Операция 'Карантин'
Шрифт:
Здесь он умылся, а носатый араб с видимым отвращением кое-как вычистил его одежду — на стирку и глаженье времени до посадки в самолет не было, хотя соответствующая служба в аэропорту имелась. Но следующий прямой рейс на Москву был почти через сутки, и Никита махнул рукой на свой внешний вид. Вонь уменьшилась, однако все равно ощущалась. Но от предложения араба освежить одежду хвойным дезодорантом Никита наотрез отказался. Эффект получался убийственным. От сочетания запахов хвои и хлева пассажиров могло начать мутить и без воздушных ям.
К счастью, пассажиров в самолете было немного, а в салоне второго класса и
Никита хотел было извиниться за свой внешний вид, но, наткнувшись на заученно приветливый взгляд стюардессы, понял, что ей абсолютно все равно, чистил ли ее пассажир прямо перед посадкой в самолет унитазы в общественном туалете или же попросту не мылся со дня своего рождения, соблюдая религиозный обет. Поэтому он не стал плести небылицы в свое оправдание и согласился взять одеяло.
Пронаблюдав в иллюминатор, как лайнер разгоняется по взлетной полосе и ложится на курс, оставляя слева по борту бесконечное море огней ночного Каира, Полынов накрылся одеялом и смежил веки. Теперь уже по-настоящему, без всякого притворства, хотелось спать. Прощай, Африка, быть может, навсегда.
Все три часа полетного времени Никита проспал сном младенца. Разбудила его все та же неизменно заботливая стюардесса, указывая пальчиком на мигающие на стене надписи, регламентирующие поведение пассажиров перед посадкой. Никита послушно вернул спинку кресла в вертикальное положение, отдал стюардессе одеяло, пристегнул ремни безопасности. И от нечего делать вперился в белесую предрассветную муть сплошной облачности за иллюминатором. В душе имелось два страстных желания. Первое — содрать с себя одежду, залезть под душ и долго с наслаждением мыться. Второе было более прозаическим — страшно хотелось зевать. За неимением возможности немедленно осуществить первое желание, Никита во всю осуществлял второе. Тем более что оно хорошо снимало боль в ушах, возникающую от перепада давления при снижении самолета.
Приземлились в потемках, но пока самолет выруливал на стоянку, рассвело. В приподнятом настроении — и куда только зевота подевалась? — Полынов сбежал по трапу на бетонные плиты Шереметьево и зашагал к зданию аэропорта. Утренняя прохлада бодрила, а предвкушение, что не пройдет и часа, как он смоет с себя пыль и грязь Африки, настраивало на радужный лад.
Российский таможенник не отличался воспитанностью и вышколенностью немецких стюардесс. При виде пассажира в мятых, грязных шортах и такой же по свежести рубашке глаза его вылезли из орбит, а нос брезгливо сморщился.
— Откуда ты такой взялся? — недоуменно рыкнул он.
А вот этого Полынов не любил. Органически не переносил чванства и высокомерия.
— Из Африки, однако, господин хороший, — состроил он лучезарно-дебильную улыбку. — С международного симпозиума по вопросам разведения и выпаса племенных козлищ. Никак не слыхали, что ли?
— Оно и чувствуется… — Таможенник помахал у себя перед лицом раскрытым паспортом Полынова. — Где багаж?
— Однако с собой нетути, — изображая из себя крестьянскую простоту, развел руками Никита. — Мой багаж токмо по дипломатическим каналам идет.
— Проваливай! — Таможенник раздраженно швырнул паспорт на стойку. — Козлопас…
— Премного благодарен, — расшаркался Полынов. — Нижайше кланяюсь… Как погляжу, добрейшей вы души человек!
Таможенник не нашел слов, и Полынов побыстрее ретировался. «Ну уж на последующих пассажирах он душу-то свою «добрейшую» отведет», — на ходу подумал Никита.
На площади у здания аэропорта Полынов остановился. Похоже, своей спешкой сам себе создал трудности. Слишком быстро добрался в Москву из Центральной Африки — вряд ли Дерезницкий ждет его так рано. А это значит, что встречающих не будет и надо добираться самому. С его же внешним видом плюс «экзотическим» запахом проблема из трудноразрешимых. Впрочем, за доллары московские таксисты куда хочешь, хоть обратно в Центральную Африку доставят. Знай, только валюту отстегивай.
Так оно и оказалось. Не успел Никита оглядеться, как возле него затормозил потрепанный оранжевый «жигуленок». Передняя дверца распахнулась, и молодой чернявый водитель радушно предложил:
— Садись, подвезу!
Лицо у парня было простоватым, добродушным. Именно с таким лицом частным извозом и заниматься — у клиентов больше доверия вызывает.
Полынов на всякий случай оглянулся — нет ли встречающих, однако площадь перед аэропортом была пустынна. Пассажиры с каирского рейса еще получали багаж, а других рейсов в столь раннее время, похоже, не было. Никита снова перевел взгляд на «жигули» — оранжевый цвет машины ярко воскрешал в памяти «лендровер» вице-консула Ненарокова, — поморщился, но, махнув на плохую примету рукой, сел на переднее сиденье и захлопнул дверцу.
— Алексей, — представился парень, трогая машину с места.
Полынов равнодушно кивнул. Вступать в пустые дорожные разговоры он был не намерен. А говорить, куда ехать, пока не стал — дорога на Москву здесь одна. Где-нибудь в центре придется убивать время до семи утра и лишь только затем можно будет позвонить по телефону.
Парень покосился на него, промолчал и увеличил скорость. За окном замелькали голубые от утренней дымки стволы берез и синие сосны. В столь ранний час шоссе было пустынным, и создавалось впечатление, будто едут они где-то далеко-далеко от столицы среди бескрайних лесов, и только асфальт дороги напоминает о цивилизации.
Не доезжая до Петербургского шоссе, шофер внезапно сбросил скорость и свернул на неширокую, петляющую по лесу дорогу. Полынов подобрался и в упор уставился на водителя.
— Это куда же ты, Леша, меня, молоденькую и неопытную, везешь? — криво усмехаясь, процедил он.
— А на дачу к Дерезницкому, Никита Артемович! — ответил парень.
Он глянул на Полынова, и они дружно расхохотались. Действительно, где-то здесь, на берегу Клязьмы, у Дерезницкого была дача.
— Конспиратор! — отсмеявшись, покачал головой Никита. — Не мог сразу представиться? Наиграешься еще в шпионы, надоест…