Операция «Караван»
Шрифт:
— По бокам-то смотри, стрелок! — подсказал я ему. — А то зажмут, как сусликов в норке.
— Ты бы ходу лучше дал, капитан… — отозвался Алекс. — Я тоже разорваться не могу.
— Постарайся, потому что я сомневаюсь в маневренности корабля на больших скоростях.
— Понял.
Но от рассредоточения огня по флангам обстановка лучше не стала. Скорее напротив. На три стороны ультразвуковым пушкам откровенно не хватало скорострельности. Фланги все равно сжимались, а пробитый по курсу коридор сузился к укоротился. Это представляло куда более серьезную опасность, чем мне показалось сначала. Стало ясно, что одними ультразвуковыми пушками
— Готовь торпеды к бою! — приказал я. — Ультразвуком держи фланги, а путь надо расчищать чем-то поэффективнее.
— А хватит торпед? — усомнился Алекс. — Их четырнадцать штук осталось. Но есть еще гарпунная пушка. Тех боеприпасов без меры.
— Пробуй! — приказал я. — Но тоже экономно, а то зажмут. Мы именно так предыдущий батиплан потеряли.
Развитие ситуации мне, говоря честно, не нравилось. Все действительно очень сильно напоминало последний выход «Кочи» в океан. Тогда мы все едва не погибли. Впрочем, от тогдашней команды все равно ничего не осталось. Гибель корабля отбросила мои мечты далеко от их воплощения. И мне любой ценой хотелось избежать повторения этого.
Главное, не пороть горячку, не метаться из стороны в сторону, делая бессмысленные ходы. А я был к этому склонен в сложных и нервных ситуациях, знал за собой такой грешок.
Но когда Алекс открыл огонь гарпунами, стало ясно, что до катастрофы далеко. Реактивные гарпуны тоже прокладывали перед собой газовый тоннель, что позволяло им развивать весьма недурную скорость. Но главное — они взрывались при приближении к цели, вызывая цепную детонацию биотехов в округе. Мощность боевого заряда наших снарядов была невелика, но большего и не требовалось. Достаточно было поразить одну из живых торпед, как она, подорвав запас накопленного нитрожира, убивала сородичей, неосторожно оказавшихся на опасном расстоянии. И такая волна вторичных детонаций могла распространяться довольно далеко вглубь вражеского фронта. Нам это сильно экономило боеприпасы.
Но одной из главных особенностей биотехов был ум, причем ум куда более развитый, чем у животных. Да, его трудно было сравнить с человеческим, но не потому, что мозг искусственных тварей был слабее, чем у людей, а от того, что он работал кардинально иначе. Наши мозги могут эффективно выполнять очень широкий спектр задач, от логических заключений, до обработки сложных эмоций. А мозг биотеха, не менее совершенный по вычислительной мощи, выполнял только необходимые обсчеты и алгоритмы. Зато делал он это с такой скоростью и точностью, что человеку можно и не мечтать с ними соревноваться.
Бесстрастные убийцы, живущие в глубине, легко решали тактические и стратегические задачи, характерные для подводного боя, безошибочно вычисляли траектории целей, а так же коммуницировали между собой для принятия коллективных решений и для согласования действий. Но главное, они легко обучались всему, что им было нужно.
Патрульные торпеды жили не долго, ведь их главной функцией было самоубийство — подрыв цели заключенным в теле зарядом. Они детонировали по поводу и без повода, хотя определенная логика в их поведении, безусловно, была. Для них было лучше взорваться попусту, чем пропустить цель. Но я давно заметил, что не все особи вели себя по этому алгоритму.
В особых случаях одна торпеда из стаи начинала неожиданно уходить
Но в этот день мы изменили тактику настолько быстро и неожиданно, даже для самих себя, что твари не успели согласовать свои действия и выработать систему эффективного противодействия. Когда мы применили ультразвуковые орудия, биотехи поняли, что вторичных детонаций не будет, и начали напирать. Но стоило Алексу пустить несколько разрывных гарпунов, в рядах противника возникла сумятица.
Торпеды не могли сразу броситься врассыпную, они мешали друг другу. Между ними оказалась слишком маленькая дистанция, а потому они подрывали друг друга, не желая того. Причем масштаб их массовой гибели на этот раз оказался более чем внушительным. Фактически, они сами расчистили нам широкий проход. На экране радара изумрудные искорки взрывов и концентрические кольца ударных волн заполыхали, как фейерверки на день основания города.
Целых три километра мы проскочили, не боясь быть атакованными, а дальше дно начало понижаться гораздо круче. Я сдвинул ручку управления вперед и начал уводить батиплан в спасительную для нас океанскую бездну. Миновав отметку в четыреста метров, я увидел, как оставшиеся и подоспевшие на помощь твари принялись перегруппировываться для новой атаки. Но это уже точно был не их день мы уходили, нанеся противнику весомый урон и приобретя весьма ценный опыт.
Но если для «Сирен» и «Стрелок» глубина в триста метров была предельной, то для глубинных автономных торпед вроде ГАТ-120 — самое то. Они выращивались специально для прикрытия этого эшелона. «Гадины», как мы их про себя называли, несли в себе куда более мощный заряд, чем их легкие патрульные собратья, а потому приближаться к ним даже на километр было уже опасно. Сто двадцать килограммов нитрожира, равного по мощности взрывотехническому нитроглицерину — это не шутка. Особенно в плотной водной среде. Даже при наличие хорошей брони, как у нас.
Поэтому, когда мы ушли ниже четырехсот метров, надеяться на ультразвуковые пушки было уже глупо. Ну, с полутора километров, допустим, «гадина» нас не достанет, чтобы нанести какие-то повреждения корпусу. Броня «Шпика» показалась мне серьезнее, чем у «Кочи». Но если не хватит скорострельности, или если я ошибусь с маневрированием, тут будет, как говорят, и сказочке конец. И нам, вместе со сказочкой. Ну, нельзя вести бой на пределе дистанции поражения. А если подпустить «гадину» ближе, то при взрыве корпус батиплана может не выдержать.
— Алекс, мы оторвались от скоростных патрульных. Ищи «гадин», но не вздумай их бить ультразвуком. Экономненько, но гарпунами.
— Понял. Вон, две уже мчатся с обоих флангов.
— Вижу. Сколько по паспорту дальнобойность гарпунных орудий?
— До четырех километров, — отрапортовал Урман.
— Отлично, работайте. Только прошу, как можно прицельнее. Что-то беспокоит меня обстановка с количеством боеприпасов на борту.
На самом деле это не просто меня беспокоило, а беспокоило очень и очень. Я прекрасно понимал логику Альбиноса. Действительно, размер исходного прототипа был не очень велик, и место надо было экономить при проектировании корабля. Но не за счет же снижения числа реактивных торпед до пятнадцати штук!