Операция «Круиз»
Шрифт:
Все, кроме мужчины, курящего у окна, восприняли ее слова как приглашение к празднику. Стасик оказался в центре внимания. Он лихо открывал бутылки. Самая молодая из пришедших женщин подошла к курящему у окна с двумя фужерами. Он молча взял один. Девушка была явно балетная. Ее хрупкая фигурка в белом облегающем платье казалась невесомой. Голова с русыми волосами, затянутыми на затылке в пучок, была чуть задрана вверх. Крупные мочки ушей украшали бриллианты.
– Граф, вы уже устали смотреть на меня? – пропела Татьяна, перехватив его заинтересованный взгляд.
Павел, ничего не говоря, подошел к ней и легко прикоснулся своим фужером к ее.
– Я благодарен вам за
– А в жизни?
– Еще прекрасней!
– Наконец-то хоть один человек увидел во мне женщину, а не деятеля российской культуры, – после этих слов она вдруг легко взобралась на стул и, возвышаясь над всеми, высоко подняла свой бокал. – Предлагаю выпить за меня – молодую, прекрасную и неповторимую!
Все закричали: «Ура!» Кроме Павла и парочки у окна. Потом начались восторженные тосты. Шампанское в фужерах не заканчивалось. Павел наблюдал за своей «телевизионной мечтой» и не мог решить, когда она ему нравилась больше. Тогда, пятнадцать лет назад – юная и трепетная на экране обшарпанного кинотеатра в Прокопьевске, или сейчас, уверенная, властная, с роскошным телом и все еще молодым лицом? В любом случае его мужское самолюбие довольно колыхалось на волнах шампанского. Единственное, что не давало ему окончательно расслабиться, так это присутствие курящего у окна мужчины. Павел не выдержал и попросил Стасика показать, где находится туалет. Тот чуть не подпрыгнул от восторга и устремился в коридор. Павел плотно прикрыл за собой дверь и как бы невзначай спросил:
– Кто этот мрачный человек у окна?
– А, не обращайте внимания. Это Илья Маркелов. Он раньше был у Татьяны чем-то вроде мужа. Потом она его прогнала и везде говорила, что он импошка и ничего не может. Хотя, я думаю, что врала. Он быстро разбогател и даже дал ей деньги на спектакль. Теперь вот специально приходит с молодыми любовницами. Вроде как дразнит.
– И она не изменила своего мнения?
– Ой, граф, не смешите меня. Какое у актрисы может быть мнение? Она бы сегодня и рада ему на шею броситься, да он не такой дурак, чтобы подставлять. Видели бриллианты в ушах этой девицы? А танцует всего-навсего в кордебалете. Одним словом – копытный цех. Маркелов очень круто стоит. Весь наш театр со всеми актрисами купить может.
Дальнейшая информация о незнакомце Павла не интересовала, и он поспешил вернуться в гримуборную. Там гуляли вовсю. На свободном гримерном столике появились бутылки «Смирновской», бутерброды с черной икрой и дольками лимона. Татьяна сидела на стуле, закинув на колено обнаженную почти до бедра ногу. Пожилой мужчина, которою звали Даня, с восточным акцентом рассказывал очередной солдатский анекдот, густо приправленный матом. Увидев Павла, Татьяна задиристо спросила:
– Господин Нессельроде, а как вы насчет водки? Стасик, налей-ка ему в фужер, поглядим, что получится.
Стасик услужливо выполнил ее приказание и поднес выпивку Павлу. Тот спокойно отвел его руку и с достоинством ответил:
– Простите, Таня, шампанское с водкой не мешаю.
– Ну и черт с тобой, а я пью… – обиделась она. Одним глотком осушила свой бокал и зажмурилась. Потом причмокнула, нетрезвым взглядом пристально оглядела присутствующих и агрессивно заявила:
– Все! Закончили! Буду одеваться! Нас, кажется, Маркелов приглашал ужинать в «Санта-Фе»? Как насчет бутылочки «Текилы»?
