Операция «Немецкий лис»
Шрифт:
Именно поэтому я прибыл окольными путями, инкогнито и не в форме, а вот в таком вот маскараде – Глобачёв указал руками на свой вид и поклонился.
– Гореев!
Открылась дверь, Гореев отошёл в сторону, пропуская в кабинет разведчика. Давин, уже умывшийся, вошёл и встал как оловянный солдатик – Капитан Давин по Вашему приказанию прибыл!
– Вольно. Проходите, капитан – Давин присел за стол. С прямой спиной, короткие усы чуть вперёд – приготовился слушать задачу. Но никто с постановкой задач не спешил. Четверо, находящихся в кабинете, внимательно стали его рассматривать. Каждый по-разному. Гражданский осматривал пристально, будто искал что-то. Лицо,
– Как баба на выданье – Давин вздохнул. Достал часы, посмотрел. Перевёл взгляд на своё начальство. Военные чины смотрели на него по-другому. Будто он в карты миллион выиграл или женился удачно. Наконец, «гляделки» закончились. Гражданский чин переглянулся с военными. Чуть поклонился.
– Ну что ж, господа – Литвинов встал из-за стола – моя работа на этом закончена. Внутриполитические сыскные дела это не наша прерогатива. От разведки 1-й армии будет капитан Давин, донесения от заграничной агентуры – подполковник Петров, армейское руководство – начштаба. В детали операции будут посвящены только присутствующие здесь. Литвинов, довольный, что удалось избежать «политических дел», откланялся.
Илья Зурабович Одишелидзе, начштаба Первой армии, сначала было открыл рот, но потом нахмурился и начал набивать трубку. Отношения армии и Охранки были, мягко говоря, натянутыми. Но все понимали – невозможно защищать границы родины, когда её грызут изнутри. Закурил трубки, придвинулся ближе к столу, приглашая всех к предметному разговору.
Из кабинета они вышли только в обед. Головы болели у всех. Ещё бы, готовится преступление века. Смена политического строя в стране! Это в царской-то России, где монархия правила сотни лет! Картина получалась интересная. В России создаётся партия. Небольшая, но хорошо организованная. Партия финансируется германским штабом. Есть своя типография, газеты, оружие и возможности всей немецкой разведки. Руководители партии находятся пока за рубежом. Их имена неизвестны. Задача армейской разведки – выявить руководство партии и уничтожить. Желательно за рубежом.
После секретного совещания генерал-лейтенант Одишелидзе поехал с генерал-майором Глобачёвым по армейским складам, якобы с проверкой, чтобы подкрепить легенду жандарма. Жандарм оказался в шпионских делах калачом тёртым. На фронт прибыл незаметно, во внутренние дела государства ввел быстро, все тайные контакты и явки оставил и, не пообедав, укатил, будто и не было.
В армейской столовой, в уголке сидели капитан Давин в мятой заношенной гимнастёрке, подполковник Петров с папочками и подполковник Гореев, наглаженный, как гусар перед балом. Три пюре с котлетами «По-киевски» стояли не тронутые. Давин хлебал модное нынче какао, на передовой такого не встретишь. Подполковники баловались чайком. Все трое крепко о чём-то думали.
Они были русские люди. Православные. Воспитанные за царя и отечество. Пусть даже царь уйдёт, но родина остаётся. И родину нужно защищать. Как от внешних врагов, так и от внутренних.
Приказ был ясен. В стране назревала революция и её уже не остановить. Но внутри этой революции появлялась гидра, германская гидра, которая может повлиять на ход войны. И нанести России удар, от которого она уже не сможет оправиться. Приказ – уничтожить гидру.
Допили чаи, посмотрели друг на друга – возможно, в последний раз. Встали, пожали руки, помолчали. И разошлись. С этого дня капитан Андрей Давин для армии существовать перестал.
Скромный чемодан, комплект белья, наган, пачка денег «на обустройство» и книга «Четыре странника». Давин осмотрел свои вещи, сложил и отправился на вокзал в сторону Петрограда.
Глава вторая.
После трёх лет в Сибири Европа казалась раем. И к этому раю Николай привык. А как не привыкнуть за семнадцать-то лет. Ровные дорожки, парки, библиотеки. Тёплые уютные вечера и пиво по пятницам. А самое главное – жизнь. Жизнь! После того, как его брата повесили в 1887 году, Николай решил никогда не переходить черту. Манифесты? Да. Лозунги? Да. Газеты, листовки, всё, что угодно. Но никаких реальных дел, никаких покушений, свержений, войн. Только диалог, только переговоры. Только жизнь. И жизнь не в Сибири. А здесь.
Момент повешения брата на виселице прикипел к мировоззрению Николая на всю жизнь. С тех пор он на всё смотрел через петлю верёвки. По ночам он просыпался от кошмаров, в которых толстая плетёная верёвка стягивала его шею, а проволока – руки за спиной. Надя подолгу его успокаивала, давала капель, шептала что-то. Он пил горячий чай с сахаром и читал местные газеты, стараясь отвлечься от кошмара. А под утро ложился спать.
В свои сорок семь лет Николай был практически лысым, слегка сгорбленным, тихим мужчиной. Со стороны он был похож на типичного европейского профессора или преподавателя в школе. Он любил много времени проводить в библиотеке. Спокойное тихое место, где можно поработать. Иногда он смотрел на обложку своей рукописи «Империализм: высшая стадия капитализма» и улыбался. Пусть денег за работу дают не много, но это признание. Это успех, плоды которого можно будет пожинать до конца жизни. Приглашения, лекции, чтения. В цивилизованной Европе! Он улыбался, делал лёгкую разминку и продолжал творить. Так было много лет. До сегодняшнего вечера.
Николай шёл по вечернему Цюриху, по Шпигельгассе. Под руку его держала Надежда. Зима в этом году была по-европейски тёплой. Минус три, без ветра. Они оба шли в пальто и без шляп.
– Как поработал сегодня?
– Заканчиваю. Черновик отправил редактору. Скоро будут настоящие деньги, – он улыбнулся жене – И мы снимем квартиру и покинем навсегда эту паршивую комнату.
Надя прижалась к нему – Может в кафешку? Попьём настоящий кофе – она улыбнулась.
– После, дорогая. Придут деньги от редакции, я тебя и в кафе, и в ресторан поведу. И на озеро съездим.
Подошли к своему двору. Несмотря на прохладу, во дворе стояла вонь от колбасной фабрики. Вытерли ноги о коврик, вошли в дом. Николай стал снимать пальто с жены. В прихожей на комоде лежала газета. Надя взяла её – Коля! На первой странице крупными буквами – «В России революция! Власть захватила Временное правительство! Что будет с царём?»
– Хорошо, что мы в Европе. В Санкт-Петербурге сейчас очень страшно и холодно, – Николай снял пальто, обувь. Надел тёплые тапочки, сунул большие пальцы в подмышки – чайку-с?
Надя кивнула. Она переживала за Россию, но была рада, что они переехали. И тогда, когда началась мировая война, и сейчас, когда началась революция. Здесь, в Швейцарии, переживать все эти перипетии было гораздо спокойнее. Мама писала из России про стрельбу на улицах, про проблемы с продовольствием, про аресты и расстрелы. Кошмар и ужас. Лучше здесь, в тихой Европе, с газетой и чаем. Ничего, пересидим, переживём.
Надела тапочки, прошла на кухню. Посреди комнаты совершенно растерянный стоял Николай с пустыми чашками в руках. А у стола сидел человек в чёрном плаще и военных сапогах. На столе немецкая фуражка со странной эмблемой.