пока не имелось. Ничего,
А машины с завода получили немного странные: на бортах оказались приварены кронштейны, на корме танка закреплена пачка решеток для навески на машину — вроде как экспериментальная защита, от фаустников должна защищать. Имелись сомнения в целесообразности такого технического решения, но раз инженеры сочли необходимым[6], так и попробуем.
Выгрузились с железнодорожных платформ благополучно, Олег на головной машине повел колонну в Группу.
Против ожиданий майор Лютов дергать танкистов перестал, дал возможность готовиться и разбираться с машиной. Параллельно начались занятия по тактике — капитан из штаба фронта рассказывал-показывал об уличных боях и конкретно о городе Кёнигсберге. Довольно толково рассказывал, по существу, не как на политзанятиях. Только через несколько дней, когда Олег пошел намекать на отсутствие наводчика, попался начальству:
— Так, раз уже непременно наводчик нужен, значит, с остальным разобрались, — зловеще закивал майор Лютов. — Будет наводчик, непременно будет. А сегодня заступишь дежурным по отряду.
— Да у меня ж там еще….
— Разговорчики, Терсков. У других офицеров «там еще» не меньше твоего…
Дежурство против ожидания оказалось относительно спокойным. И новый начальник штаба добавил порядка, да и вообще как-то устаканилось в отряде.
Ночью сидели с Митричем и Тищенко, пили чай.
— Я все равно не пойму — зачем такая Особая группа? — сказал мехвод, бережно окуная в кружку кусочек сахара. — Батальон не батальон, бригада не бригада. Мы же малосильными будем.
— Это ты всё в танке кверху крупом торчишь, ничего не слушаешь, — пояснил Митрич. — Мы не малосильные, мы — мелко-мощные. Ближний резерв. Идет впереди СМЕРШ, охотится на всяких генералов, эсэсманов и прочих гадов, дабы те удрать или застрелиться не успели. Напоролись наши контрразведчики на ощутимое сопротивление, тут нас — вперед! Сшибаем заслон, подъезжаем, ствол орудия в бункер суем — где тут у вас генерал гестапо? Они оттуда: найн! найн! нихт гестапо, адмирал есть! Брать будете? Наши: гут, давай сюда адмирала, и гестаповца живо ищите. И чтоб в парадной форме! Так, товарищ лейтенант?
— Примерно. Конкретные детали нам перед задачей огласят, оно же все секретно, — улыбнулся Олег.
Мехвод покрутил головой:
— Весело. Только там этих адмиральских гестаповцев, наверное, целая уймища. И в разных бункерах засели. Управимся ли?
— Так наша пехота и «катюши» рядом же будут, поддержат. Если что — отойдем, да и хрен с ним, с адмиралом. Дадут пару залпов, накроют, потом СМЕРШ фарша наковыряет — «слабоват данный немец-генерал оказался, не дожил». Жалко, но переживем как-нибудь
— Не, Митрич, так не пойдет. Нас собирают, новую технику дают не для заготовки фарша. Адмиралы-генералы разные бывают, некоторых нужно непременно живьем брать, это очень важно, я так понимаю, — объяснил Олег, доливая чай.
В казарме было тепло, дружно храпели бойцы на койках, и только в какой-то из многочисленных каптерок тихонько играло радио. Что-то нежное транслировало, кажется, «Серенаду солнечной долины»[7].
Дед подтянул на рукаве повязку дежурного-дневального, равнодушно пожал плечами:
— Может, и так. Вот поймают особисты какого фрицевского адмирала, получат ордена. И прикрытию тоже чего-то перепадет, пусть и поменьше. Только я не для того на фронт шел, чтоб всяких гитлеровских колчаков поштучно ловить.
— Мы же не напрашивались. Откомандированы, приказ есть приказ, — напомнил рассудительный Тищенко.
— Боже ж ты мой, я виню кого, что ли? — поморщился Митрич. — Просто криво оно идет.
— Опять про гаданье, что ли? — пробормотал Олег. — Ну что ты его в голове держишь? Суеверие же, честное слово, откровенное отсталое суеверие.
— Может, и так. Я, товарищ лейтенант, и сам человек возрастной, отсталый, мне перевоспитываться поздно, — пробубнил Митрич. — Пойду лучше подмету — у дверей опять натоптано, копыта им лень вытереть, меринам тупым.
Дед пошел к дверям казармы, танкисты смотрели вслед.
— Чего за гадание? — осторожно поинтересовался мехвод.
— Говорю же — суеверие, — вздохнул Олег. — Ладно, сейчас гляну, что там у дверей набезобразили. За телефоном пригляди.
Митрич затирал влажные следы аккуратной немецкой шваброй, которую бойцы успели порядком изгваздать — на задавленную крысу стала похожа.
— Чего обиделся? — спросил Олег. — Я же честно говорю: всякие предсказания и пророчества — они же просто обман сознания. Ты же человек опытный, повидавший, должен сам понимать.
— Ничего я не обиделся. И понимаю, — дед широко шваркнул шваброй. — Только и ты встречно подумай. Вот сидит человек повидавший и верит, а ты не особо знаешь суть случая, а голосуешь заведомым недоверием. Может, смысл какой в моей вере есть, а?
— Может и есть. Я же не в смысле категоричности, просто свою точку зрения сказал. Ну как возможно — заранее знать, как оно случится и человека на судьбу настраивать?
— Мне искренне то сказали. Как виделось. Врать человеку смысла не было. Так чего мне вдруг не верить, а?
— Ладно, я же не знаю детали. Может и так. Раз человек такой хороший сказал, пусть. Но сейчас ты в моем экипаже, и задача у нас общая: Гитлера добить и вернуться домой. Жи-вы-ми! Поскольку есть еще у нас дома дела.
Митрич оперся на швабру и тяжело спросил:
— А я, стало быть, вас в смерть тяну? Не, не угадал, лейтенант. Судьба мне нагадана, вы то тут причем. Не сомневайся, снаряд всегда в стволе будет. Не подведу. Но возвращаться мне некуда.