Операция «Хаос»
Шрифт:
— Вы так добры… Да… Не присядьте ли? Он снова поклонился и мягко опустился на стул. Словно вода перелилась.
Я дернул Джинни за рукав, подтолкнул ее к дому.
Зашипел с яростью:
— Чем, черт побери, ты думаешь? Теперь мы не избавимся от этого типа на протяжении часа!
Она стряхнула мою руку с гневным жестом, которого я не помнил со времен нашей последней ссоры.
— Не хотите ли чуть коньяку, синьор Маледикто? сказала она. Джинни улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой: медленно и доверительно. — Я принесу. И, может быть, сигару? У Стива — «Префектос».
Я сидел, пока она суетилась внутри дома. Какое-то мгновение я был слишком разъярен, чтобы выговорить хоть слово.
Заговорил Маледикто:
— Очаровательная девушка, сэр. В высшей степени восхитительное создание.
— Она моя жена, — загремел я. — Мы приехали сюда, чтобы в одиночестве провести наш медовый месяц…
— О, не подозревайте меня, — его довольный смех смешался, казалось, с бормотанием моря.
Он сидел в тени, и я мог разглядеть только неясные, расплывчатые очертания — черное и белое.
— Я все понимаю, и не осмеливаюсь испытывать ваше терпение. Не исключено, что позже, когда вы познакомитесь с моей сестрой, вам доставит удовольствие…
— Я не играю в бридж.
— Бридж? А, верно, вспомнил. Это новая карточная игра, — он изобразил рукой гипнотический знак отрицания. — Нет, сэр, мы ни других, ни себя не должны заставлять делать то, чего они не хотят. Например, мы не можем прийти с визитом туда, где существует некто, желающий, пусть даже и невысказанно, нашего появления. Кроме того… как смог бы человек, поселившийся в таком жилище, как наше, узнать что-либо, кроме того, что у него появились соседи? И теперь я не в силах ответить на вежливое приглашение вашей леди неблагодарным отказом. Нет, сэр, это продлится всего лишь очень немного.
Что ж, как всегда, вежливость смягчает гнев. Маледикто мне по-прежнему не нравился, но теперь я мог анализировать свои мотивы, и моя враждебность по отношению к нему, уменьшилась. Ярость превратилась в какое-то громадное неприятное, этого третьего лишнего. Что-то, исходящее от него, возможно, его духи, заставили меня желать Джинни более, чем когда-либо прежде.
Но ярость вновь вспыхнула, когда принесшая коньяке Джинни начала вертеться вокруг него. Она щебетала слишком громко и слишком много смеялась, и, наконец, принялась настойчиво зазывать его к нам завтра обедать. Я угрюмо прислушивался к их беседе. Он говорил гладко, вкрадчиво, остроумно, но ни разу не ответил прямо на касающиеся лично вопросы. Я сидел и репетировал, что я выскажу, когда он уберется.
Наконец он поднялся:
— Не смею больше задерживать вас. Кроме того, дорога на Форталезу проходит по скалам, а я знаком с ней недостаточно хорошо. Так, чтобы не сбиться с пути, придется идти немедленно.
— О, но это может быть опасно, — Джинни повернулась ко мне. — Ты должен проводить его. Проводи его до дому.
— Не осмелюсь позволить себе доставить вам подобное затруднение, — возразил Маледикто.
— Это минимум того, что мы можем для вас сделать. Я настаиваю, Амарис. Это не займет у тебя много времени, Стив.
Ты говорил, что тебе хочется пробежаться в лунном свете, и, глянь — луна почти поднялась.
— О'кей, o'кей! — гавкнул я так нелюбезно, как только возможно.
Действительно, на обратном пути я смогу превратиться в волка и несколько сбить свою злость. Если же я попытаюсь с нею спорить сейчас, выскажу все, что чувствую, наша вторая часть ночи будет… Это будет не ссора, а Армагеддон.
— Пойдемте.
Он поцеловал ей руку. Она попрощалась таким нежным, таким дрожащим голосом, словно влюбленная первый раз школьница.
У него был фонарик. Он бросал маленькую прыгающую лужицу света, выхватывая из сгущающейся перед нами темноты то камни, то кучно растущие побеги полыни. Лунное зарево над восточным кряжем разгоралось все ярче. Я почувствовал, как зазвенели мои нервы. Какое-то время мы наискось поднимались по склону. Тишину нарушало лишь поскрипывание наших туфель.
— Вы не побеспокоились взять с собой светильник, сэр, сказал наконец Маледикто.
Я хмыкнул. С какой стати говорить ему о колдовском зрении. Я так же ничего не сказал ему о том, что я волк-оборотень, которому, чтобы переменить обличие, не нужно иметь фонарик.
— Итак, вам придется взять мой, — продолжал он, — в противном случае путь может оказаться чреватым опасностями.
Это-то я знал. Обычный человек был бы как слепой на этой тропе — даже при ярком лунном свете. Тропа почти стерлась, разглядеть ее было трудно, и все вокруг сделалось искривленным и заполненным тенями. Если человек потеряет голову, он будет плутать, сбившись с пути, до самого рассвета. Или, скорее всего, свалится в пропасть и разобьет череп.
— Я зайду за вами завтра вечером, — Маледикто удовлетворенно вздохнул. — Ах, сэр, ваше прибытие сюда — это такое редкое счастье. Новобрачные так же переполнены любовью, а Сибелита томилась, пылая, столь же долго, как и Амарис.
— Ваша сестра? — спросил я.
— Да. Не хотите ли, если вас не затруднит, встретиться с нею этой ночной порой?
— Нет.
Снова воцарилась тишина. Мы спустились, в окруженное утесом ущелье. Там было темно, как в желудке. Я уже не видел ничего, кроме тусклого отблеска воды, и вверху, лунного сияния. В свете холодных и очень далеких звезд, я рассмотрел утесы, что возвышаются надо мной. Утесы походили на клыки. Казалось, что мы с Маледикто — последние, оставшиеся в живых.
Он остановился. Свет фонарика — как отрезало.
— Доброй ночи, синьор Матучек, — крикнул он. Его смех звенел, и в нем звучали одновременно зло и красота.
— Что? — сбитый с толку, я заморгал, всматриваясь в мрак. Тьма сомкнулась вокруг меня. — Что вы имеете в виду, черт побери?? Мы еще не дошли до замка!
— Нет. Отправляйтесь туда, если вы того хотите… и если сможете.
Я услышал, как он отправился по тропинке обратно.
Камешки под его ногами уже не хрустели. Шаги были мягкие, быстрые, словно прыжки зверя. Он направлялся обратно к нашему дому.