Маркелов подошел к ней и впервые за весь вечер заговорил:
– На меня не рассчитывайте. Рано утром улетаю в Афины.
Татьяна бросила на него презрительный взгляд и, не сдержавшись, грязно выругалась, после чего с насмешкой добавила:
– Решил
Маркелов никак не отреагировал на ее оскорбление. Поставил фужер на столик, взяв свою балетную пассию за руку, ответил:
– Лечу подписывать крупный контракт. И заодно присмотрю себе землю для строительства виллы. А у Ксаны завтра спектакль. Ей, между прочим, доверили Жизель танцевать.
Татьяна криво усмехнулась: «С твоими деньгами ей и Спартака скоро предложат».
Маркелов обнял девушку и, кивнув всем головой, вышел с ней из гримуборной. Судя по лицу Татьяны, настроение у нее испортилось окончательно. Она потребовала еще шампанского, после чего объявила, что спектакль закончился. Гости безропотно стали прощаться. Павел сел на диван, давая понять, что не собирается следовать за ними. Когда в гримуборной, кроме Стасика, никого не осталось, Татьяна встала, подошла к Павлу и с удивлением спросила:
– У тебя что, серьезные намерения?
– Вполне, – ответил он.
– Тогда иди, заводи машину. Я быстро. Мазаться не буду. И так хороша. Стасик, проводи его. А то запутается в наших катакомбах.
В сопровождении Стасика Павел с удовольствием вышел через служебный вход на пустынную, слабо освещенную улицу. Глубоко вдохнул ночной морозный воздух. На темный асфальт падали первые мелкие снежинки. Начиналась настоящая зима. Стасик стоял рядом, ежился, но не уходил, желая, очевидно, напомнить о своей готовности продолжить отношения. Павел сделал знак рукой, и к нему подъехала желтая «волга»-такси. Стасик удивился:
– А где же ваш шестисотый «мерседес», граф?
– У меня его никогда не было. Я в Москве купил «БМВ-520», но ее тут же угнали. С тех пор пользуюсь такси. Очень удобно и недорого. Заказываю на целый день и никаких проблем.
Из дверей театра в песцовом жакете вышла Татьяна. Неуверенно сделала несколько шагов и остановилась в растерянности. Но заметила Стасика и подошла к машине:
– Котик, ты чего раздетый, эдак яйца хрусталем зазвенят. Иди, прибери в гримуборной.
Павел открыл дверцу машины, и Татьяна бухнулась на заднее сиденье. Он сел рядом. Таксист по привычному маршруту повез графа с его дамой домой. Ехали молча. В темноте салона, освещаемого редкими бликами рекламы, Татьяна прижалась к Павлу и положила ему голову на плечо. По ее спокойному и жаркому дыханию можно было предположить, что она заснула. Вдруг, миновав Трубную площадь, машина завихляла, и шофер остановился, прижавшись к бордюру на Рождественском бульваре.
– Колесо полетело! – в сердцах сообщил он и вылез из машины. Возможно, это разбудило Татьяну. Не поднимая головы с плеча Павла, она принялась ласкать рукой его лицо. Он от неожиданности замер. Ее пальцы нежно кружили вокруг его губ, потом, скользнув по шее, распахнули пальто и полезли под рубашку. Тело Павла покрылось мурашками. Он не мог произнести ни одного слова. Не потому, что смущался, а из-за нахлынувшего восторга желания. Рядом с Татьяной он ощущал себя тем семнадцатилетним юношей, который замирал от мучительного, еще непонятного томления, когда во весь экран показывали ее лицо с полуоткрытыми губами и завораживающе искренними глазами. Весь светский лоск, мужское превосходство и иронично-снисходительное отношение к женщинам покинули его, стоило только руке Татьяны прикоснуться к нему. А рука упорно следовала дальше. Вот уже цепкими пальцами впилась в его грудь и резко рванула вниз, так что посыпались оторванные пуговицы. И прежде, чем Павел успел ее поцеловать, Татьяна уже залезла в брюки. То, что она там обнаружила, заставило ее удивленно ойкнуть: