Операция «Феникс»

Прудников Михаил Сидорович

— Да, ты внимателен, ты нежен… Но разве это всё…

— Катя, ты мне нужна! Я без тебя не могу.

Ресницы её вдруг вздрогнули, глаза налились слезами. Она поспешно отвернулась, щёлкнула сумочкой, достала платок.

Рублёв мягко коснулся её руки.

— Что с тобой?

Она по-детски шмыгнула носом и виновато улыбнулась.

— Ничего… Просто слишком счастлива… Никогда не надеялась от тебя этого услышать…

Рублёв взял её руку и, перегнувшись через стол, поднёс к губам.

…Они вернулись из ресторана счастливые, возбуждённые.

Всю дорогу, перебивая друг друга, болтали, строили планы. Договорились, что поженятся, как только Катя разведётся с мужем. Она объявила, что завтра же обо всём расскажет маме.

— Наверно, она очень расстроится? — спросил Сергей.

Катя вздохнула.

— Вероятно. Мама очень консервативна. Она приходит в ужас, когда кто-нибудь из наших знакомых разводится. Она считает, что брак — это навсегда, что если и ошибся, то должен нести, свой крест с достоинством и терпением.

— В чём-то она права.

— Да, но если нет сил? Если ничего, ровным счётом ничего тебя не связывает с. этим человеком? Зачем нести крест? Кому это нужно? Я понимаю, дети… Ради них…

Хотелось спросить Катю, почему её семейная лодка дала течь, но он счёл это неудобным.

— А твой папа? Как он отнесётся к этому известию?

— Видишь ли… — она посмотрела в сторону, — папа у меня не родной… Отчим. Мой отец погиб — он был летчик-испытатель.

— Извини… — пробормотал Сергей.

— Ничего… Он погиб, когда мне было два годика. Я его знаю только по фотографиям. А теперешний папа… Я никогда не чувствовала, что он не родной. Мы с ним друзья…

— Ты ему рассказала обо мне…

— Нет ещё. Но расскажу.

— Он придёт в ужас?

— Нет, уверена, что ты ему понравишься. В тебе есть что-то прочное, настоящее. Потом ты «человек дела», как говорит папа. А такие ему нравятся…

— Послушай… а твой муж… почему…

У него впервые и нечаянно вырвалась эта фраза — «твой муж». Обычно они избегали говорить о нём. Он, конечно, присутствовал в их мире, незримый, как привидение, но на него не хотели оглянуться, боялись, что его тень омрачит их счастье.

— Почему его невзлюбил папа? — Она глубоко затянулась. — Вадим — лентяй… И вообще тёмный человек…

— Вадим?! — переспросил Сергей, и перед его глазами мгновенно всплыло холёное, спокойное лицо Кухонцева.

— Да, а что? — Катя приподнялась на локте и посмотрела прямо ему в глаза.

— Ничего… просто так… Они помолчали…

— Давай условимся, — проговорила она наконец, — никогда о нём не говорить.

Он кивнул.

— Послушай, а как фамилия твоего отца? — спросил он после долгой паузы.

Катя ответила не сразу.

— Вообще-то, — проговорила она наконец, — я никому не говорю… У него закрытая работа. Ты это должен понять. Но тебе ведь всё равно с ним придётся познакомиться… Смеляков… Роман Алексеевич Смеляков. Тебе что-нибудь это говорит?

Рублёв тоже потянулся за сигаретой. Катя, чиркнув зажигалкой, поднесла ему прикурить. При этом Сергей чувствовал на себе пристальный взгляд.

— Кажется, слышал, — пробормотал он, выпуская дым. — Но где — не помню.

Это была первая ложь с его стороны, и он надеялся, что последняя.

* * *

Рублёв зашёл к Максимову домой и рассказал ему всё. Тот посмотрел на него озадаченно.

— Ну и что? Что ты страдаешь? Что ты из пустяков делаешь проблемы. Знаешь, старик, Катя — прекрасная женщина! Кто бы, скажем, не хотел иметь такую?

— Но ведь ты знал, кто она?

— Понятия не имел. Ты меня просто огорошил!

— А твоя жена? Почему она не сказала?

— Уверен, что и она не знала. Но что тебя волнует? Ты что, недоволен?

— Да нет! Но пойми моё положение… Получается, что я впутал в служебные обязанности личные дела. Как-то неудобно! И перед своими, и перед Катей.

Максимов, наморщив лоб, взъерошил волосы.

— Ну, свои поймут. Поговори с шефом. Ведь не специально же ты сделал. А Катя… разве ей обязательно знать, что ты занимался делом, связанным с её отцом?

— Не обязательно, конечно, — покусывая губы, проговорил Рублёв. — Но всё же. Но ведь я к ней серьёзно… Ведь это на всю жизнь… Начинать с неправды… с утайки… А вдруг она узнает? Что подумает?

Гоша пожал плечами.

— Не знаю. Но ведь она интеллигентная женщина. Понимает специфику работы. Нельзя же говорить всё, что связано с нашими делами.

Рублёв сидел в кресле и смотрел, как Гоша расхаживает по комнате. Вернее, смотрел мимо него.

— Нельзя, конечно. Но ведь чем мы занимаемся? Поисками истины. Борьбой со злом, скрытым и потому особенно опасным.

— Ну, это ясно… — Гоша пожал плечами.

— Нет, неясно. Раз мы призваны защищать с тобой высшую правду, то мы во всём и до конца должны быть правдивы. А я ей сейчас должен лгать? Нет, не могу.

— Ну при чём здесь она? — сморщился Максимов.

— Как при чём? Она моя… будущая жена, самый близкий мне человек.

— Ну и прекрасно! — почти выкрикнул Гоша. — И радуйся! Чего тебе надо?

— Мне надо, чтобы я честно смотрел ей в глаза. А я ей сказал неправду.

— Но ведь во имя дела! Большого государственного дела!

— Я понимаю… Так надо. Но, пока я ей не могу сказать правды, мне трудно с ней встречаться.

Максимов пожал плечами.

— Я бы на твоём месте смотрел на это дело проще.

— Извини, проще не могу.

* * *

Перед тем как встретиться с Кухонцевым, Рублёв навёл о нём справки на Петровке. Но сотрудник этого отдела никаких конкретных сведений о Кухонцеве сообщить не мог. Да, задерживался в гостиницах за нарушения общественного порядка. Дважды вызывался на беседы. Давал слово, что покончит с фарцовкой. Просил только не сообщать тестю. Последние полгода в гостиницах Кухонцева не видели. Возможно, действительно покончил со спекуляцией тряпками. Но, вероятнее всего, действует через посредников.