Операция "Фауст"
Шрифт:
Она обещала прийти ко мне завтра. И весь этот день я только о том и думал. Работал как одержимый, и все мне удавалось. Даже бумажная писанина приносила радость. Иногда брал страх: а вдруг что-нибудь случится, вдруг я попаду в аварию, вдруг меня вызовут на ночное дежурство... или просто она не придет, и я снова брался за работу с удвоенной энергией, подгоняя время.
—Турецкий, ты занят? Я не заметил, как открылась дверь,— на пороге стояла Ким. Ну вот. Вот сейчас мне надо жестко все поставить на место.
— Мне надо с тобой поговорить, Турецкий.
Я почувствовал
— Нет-нет, ты не думай, что я... — Она испуганно посмотрела на меня, и я увидел, что она очень бледная. Господи, не хватало, чтобы она в меня влюбилась! У меня вылетели из головы все слова, которые приготовился ей сказать. Я подошел к ней и взял за руку. Рука Ким дрожала.
— Послушай, Ким, ты должна понять... Мы же взрослые люди... — «Что за чушь я несу?» Я остановился, не зная, что же еще сказать.
— Нет, Турецкий, послушай меня. — Не называй, пожалуйста, меня «Турецким». У меня есть имя.
— Хорошо Турецкий, то есть Саша.
— Турецкого вызывает Леонид Васильевич, — донеслось из селектора, и я сорвался с места, предательски счастливый от возможности избежать дальнейшего объяснения.
— Извини, Ким, мы поговорим попозже.
— Можно я тебе позвоню, Ту... Саша?
Я даже обрадовался возможности объясниться по телефону.
— Ага позвони, запиши номер.
Лана пришла ко мне ровно в девять часов. Я к этому времени вымыл всю квартиру и притащил из ресторана всякой всячины.
Она вошла, и я забыл об этих приготовлениях. Я вообще перестал соображать, где мы находимся. Она принесла с собой все запахи вчерашней земляничной поляны. Я вспомнил, что должна позвонить Ким, протянул руку и отключил телефон. И мы вновь и вновь погружались в глубину древнего, никому не ведомого до нас ритма сплетенных тел...
Я проснулся от какого-то звука, что-то разбудило ценя. А может быть, это было еще во сне, потому что вокруг была полная тишина, прерываемая шуршащими по мокрому асфальту шинами. Сколько я спал — минут пятнадцать? Двадцать?
— Сколько времени? — шепотом спросила Лана. Я включил свет и поразился — было больше двух часов ночи.
— Я должна идти.
— Должна? Почему? Она засмеялась.
— Не хочу превращать это в кухонный роман. —В кухонный?
— Ну да, с мытьем посуды после утреннего кофе и разгуливанием в шлепанцах по неубранной комнате.
— Я тебя провожу.
Она опять засмеялась.
— Мне до дома десять минут медленным шагом.
Она стала одеваться, и я не слышал, как она ушла, потому что сразу уснул глубоким умиротворенным сном. Во сне я пытался что-то вспомнить, но никак не мог, я спорил с кем-то и чему-то удивлялся, но к утру я напрочь забыл, что совершалось со мной в моих сновидениях.
4
Сильные струи били по лицу, плечам и груди. Приятность утреннего душа возрастала от сознания того, что я могу не спешить. Было семь часов утра, и до начала моего дежурства по Москве оставалось два часа. Наконец я повернул кран. В комнате надрывался телефон.
—
Я чертыхнулся почти вслух.
—Что стряслось, подполковник?
—Выручай, Турецкий! Ты ведь у нас сегодня дежурный по графику? В Октябрьском районе убийство, а ехать некому. Следователь, которого ты должен сменить, все еще возится с другим трупом в Текстильщиках. Так что собирайся, браток...
—Хорошо, уже еду.
— Ехать не надо: уточни мне свой адресок, мои ребятишки за тобой заедут.
Утренняя Москва тонула в холодном тумане дождя. Июньское тепло за одну ночь сменилось почти осенним ненастьем. «Дворники» еле справлялись с потоками воды, заливавшей ветровое стекло. «Осталась лужа у телефона»,— безучастно подумалось. Я уже не принадлежал себе. Я был руководителем следственно-оперативной группы, которой в течение суток 14 июня 1985 года надлежало выезжать на место происшествия умышленных убийств и других особо опасных преступлений, случившихся в эти сутки на территории Большой Москвы. Я смотрел на людей, ехавших со мной в милицейском «рафике» — некоторых из них я видел впервые, с другими не раз встречался в подобных рейдах «по горячим следам»... Это было мое двадцать первое дежурство по городу Москве.
Ленинский проспект. Многоэтажный дом, вдавленный в глубину площади Гагарина. Внизу магазин «Тысяча мелочей».
—...Отец вернулся утром из командировки... Они оба, и отец, и мать — геологи... Глядь, а она мертвая. Соседи прибежали, услышали, как он кричит...
Позвонили в отделение, мы тут недалеко, возле гостиницы «Спутник» дислоцируемся... — успевает мне сообщить капитан из местного отделения милиции, пока мы поднимаемся по лестнице на третий этаж. — Вот, товарищ следователь, триста двадцать вторая квартира, как раз над магазином...
Стандартная московская квартира со стандартным набором не то чешской, не то югославской мебели. В квартире все перевернуто: у дверцы платяного шкафа громоздится куча белья, одежды, шарфов и косынок, пространство вокруг письменного стола усеяно бумагами, тетрадками, ящики выдвинуты и пусты, на журнальном столике рассыпаны фотографии, разодранный фотоальбом валяется тут же, на полу, два чемодана выволочены из-под тахты, их содержимое перерыто, на трюмо — ювелирные шкатулки перевернуты, драгоценности горками лежат рядом... В открытую дверь кухни мне видны бесформенные, почти плоские очертания женского тела, распростертого на полу.
Я ни к чему не прикасаюсь, я просто быстро прохожу по комнатам. Сознание непроизвольно фиксирует фотоальбом и драгоценности. Но это интуитивная фиксация: никогда заранее нельзя сказать, какой факт будет полезен в будущем.
— Ну, что ж, товарищи, — будничным голосом говорю я,— приступим к осмотру.
Судмедэксперт уже наклонился над трупом, взял за запястье безжизненную руку и тут же отпустил ее обратно. Криминалист несколько раз щелкнул фотоаппаратом, зафиксировав общее положение труда, и сделал мне знак: открой лицо. Я встал на одно колено и откинул с лица убитой прядь иссиня-черных волос.