Операция «Гадюка» (сборник)

Булычев Кир

— Егорушка, — заплакала Люська, — Егорушка, за что меня?

— Все будет хорошо, Люська, ничего страшного не случилось.

— Я умру, да?

Дантес оказался перед Егором.

— Сюда! — приказал он. — Скорее.

Он шустро побежал по залу. Толпа любопытных раздалась в стороны.

Егор подхватил легкую Люську на руки и побежал следом за Дантесом. Он успел заметить табличку «Медпункт». Дантес толкнул дверь. Они оказались в небольшой комнате, где за занавеской стояла кушетка, покрытая белой простыней, стол с наваленными на нем бумагами, стеклянный

шкаф с медицинскими приспособлениями. На полу была разложена детская железная дорога, когда-то такая была и у Егора. Человек в белом халате и белой шапочке с красным крестом стоял на коленях и подталкивал последний вагон поезда. Поезд подъезжал к вокзалу, и человек в халате начал гудеть, чтобы предупредить народ в игрушечном домике, что поезд прибыл по назначению.

Люська тихо плакала.

— Ты что здесь разыгрался, Фрейд! — завопил от двери Дантес. — А ну срочно за дело! Покушение!

— Подождет, — сказал человек в халате, не поднимая головы. — Ничего с ней не случится.

— Идиот! — кричал Дантес. — Она — новая избранница императора.

— Не первая и не последняя. У-у-у-у-у! — загудел снова доктор.

— Доктор, пожалуйста, — взмолился Егор. — Ей же плохо!

Доктор наконец-то поднял голову.

Он был маленький, из мятого лица торчала седая бородка, а над ней блестели голубые глаза.

Дантес в бешенстве ударил ногой по вагончику, тот взлетел и развалился.

— Вот этого я вам никогда не прощу, — сказал доктор, отпрыгнув в сторону, — вы изверг!

Егор положил Люську на кушетку.

— Уберите ее! — Доктор метался между остатками железной дороги и кушеткой. — У меня же простыня чистая. Где я другую найду!

— Я тебе сотню принесу, — сказал Дантес.

— А вы молчите! Вы не жилец на свете. Я вас уничтожу!

Дантес не испугался:

— Император срежет вам голову, прежде чем вы меня отравите.

Доктор потянул за край простыни, стараясь вытащить ее из-под Люськи.

— Не надо, — попросила Люська, — больно же!

— Странно, — сказал доктор. Он словно проснулся от звука Люськиного голоса. — Такое обильное кровотечение. Девочка, разденься, я тебя посмотрю.

Люська уже заняла все его внимание.

— Я не могу, — захныкала Люська, — мне больно.

— Ну так помогите ей!

Егор приподнял Люську и стащил с нее пальто. Люська помогала ему. Под пальто было голубое платье, мокрое на боку от крови.

— Больше не надо, — сказала Люська, — лучше я сама.

— Ты не стесняйся, — сказал Егор.

— Я все равно стесняюсь. — Брови Люськи поднялись чуть ли не к волосам. Ей было больно и неловко.

— У вас сестры, что ли, нету? — спросил Егор у доктора.

— Сестра нам не нужна. Мы же все бессмертные, — сообщил доктор. — А вы давно к нам прибыли?

— Сегодня первое января, — напомнил Дантес доктору.

— Ах, боже мой, совсем забыл. Значит, вы свеженькие и ваша кровь еще не успела смениться той влагой, которая течет в наших жилах. Тогда дело серьезнее, чем я предполагал. Твоя кровь требуется его величеству для поддержания себя в форме. Ну что ж, постараемся остановить

кровотечение. Пускай ему будет чем напиться.

— Прекратите глупые шутки, доктор! — рассердился Дантес. — Есть вещи, о которых в приличном обществе не говорят.

— А есть вещи, которые в приличном обществе не делают, — ответил доктор.

Тем временем он задернул занавеску у кушетки и продолжил, уже не видный Егору и Дантесу:

— Терпи, девица, мы тебя еще замуж выдадим. Не мешай мне! Я доктор! Ты когда-нибудь в своей жизни доктора видела?

— Ну ничего, опомнился, — сказал с облегчением Дантес. — А то совсем психованный.

— Оставьте свое мнение при себе, — огрызнулся доктор из-за занавески. — И лучше будет, если вы покинете кабинет. Нечего вам тут делать. Рана у девочки поверхностная, кожу порезало, пустяковые сосудики задело. Будет жить, так и скажите своему кровососу.

— Пошли, пошли. — Дантес потянул Егора к двери.

Егор подчинился.

Они вышли в зал ожидания. Егор ожидал увидеть толпу, но вокруг было пусто — густело народом там, где стоял обеденный стол, словно обед продолжался.

Мрачный велосипедист шагнул к ним. Он отдал Дантесу честь и спросил:

— Его величество интересуется, будет ли жить его избранница?

— Будет жить! — бодро ответил Дантес. — Обязательно будет жить и радовать его величество.

Велосипедист развернулся и тяжело затопал прочь. Дантес задумчиво погладил волнистую прядь волос, падавшую на плечо. Затем сильно дернул себя за волосы, сморщился и криво усмехнулся.

— Порой полезно причинить себе боль, чтобы убедиться в том, что ты еще жив.

— Скажите мне, — взмолился Егор, — только честно. Чего он на самом деле хочет от Люськи?

— Это секрет.

— Я никому не скажу, честное слово.

— Я и без того знаю, что ты никому не скажешь, — согласился Дантес. — Кто тебя будет слушать? И секрет… это секрет Полишинеля. Вряд ли кто-то здесь не знает его.

— Тогда скажите.

— Есть такая оса там, на Земле, я забыл ее название, она парализует свои жертвы, а потом откладывает в них яйца. Получаются живые консервы. Из яиц выводятся осята и начинают пожирать спящую жертву изнутри, пока от нее не останется сухая оболочка. Страшно?

— Я об этом знаю.

— А я, когда услышал об этом впервые, ночь плакал. Современная молодежь бесчувственна.

Дантес замолчал и ждал, что ответит Егор. Егору не хотелось спорить, потому что он думал о Люське — на что намекает этот Дантес?

— Не бледнейте, юноша, не понимайте меня буквально. Наш император верит в то, что его долголетие, бодрость, даже мужские возможности зависят от пищи и любви. Слышите, от пищи и любви. Он жрет изысканные кушанья, и, поверьте мне, нам нелегко их раздобыть здесь, где не растут бананы… Не надо, не задавайте лишних вопросов. Все равно я отвечу только на те из них, на которые хочу ответить. Но главная его забота — соединиться с невинными, непорочными, живыми девушками, которых в наших краях, как вы сами понимаете, не водится. И тут вот такое везение — твоя Люська.