Операция прикрытия
Шрифт:
НЕИЗВЕСТНЫЙ: Не надо прибедняться, господин Волос. У вас был выбор. И вы его сделали.
ВОЛОС (зло и горячо): Хорошенький выбор вы мне предоставили — между петлей и предательством! Кому хочется умирать, особенно если тебе всего тридцать четыре и ты еще ничего не видел в жизни. Я не был коммунистом, у меня не было убеждений, за которые стоило сложить свою голову.
НЕИЗВЕСТНЫЙ (успокаивая): Разве я упрекаю вас? Наоборот, дорогой Дмитрий, я благодарен вам за тот давний выбор, вы неплохо помогли нам в Харькове. И мы вам тоже помогли. Разве не так?
ВОЛОС: И все-таки что вас интересует?
НЕИЗВЕСТНЫЙ (почти благодушно): Зачем же… э-э-э… сразу брать быка за вымя, господин Волос. Достаточно, что мы возобновили наше знакомство. О делах потом. Сейчас, как говорят русские, давайте смажем наше новое знакомство.
ВОЛОС (угрюмо): Правильно говорят — спрыснем. Но я еще ничего не решил. Есть и другие цивилизованные варианты. И потом, господин Фоглер, я не москаль, я — украинец. Это две большие разницы.
Уже обозначившийся НЕИЗВЕСТНЫЙ: Надеюсь, они не такие значительные, чтобы помешали нам выпить? Слышен звон стаканов, тяжелое дыхание двух человек. Потом Волос сдавленно сказал:
— Как вы меня нашли?
Его собеседник коротко засмеялся.
— Мир не без добрых людей, так, кажется, говорят, когда не хотят открывать правду? Нам эти добрые люди очень хорошо помогли.
— Брать их надо! — веско сказал начальник милиции Ширяев. Был он молод, но, несмотря на молодость, уже носил на синей гимнастерке майорские погоны. Плечи у него были широкие, ладони — как маленькие подносы, уверенностью веяло от его грубоватого, с резкими крупными чертами лица. — Ты только посмотри, где эти гниды окопались! Я давно говорил, что этих странничков надо брать за кадык. Там, где тайны разные, обязательно дерьмо какое-нибудь всплывает. — Он подумал немного и улыбнулся толстыми губами, открывая крупные белые зубы. — За таких тайменей нам с тобой, Николаич, точно по очередной звездочке обломится. Может, даже еще наградят.
— Погоди, — озабоченно сказал Бабуш. — Мы же о них ничего еще не знаем. Зачем этот немец приехал, где Волос прячется, кто его поддерживает, какие варианты Волос еще имел в виду? Слышишь, как он независимо разговаривал? Он же ссученный, подполье в Харькове закладывал, да и после Харькова немало чего натворил. Я его дело поднимал, он же не просто пособник, на нем крови достаточно, грехов у него как блох на весеннем волке. Но ведь независимо держится. Боится, а не очень-то поддается этому немцу. Значит, есть ему на что надеяться.
А уйдут? — засомневался Ширяев. — Тогда наоборот — меняй, Николай, две больших на восемь маленьких. Я, конечно, специалист не ахти, из армии пришел, в уголовном розыске два года кантовался, до сих пор по ой работе скучаю. Но выдвинули! Ошибочка будет — обратно задвинут. Брать их надо, Саня! Сейчас мужиков подниму, потихонечку дом оцепим и обоих тепленькими слепим, прямо на простынках. Но тут машина зашипела вновь.
— Работать будете только со мной, — сказал Фоглер. — Вы ко мне привыкли, я к вам привык. У вас есть надежный человек?
— Есть, — неохотно сказал Волос. — Вы этого человека знаете. Васена, он во вспомогательной полиции служил, вы должны его по лагерю помнить.
— Это большой такой, — задумчиво спросил Фоглер. — Винтовка в его руках игрушечной казалась?
— Он самый, — подтвердил Волос. —
— Он подойдет, — сказал Фоглер. — Ваш Васена в лапы русской госбезопасности попасть не захочет, за ним много разного, да. Помню. Пусть Васена будет нашим связником. Свердловск знаете?
— Бывал несколько раз, — не сразу отозвался Волос.
— Вот и хорошо, — не задавая уточняющих вопросов, подытожил собеседник. — Московский тракт образует угол с Верхне-Исетским бульваром, знаете? Там старая трехэтажка с колоннами, с левой стороны в подвале мастерская. Ваш Васена найдет меня там. Спросит Виктора Гавриловича, скажет, что сдавал в ремонт паяльную лампу.
— Но вы мне так и не сказали, что вас интересует, — неохотно сказал Волос. — Или вы нашли меня, чтобы мы могли поиграть в шпионов? Учтите, в нашей стране за это дают вышку. Указ в «Правде» от тринадцатого января читали? Спохватилось правительство, решило опять применить смертную казнь к изменникам родины, шпионам и подрывникам-диверсантам. Так что теперь без разницы, чем мы с вами заниматься будем — тайны на «Уралмаше» выведывать или поезда под откос пускать.
Не волнуйтесь, Волос, — успокоил Фоглер. — Пускать поезда под откос не потребуется, сейчас не война. У русских появились новые самолеты, по форме напоминающие диск. На Западе обеспокоены этим. По нашим сведениям, эти самолеты базируются на уральских аэродромах. От вас требуется одно — установить местонахождение этих аэродромов. Я думаю, что с помощью ваших странников это будет несложно. Потом я вам хорошо заплачу, и мы расстанемся. Если пожелаете, я переправлю вас в Западную Германию. Не захотите жить в Германии, так что же — перед вами весь мир, Волос.
Вот оно как! Бабуш почувствовал, что у него холодеют щеки. А мысли, напротив, окончательно спутались. Если эти самые диски являются советской военной техникой, дирижаблями секретными или вообще какими-то ракетами, то зачем же заставляли устанавливать их возможные маршруты? Может, знали про Фоглера? Или по крайней мере догадывались? Вот и решили таким хитрым образом ущучить шпионов. Он ничего не понимал, но уроки, полученные в школе МГБ, помогли ему принять правильное решение.
— Не будем мы их брать, — сказал Бабуш. — Видишь, какое дело? Явка обозначилась. Значит, дело куда серьезнее, чем мы с тобой думали. Техника их наша интересует.
Ширяев протестующе мотнул головой, потом неожиданно согласился.
— Хозяин — барин, — сказал он. — Тебе, Николаич, виднее. Только будь моя воля, эти гниды уже сегодня у меня в камере парились бы и состязались, кто на кого быстрее настучит.
Сов. секретно
Начальникам крайоблуправлений НКВД СССР
По списку
ОРИЕНТИРОВКА
НКВД СССР разыскивается изменник Родины, военный преступник ВОЛОС ДМИТРИЙ МАТВЕЕВИЧ, 11 апреля 1908 года рождения, уроженец д. Колобовка Сталинградской области, украинец, беспартийный, происхождение — из крестьян, образование б классов, судим дважды — в 1936 году по ст. 169 ч. 2 к 4 годам лишения свободы и в 1940 году по ст. 16, 59 «3» УК РСФСР к 10 годам лишения свободы.