Операция «Ходики»
Шрифт:
— Понятно.
— Ну, идите.
Курбанов неуверенно подошел к вольеру.
— Дик!
Рычит Дик. Шерсть дыбом.
— Ну, не сердись, Дик, — говорит Курбанов твердо, как я учил, но не зло, как раньше.
Дик уловил перемену в его голосе. Перестал рычать, а сам настороже.
Курсант открыл дверцу, и тут случилось неожиданное. Он не стал заходить в вольер, а сел на порожке. Обхватил голову руками. Глазам своим не верю: плачет!
Дик подбегает к нему, лижет. Честное слово.
Курбанов вначале его плечом отталкивал, а потом вдруг обнял.
С тех пор любовь у них такая началась, что Курбанов три года проходил в сверхсрочниках.
Веста
Письма из Душанбе приходили часто. Здесь жили мои родители, и каждое их слово я знал наперед.
Однако в тот раз я ничего не понял. Мать просила не торопиться с женитьбой.
«Конечно, — писала она, — это хорошо, что у тебя есть невеста, но вначале отслужи срок».
Потом шли вопросы: давно ли мы знакомы, чем она занимается, кто родители?
Меня даже пот прошиб.
Перевернул страничку:
«Спасибо, сынок, за откровенность. Но ведь ты даже имя ее не сообщил».
Тут, наконец, я догадался, в чем дело. В прошлом письме домой я сделал приписку, что служба идет нормально, и Веста ко мне относится хорошо.
Веста — это кличка овчарки.
Вот как я написал:
«Ко мне Веста относится хорошо, и я тоже крепко ее полюбил».
А мама знала мою слабость не дописывать слова. Да еще трудно различить, где у меня большая буква, а где маленькая.
Эта история развеселила заставу. А тут еще часовой на вышке ефрейтор Хатамов увидел, что мы возвращаемся с границы, и позвонил дежурному:
— Товарищ сержант, жених с невестой идут!
— Ладно, Хатамов, — пообещал я. — Когда-нибудь рассчитаемся.
С тех пор прошло много времени. Вдруг он говорит:
— Когда же ты со мной рассчитаешься?
— О чем ты? — не сразу сообразил я.
Он напомнил. Я усмехнулся и ничего не ответил. Обида давно прошла. Да и какие могут быть счеты между друзьями?
А Хатамов решил по-своему. Повар пересолил кашу. Хатамов отставил миску в сторону и недоверчиво покосился в мою сторону.
В другой раз старшина отчитал его за плохо начищенные сапоги и поставил меня в пример.
Хатамов обиделся.
— Сводишь счеты? — сказал он мне.
Приехали шефы из театра Лахути, а он в наряде.
— Ты подстроил!
Перестала писать девушка. И тут, оказывается, я виноват.
— Совсем ты свихнулся, Хатамов, — с сожалением произнес я.
Несколько дней не разговаривали. Потом он извинился: пришло долгожданное письмецо.
Я в это время занимался с Вестой. Она принесла апорт и села возле меня.
— Можно погладить? — спросил Хатамов.
Я взял у Весты апорт.
— Попробуй.
Он не стал рисковать и вдруг огорошил меня вопросом:
— А когда ты со мной рассчитаешься?
Тут уж и я не выдержал:
— Сегодня!
Вначале мне и в самом деле захотелось его проучить. А что, если облить водой ночью и спросить, почему простыня мокрая? Но я тут же устыдился своей выдумки. Да и зачем что-то придумывать? Он и так наказал себя, постоянно ожидая расплату.
Вечером мы узнали, что вместе пойдем в наряд.
Дежурный разбудил в два часа ночи. Приказ был ясен. Двигаться вдоль вспаханной полосы на левый фланг. В районе пограничного столба замаскироваться и нести службу в «секрете».
Было темно и пасмурно. Я спустил Весту с поводка, уверенный, что она не свернет с дозорной тропы. Веста хорошо знала службу, чутко реагировала на шорохи.
Время от времени я включал следовой фонарь. Яркий луч света выхватывал разрыхленную бороной землю.
Теперь мы шли в окружении камышовых зарослей. Где-то, совсем рядом, шумела река.
Неожиданно Веста застыла, подзывая меня к себе. Я различил заячьи следы. Они были совсем свежими.
— Хорошо, Веста, — шепнул я, продолжая путь.
За излучиной камыши отступили. В это время тучи раздвинулись, и луна высветила пограничный столб. До него было рукой подать. Я даже различил Государственный Герб Советского Союза.
Вокруг было безлюдно и тихо. Я решил залечь с Вестой в камышах, а Хатамову приказал выдвинуться вперед.
Ефрейтор сделал шаг в сторону пограничного столба. Веста зарычала.
— Фу! — тихо сказал я.
Хатамов не обернулся. Веста вдруг бросилась на него, сшибла с ног. Он упал лицом в землю.
Я не знал, что и подумать.
— Ко мне, Веста!
Она не повиновалась. Одним прыжком я оказался рядом, схватил за ошейник.
Хатамов медленно поднялся. Губы у него дрожали:
— Нашел время рассчитаться.
Он отряхнулся и пошел дальше.
Веста громко залаяла. Она никогда не подавала голос без команды.
— Фу! — зашептал я, чувствуя, как все тело у нее напряглось.
Считанные метры отделяли Хатамова от пограничного столба.
Веста бесновалась.
— Стой, Хатамов! — приказал я.
Он медленно повернулся:
— Если ты ее отпустишь — пристрелю!
— Хатамов, назад!
— Что? — удивленно переспросил он.
— Назад!
Признаться, я еще толком не знал, почему настаиваю на этом.
Он неохотно подошел ко мне. Веста сразу успокоилась.