Операция «Хрустальное зеркало»
Шрифт:
Вечером того же дня Альберт оказался перед большим зданием уездного Управления государственной безопасности в городе Р. Вечерний воздух был прохладным, сгущались сумерки. Здание стояло на отшибе, в узком тихом переулке. Редкие прохожие, которым случалось проходить здесь, пробирались по улочке крадучись, словно на цыпочках. Со смешанным чувством страха и любопытства они поглядывали на окна, забранные плотной решеткой, на палисадник, где среди тополей виднелась полосатая красно-белая будка.
В пропахшей табачным дымом канцелярии дремала,
– Доложите начальнику, что из Варшавы прибыл майор В., из Управления госбезопасности, – тихо проговорил он, протягивая свое удостоверение.
Она тотчас же возвратилась.
– Можете пройти к начальнику.
Его приветствовал мужчина лет сорока. Очень высокий, сутулый, с запавшей грудной клеткой и непомерно длинными руками. Его щеки горели нездоровым румянцем, губы были сухими, кожа – словно выцветшая папиросная бумага. Массивная, выдающаяся вперед челюсть придавала ему вид благодушного добряка, голос шел откуда-то из глубины, как у чревовещателя. «Жила, – мысленно охарактеризовал его Альберт. – Сухая, дубленая жила. Ремень».
Начальник уездного Управления безопасности Яруга был в форме капитана Войска Польского. Из-под расстегнутого мундира выглядывала помятая, не первой свежести зеленая рубашка. Громадный письменный стол был завален грудой каких-то бумаг и книг, к которым он относился с явной враждебностью, время от времени отодвигая их, чтобы освободить место для своих длинных рук, заканчивавшихся увесистыми кулаками, покрытыми рыжей растительностью.
Возле стола сидел Крыхняк, тоже в мундире, с погонами поручика. Воинский ремень сползал с его бочкообразного живота, толстая шея выпирала из тесного воротника.
– Я знаю вас, майор, – забасил Яруга. – Мне прислали телефонограмму об этом. Уже трое суток вы живете на вилле у Рачинской. Навестили учителя Рамуза, потом куда-то пропали на целый день. Впрочем, какое мне до этого дело? Вы прибыли сюда по какому-то специальному заданию? Хорошо. Но все-таки могли бы, кажется, заглянуть ко мне чуть пораньше.
– Не было необходимости, – пожал плечами Альберт. Он подал Крыхняку руку. Хотел добавить: «Мы уже знакомы, не правда ли», но сдержался.
Яруга стукнул кулаком по столу.
– Вы нам не доверяете, понимаю. Эх, вы…
– Я прибыл сюда по делу о дезертирах.
– Их уже нет в живых, – расхохотался Крыхняк. – Они подались в банду, и Рокита приказал расстрелять их. Я сам осматривал трупы. Стоило ради этого приезжать!
– Да ведь он не за этим приехал. Я не верю майору, у него что-то свое на уме. – Яруга усмехнулся мягко, понимающе. – Закуривайте, – предложил он.
Яруга курил, сильно и глубоко затягиваясь. В легких у него хрипело.
– Вас губит преувеличенное недоверие, – проговорил он с притворным сожалением.
– Не понимаю, – пожал плечами Альберт.
– Прибыл в наш район еще один офицер из управления, – рассказывал Яруга. – Инкогнито. Не договорился с нами. Я не знаю, что он здесь искал. С кем-то установил контакт, его опознали, а он, наверное, пронюхал что-то важное, потому что сегодня в полдень его шлепнули. Прямо на улице. Около канцелярии старосты. Как его звали? – Он принялся шарить в своих бумагах и, наконец, с триумфом извлек какую-то измятую записку. – Поручик Миколай Л. Вы его знали?
– Знал.
– Вот именно. Совсем молодой парень. Жаль его. Мы отправили тело в Варшаву. Он одинокий?
– Кажется, нет. Точно не знаю.
– Вот именно, – ворчал Яруга. – Не явился к нам, как свой к своему. Мы бы его остерегли, дали бы охрану, оказали бы помощь – все, что необходимо. По-хозяйски, это же наш район.
– Он действительно не был у вас? Ни с кем не беседовал? – усомнился Альберт.
– Боже мой, майор! Я ведь уже говорил вам: ни с кем! – загремел Яруга.
– Ни с единым человеком. В том-то и дело! – подтвердил Крыхняк. – Никто из нас его в глаза не видел. Только когда шлепнули его… Остальное – тайна, покрытая мраком, как говаривал наш старый школьный учитель.
– Я тоже был учителем, – похвастался Яруга.
– Географии… – захохотал Крыхняк.
Яруга пригрозил ему своим волосатым кулаком.
– Ах ты, скотина!…
Альберт поглядывал на Крыхняка. Его лицо казалось одеревенело. Альберт снова ощутил холодок в кончиках пальцев. «Ах ты, скотина!» – повторил он мысленно слова Яруги.
– Убили его, – проговорил Альберт. Он заново осознал в полной мере факт гибели Миколая. Если тогда, в первый раз, его охватил страх, то теперь – только ярость.
– Одни говорят, будто стреляла какая-то женщина, другие – что выстрелил мужчина, мчавшийся на мотоцикле. Разумеется, задержать никого не удалось. Он пал на поле боя, – с наигранным пафосом проговорил Крыхняк.
– У нас длинные руки. – Яруга вытянул на столе свои внушительные пятерни, рассматривая их с явным одобрением. – Женщина?… В игру входит только одна женщина. Любовница Перкуна. Она любила его, а теперь мстит. Такие бабы способны свихнуться от любви. Трагическая любовь делает их жестокими. Если прежде ей становилось дурно при виде капли крови, то теперь она может быть хладнокровнее самого палача.
– Красивая, великолепная женщина, – вздохнул Крыхняк.
– Ведь ты же никогда ее не видел, – заметил Яруга.
– Я говорю с чужих слов. В отрядах Рокиты ходят легенды о богатстве, которое оставил ей Перкун. Рассказывают, что он буквально осыпал ее золотом, драгоценностями. А ведь у него была жена и двое детей.
– Высокая, с орлиным профилем, лицо бледное, покрыто золотистыми веснушками, – продекламировал Альберт.
Крыхняк зевнул.
– Описание ее примет мы позавчера направили к вам. Однако я утверждаю: ее уже нет в Польше. Удрала. Убийство вашего поручика не ее рук дело.