Операция "Цицерон"
Шрифт:
– Да, конечно, ему нужны деньги,- сказал я.- Он хочет получить ни много ни мало двадцать тысяч фунтов стерлингов!
– Сколько?!
– воскликнули вместе супруги Йенке.- Двадцать тысяч фунтов стерлингов?!
Я утвердительно кивнул головой и хотел уже рассказать им обо всем подробнее, как зазвонил телефон. Прежде чем идти к Йенке, я попросил секретаря сразу же позвонить мне, как только посол придет на службу. Теперь секретарь сообщала, что фон Папен готов принять меня. Йенке и я отправились к послу.
Мы вошли в кабинет фон Папена, расположенный на первом этаже. Это была большая комната, обставленная
– Ну, господа, что с вами случилось?
– Прошлой ночью,- сказал я,- в доме господина Йенке я имел совершенно необыч-1 ный разговор с камердинером посла Великобритании.
– С кем?
– переспросил фон Папен. Я повторил и протянул ему объяснительную записку. Он надел очки и начал читать. Читая, посол изредка поглядывал на меня поверх очков, и тогда на его серьезном лице неожиданно появлялось лукавое выражение.
Прочитав объяснительную записку, он отодвинул eё на самый край письменного стола, как бы отстраняя от себя всякую ответственность за eё содержание. Затем он встал, подошел к окну, открыл его и всё eщё молча стал пристально вглядываться в далекие, подерну-тые голубоватой дымкой горы. Наконец, он повернулся к нам.
– А какие камердинеры служат у нас в посольстве?
Я посмотрел на посла, затем на Йенке. Никто не сказал ни слова.
– Что же нам делать, господин посол?
– наконец, спросил я.
– Не знаю. Во всяком случае, названная сумма слишком велика, чтобы мы были в состоянии сами решить этот вопрос. Составьте телеграмму в Берлин и лично принесите eё мне. Тогда мы eщё поговорим.
Я ушел к себе в кабинет, а Йенке остался с послом. Когда через полчаса я вернулся, господин фон Папен был уже один. В руках у меня был текст телеграммы в Берлин.
– Как вы думаете, что может скрываться за всем этим?
– спросил посол.
– Я опасаюсь, господин посол, как бы это не было ловушкой. Сначала они дадут нам, пожалуй, несколько подлинных документов, а потом начнут провоцировать фальшивками. Но допустим даже, что этот человек не обманщик и тут нет никакой ловушки,- все равно мы можем попасть в неприятную историю, если это дело когда-нибудь выплывет наружу.
– Какое впечатление произвел этот человек лично на вас?
– Не очень хорошее, господин посол, хотя к концу нашей беседы я уже был склонен ему верить. Он показался мне не слишком щепетильным. Его ненависть к англичанам, если только она не напускная, может быть одним из мотивов его действий, помимо очевидного стремления заработать изрядную сумму денег. В общем он не произвел на меня впечатления обычного жулика. Однако все это лишь мои предположения.
– Как вы думаете, что сделали бы англичане, если бы кто-нибудь из наших людей обратился к ним с подобным предложением?
– Я думаю, что они обязательно приняли бы его. В военное время ни одна страна не может позволить себе отклонить такое предложение. В мирное время, вероятно, было бы дипломатичнее сделать благородный жест, сообщив обо всем послу Великобритании, и не вмешиваться в это дело. Но в военное время, господин посол...
Посол взял со стола составленную
– Прочтите мне его eщё раз,- попросил он. Я прочел:
Лично
МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ
Совершенно секретно
Один из служащих английского посольства, выдающий себя за камердинера посла Великобритании, обратился к нам с предложением доставить нам фотопленки подлинных совершенно секретных документов. За первую партию документов, которые будут доставлены 30 октября, он требует двадцать тысяч фунтов стерлингов. За каждую следующую катушку фотопленки нужно будет платить пятнадцать тысяч фунтов стерлингов.
Прошу вашего указания, следует ли принять это предложение. Если да, то требуемая сумма должна быть доставлена сюда специальным курьером не позже 30 октября. Известно, что человек, выдающий себя за камердинера, несколько лет назад служил у первого секретаря нашего посольства. Других сведений о нем не имеем.
П а п е н.
Телеграмма была тотчас же зашифрована и не позже восьми часов вечера 27 октября передана по' радио. Через час она уже лежала на письменном столе Риббентропа.
27 и 28 октября ответа не последовало. К вечеру 28 октября я уже был твердо убежден, что министр иностранных де^1, если только он вообще снизойдет до нас, даст отрицательный ответ. До этого уже не раз случалось, что предложения нашего посла отклонялись лишь на том основании, что исходили от него. Некоторые из них могли бы во многом способствовать осуществлению той цели, за которую боролась наша страна. Вражда между министром иностранных дел Германии и канцлером до-гитлеровской Германии была непреодолимой. А раз уж Риббентроп не взлюбил фн Папена, то от него трудно было ожидать положительного решения вопроса. Учитывая все эти обстоятельства, мы были почти уверены, что Берлин ответит отрицательно.
Ночью 28 октября, в канун большого турецкого национального праздника, вся Анкара была залита огнями. 29 октября я почти забыл об ответе, который всё eщё ожидался из Берлина. В этот день нам было некогда думать о чем-либо, помимо наших текущих дел. Кроме выполнения функций, связанных с турецким национальным праздником, 29 октября мы отмечали и день рождения фон Папена. Для нас все это означало массу дел.
После утреннего приема в посольстве, на котором присутствовали посланники всех стран, не являвшихся нашими противниками, и многочисленные турецкие гости, весь дипломатический корпус должен был отправиться на прием, устроенный президентом Турции в здании Национального собрания. На этом официальном приеме присутствовали как наши друзья, так и враги, хотя тактичные хозяева обычно следили за тем, чтобы представители враждующих стран не встречались в одной приемной. Очевидно, на этот раз что-то помешало им поступить, как обычно. Одетые в дипломатическую форму, при орденах и знаках отличия, все мы во главе с послом прошли вперёд, чтобы каждому в отдельности приветствовать президента Турции.