Операция «Ледышка»
Шрифт:
Перед последним рывком студиозус приложил ладони к вискам ледяной статуи, прислушался, улавливая импульсы жизненных сил, и молча покачал головой на невысказанный вопрос девушки [26] .
Та пожала плечами: «Тебе лучше знать».
«Ну помрет. Ну и что?» — прочитал язык телодвижений Агафон.
— Да как ты можешь так говорить! — возмутился он.
Мари растерянно заморгала:
— Я думала, тебя это приободрит…
— Если бы ты хоть когда-нибудь вообще думала… — раздраженно прорычал
26
«Ему не лучше?» — был ее вопрос в понимании Агафона. Вопрос же, так и не слетевший с языка прачки, был: «А разве снимать перчатки не обязательно?»
27
«…то никогда не связалась бы со мной».
Верная Мари, глотая обиду вперемешку с непрошенными слезами, вприпрыжку бросилась за ними, чтобы удерживать и страховать — несмотря ни на что.
Перед тем, как повернуть в последний раз, Агафон остановился перевести дух — и тут его внимание привлекло подозрительно веселое столпотворение в устье улицы, впадающей в площадь.
— Интересно, что там такое? — помимо воли отвлеченный от невеселых мыслей, вытянул он шею.
Проходивший мимо пьяненький мужичок заулыбался, подумав, что спрашивают его.
— Люди эльгардского герцога, который приехал, задаром эль разливают! — радостно сообщил он. — Всем желающим! Не мешкайте, такое раз в десять лет бывает!
— Нам надо спешить, — сурово отрезала прачка.
Мужичок зашелся смехом, словно услышал что-то необычайно забавное:
— Ух, суровая у тебя мамзелька, парень! Как у меня прямо! Но ты не слушай ее, как и я — бери батьку и дуй туда! Такого эля вы еще не пробовали, чтоб мне облысеть!
— Нам не до эля! — сердито притопнула Мари, но Агафон — то ли из духа противоречия, то ли чувствуя, что перед встречей с педсоставом Школы его храбрости определенно требуется дозаправка, бросил веревку и вприпрыжку побежал к оживленно гомонящей толпе.
Вернулся он минут через десять, дыша эльгардским элем и сверкая заплывающим глазом.
— Х-халявщики… Пусть с-спасибо говорят, что мне некогда! — чуть заплетающимся языком пробормотал студент, ни слова больше не говоря, впрягся в покинутую упряжь и потянул таз в тихий переулок.
Как и любой горожанин, Агафон проходил мимо дома мэра десятки раз, утром и вечером, зимой и летом, трезвым и в подпитии, и поэтому сейчас, чтобы найти одно отличие, ему даже не пришлось задумываться.
У парадного подъезда на часах стояли двое солдат.
В иностранных мундирах и с пиками.
— Кабуча… — чародей тоскливо выдохнул сивушными парами и остановился за углом вне видимости часовых.
Разогнавшийся по утоптанной дороге таз едва не сбил его с ног, врезав сзади по икрам твердым краем.
— Что там? — еще не видя причины, забеспокоилась из арьергарда прачка.
— Герцог. Эльгардский. Приехал. К мэру, — отрывисто, будто полагая, что каждое слово способно объяснить всю безнадежность положения, но каждый раз передумывая, выговорил студиозус.
— И что? Пусть приехал, нам-то что? — недоуменно свела брови девушка, выглянула из-за угла… и настаивать на ответе не стала.
— Вот-вот… — покривился студент.
— Думаешь, они нас не пустят? — растерянно заморгала она.
— Думаю, что нет. Но если я попрошу их позвать кого-нибудь из профессоров, то есть, не буду прорываться внутрь… — пожал плечами Агафон и, ничтоже сумняшеся, бросил веревку и зашагал к крыльцу.
Вернулся он очень быстро, яростно бормоча ругательства и размахивая руками.
— Это я — прощелыга?! Это я — пьянчужка?! Индюки надутые! Гуси лапчатые! Петухи расфуфыренные! Мордовороты тупоголовые! Да если бы не мой кодекс чести мага, оба бы уже были жабами! Улитками! Гусеницами! Я бы им показал «вали отсюда, пока второй глаз не погасили»! Я бы им языки узлами завязал — на их же пиках! Я бы их ду…
— Они на тебя смотрят. И, наверное, слышат всё, — прошептала девушка, украдкой выглядывая из-за угла.
Мельников осекся на полуслове, бросил через плечо настороженный взгляд на мордоворотов, пока не ставших гусеницами, и нырнул в укрытие.
Пять этажей дома мэра сияли на пустынный переулок, омывая прижавшихся к стенке студента, прачку и монументальную фигуру ректора теплым праздничным светом, и поэтому вся гамма невыраженных чувств прочиталась на опухшей физиономии Агафона как по открытой книге.
— Ты только не волнуйся и не переживай, — робко прикоснулась к рукаву его полушубка Мари. — Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Ты же такой сообразительный!
Студиозус нахмурился, с минуту беззвучно пошевелил губами, то ли проговаривая про себя то, что не успел высказать вслух про часовых, герцога и весь Эльгард вообще, позволяющий своему правителю под Новый год шарахаться по Белому Свету вместо того, чтобы сидеть дома и пить свой эль под елкой, то ли составляя план действий, и наконец, решительно изрек:
— Наступило время магии, Маш.
— Опять?.. — не удержавшись, пискнула девушка.
Студиозус одарил ее мрачным взором и, не удостоив ответом, стал выравнивать ногой площадку в снегу.
— То есть… я хотела сказать… — чувствуя себя виноватой, поторопилась исправиться Мари, — что разве волшебникам не запрещено использовать магию против неволшебников?
— Против — запрещено, — впервые за вечер глаза чародея сверкнули озорными искорками. — А для пользы — можно.
— И какую ты им хочешь принести пользу? — отчего-то совсем не убежденная, не отставала прачка.
— Очень простую.
Агафон стянул перчатки и надел одну на ледяную руку, зажатую в кулаке Уллокрафта, вторую, не найдя ей оригинального применения, бросил в таз. Сняв полушубок, набросил его на плечи Мари, продел шарф сквозь ажурную решетку окна над их головами, и энергично потер мигом замерзшие ладони.
— Сонное заклинание, — гордо анонсировал он. — Они ж наверняка весь день тащились по холоду, устали как собаки, перед тем, как встать тут, толком не поели, и наверняка хотят спать. А я выполню их желание.