Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки
Шрифт:
С первым криком петуха Омар поднялся, собрал вещи и спустился по скрипучей лестнице. Издалека послышался стук двухколесной тележки, по возрасту чуть не превосходившей своего хозяина и издававшей жалобные звуки. От нее исходила дикая вонь, потому что обычным грузом в ней были клетки с курами по дороге на базар.
Старик молчал, сидя на своем месте, лишь иногда трогал поводья. Взгляд его был устремлен за горизонт. Так они ехали в течение двух часов на север, иногда по проторенным дорогам, иногда по земле, на которой не видно было следов, чтобы сократить путь, как вскоре понял Омар. Старик ориентировался по солнцу, чей свет едва сочился сквозь мутный воздух, смесь пыли и влаги. Поселения давно исчезли. Местность была безлюдной, мертвыми были даже немногочисленные побеги. И здесь ютятся люди?
Становилось все жарче, ни дуновения ветерка не чувствовалось среди этой духоты. На дне повозки лежал бурдюк из козьей кожи, какие пастухи используют для хранения воды. Время от времени старик делал глоток, всегда только один, но такой большой, что ему приходилось надувать щеки, как лягушке.
Внезапно — они ехали уже около трех часов — Али заговорил, указав на восток, где на горизонте появилась цепь холмов; он сказал, что их путь лежит в ту сторону и половину они уже проехали. Затем вновь воцарилась гробовая тишина, и прошло не менее часа, прежде чем погонщик вновь обрел дар речи. Сощурив глаза, он взглянул через правое плечо на юг, где небо начинало темнеть, и промолвил: «Хамсин», что могло означать «пятьдесят», но одновременно и ветер, который с особой силой бушевал в течение пятидесяти дней после того, как ночь сравняется с днем, но также и в осенние дни, такие, какие стояли теперь.
Омар знал, насколько может быть опасен хамсин для тех, кто не успел укрыться от песчаной бури, и огляделся, но здесь негде было спрятаться. Возвращаться же было бесполезно, главным образом потому, что они бы двигались тогда навстречу ветру. Значит, необходимо было достичь холмов на востоке. Омар крикнул, понукая осла, затем вырвал у Али кнут и стегнул осла по спине, так что тот подпрыгнул и ускорил бег.
Это не понравилось погонщику, он попытался отнять у Омара кнут, продемонстрировав недюжинную силу, и закричал, что осел может встать и дальше его идти тогда не заставишь. Таким образом, дошло до драки, Али выхватил из складки одежды нож и метнулся в сторону Омара, задев его левую руку, так что на рукаве показалась кровь. Омар, испугавшись, что старик убьет его, схватил вещи и спрыгнул с тележки.
Будто только этого и ждал, погонщик развернулся, обогнув Омара по широкой дуге, и поехал в обратном направлении. Издалека еще некоторое время доносились его проклятия.
Омар посмотрел на рану на левом предплечье. Нож проник достаточно глубоко в руку. Чтобы остановить кровь, он разорвал рукав и обернул рану тканью. Затем оглянулся, беспомощно осмотрев местность, и решил двигаться в сторону холмов, где должен был находиться монастырь. Он был рад избавиться от странного старика и не сомневался, что достигнет цели и без его помощи.
Единственное, о чем Омар не подумал, была жажда, которая мучила его все больше и больше. Еще около часа он продолжал видеть Али — беспокойную темную точку в бесконечном просторе пустыни, затем тот исчез, будто испарился. В тот же момент в воздухе началось движение, сначала незаметное, затем охладившее пот на спине, и, наконец, ветер начал поднимать облачка пыли. Омар побежал к скалам, в которых надеялся укрыться и которые лежали перед ним.
Не останавливаясь ни на минуту, Омар спешил на восток. Губы его слипались, на зубах скрипел песок. Глаза начали слезиться, так что пустыня перед ним расплывалась, как отражение в луже. Только не сдаваться, стучало у него в голове, которая все больше тяжелела. В такие моменты Омар начинал сомневаться в себе, сомневаться, действительно ли он достаточно силен, чтобы побороть обстоятельства и справиться, не завез ли его старик в ложном направлении и не ожидают ли Омара его сообщники. Слишком молчаливым показался ему Али, и опасения людей из отеля подтверждались. Но теперь было поздно, дороги назад не было.
Дыхание его стало громким, Омар кричал и ругался в гневе. Это помогло. Во время строительства железной дороги он попадал в худшие ситуации, и мысль об этом прибавила сил. Но их хватило не более чем на пару сотен метров. Омар выплевывал песок изо рта. В груди кололо, беспомощность заставила усомниться, сможет ли он достичь цели.
Серо-черное небо и все сгущавшиеся облака пыли закрывали обзор и скрывали цель; в какой-то момент Омар испугался, поняв, что не знает, в каком направлении идти, — холмы и скалы исчезли. Тучи носились над землей и издавали звук, похожий на кипение воды. Что делать? Омар побежал дальше в том направлении, где, как ему казалось, была его цель. Ветер усилился, срывая с него одежду. Только не теперь, не так близко к цели. Дышать было трудно. Омару казалось, что он вдыхает больше песка, чем воздуха, он кашлял, плевался и пытался втянуть голову в плечи, чтобы уменьшить сопротивление ветра, сверток с вещами он прижимал к груди. Омар чувствовал, как покраснело его лицо под ударами миллионов песчинок. Ребенком, у пирамид Гизы, ему нравилось закрывать глаза и ощущать покалывание песка, несомого ветром: это было похоже на освежающие потоки воды. Теперь же, заблудившись, он впал в отчаяние от мысли, что, обессилев, упадет и будет занесен песком, как миссис Хартфилд. При этом было абсолютно ясно, что цель его где-то рядом.
Песок стал глубоким, как у подножия блуждающих дюн или с той стороны улицы, что обращена от ветра. Но как ни всматривался Омар в темноту в надежде разглядеть подъем почвы, он ничего не видел. В отчаянии и полностью обессилев, он опустился на колени и согнулся, решив, что так будет проще противостоять хамсину. Старый Мусса, сын пустыни, знавший камни и цветы по именам, всегда учил не относиться к пустыне высокомерно. Пустыня, говорил Мусса, как божество, а боги требуют покорности. Омар невольно вспомнил слова своего приемного отца, ему казалось, он слышит этот низкий голос. Ya salaam! он действительно слышал голоса, подпевавшие хамсину. Омар затаил дыхание, решив, что это мираж — невнятное, прерываемое пение доносилось до него.
Омар попытался встать на ноги и идти по направлению к звукам, борясь с ветром. Но откуда они доносились? Он не мог с точностью сказать этого и решил идти направо. Однако уже через пару шагов он засомневался, не ходит ли уже некоторое время по кругу. И в тот момент, когда он собрался было вновь опуститься на землю, буря внезапно приоткрыла завесу темноты, солнечный луч прорвался сквозь туман, как сверкающий меч, и осветил руины, по которым хамсин гонял песок.
Сиди Салим! Чем еще, как не монастырем могли быть эти заброшенные осколки цивилизации?
Видение было близко, но, прежде чем Омар успел сделать шаг в его сторону, оно исчезло. Лишь пение было слышно в темноте. Но теперь, казалось, оно раздавалось с другой стороны. Омар рвался вперед, не опуская глаз. Внезапно он оказался перед воротами, которые никуда не вели. За ними также бушевала песчаная буря.
Справа от руин Омар разглядел стену или, скорее, остатки стены, местами доходившей до колен, местами высотой в несколько метров; странно извиваясь, она уходила вдаль. За ней Омар укрылся от ветра и попытался сориентироваться.
Здесь были и другие арки. Казалось, многие столетия назад люди оставили этот город в пустыне. Поодаль стена поворачивала направо и подходила к строению с дверью и окнами, похожему на другие в этой местности. Омар, прячась за стеной, подполз к нему и вошел: он был окружен стенами, но крыши не было. Все же это была лучшая защита от песка, и Омар решил отдохнуть, забившись в угол.
Омар устал до смерти, чувствовал себя измотанным и побитым, его рука болела. Некоторое время он продремал, пока странное пение не вернуло его к реальности. Отверстие в полу, закрытое решеткой, действовало как рупор. Омар приблизился к нему на четвереньках, но в глубине не сумел ничего разглядеть. До него донеслись крики боли, хор вновь и вновь прерывали звуки, похожие на удары бичом.