Операция «Призрак»
Шрифт:
– Надежно.
– А крыша? Они обычно через крышу…
– Сам укреплял бетоном.
– Тогда да, тогда – надежно.
– Яр, – продолжил Фридрих, – я не знаю, сколько дней мы проведем в пути, доберемся ли до цели живыми и получим ли антивирус. Но у меня в команде есть свободное место, так что – присоединяйся!
Яр улыбнулся от уха до уха. Ощущение незащищенности схлынуло, теперь он в команде!
– Спасибо за доверие!
– Рано благодарить. И доверие тебе еще придется заслужить.
– Ты убил его? – спросил Снег, дождавшись, пока Фридрих закончит диалог с Яром.
– Демона? Нет. Пусть живет с этим.
Разговор
Снег, наиболее заметный в темноте, зашуршал сваленными в кучу вещами, затарахтел динамо-машиной, и помещение озарил тусклый свет. Луч скользнул по котлу с похлебкой, стоящему в середине комнаты, по нарам, загруженным рюкзаками, ненадолго остановился на искаженном страданием лице Березки.
– Все, – резюмировал Фридрих, – выдыхаем и ждем, когда наладится погода. Наш путь лежит в дальний гарнизон, где мы дождемся морозов и выдвинемся в Готланд. А сейчас давайте поедим. Разводите костер, разогреем ужин.
Снег думал, пережидать придется сутки или двое, но дождь не прекращался уже третий день. Мутанты, осаждавшие строение, бросили это гиблое дело, лишь изредка они ломились в дверь или топали наверху, пытаясь прорваться через крышу.
На третьи сутки глаза настолько привыкли к темноте, что Снег различал белесую плесень и темные потеки на стенах, паутину под потолком с каплями влаги. Сырость пробирала до костей, грелись тренировками, учили неуклюжего, но терпеливого Яра премудростям рукопашного и ножевого боя. Дверь открывали единожды, чтобы забрать таз с водой, потому что, несмотря на повышенную влажность, доступа к воде не было и всех мучила жажда.
На скрип петель со всех сторон кинулись мутанты. Водой, ее было литров десять, наполовину наполнили котел, засыпали его пшеницей с грибами и развели костер. Остатками умылись. За три дня все так провоняли дымом, что во рту стояла смолянистая горечь и казалось, что мутанты не станут их жрать – побрезгуют.
Но самое скверное – Березке становилось все хуже. Поначалу он жаловался на боль при движении. На второй день грудь болела постоянно, и в области ребер появилось красное пятно размером с ладонь. На третий день он уже не вставал и не ныл, дышал часто, шумно, жаловался, что воздуха не хватает.
Учитель качал головой и не отвечал на вопросы, но видно было, что он так переживает, что аж почернел. Вечером Березка потерял сознание.
– У него заражение крови? – поинтересовался Яр.
Учитель, сидящий рядом с больным, покачал головой, помолчал с минуту и наконец решил сказать, что с Березкой:
– У него перелом ребер. Скорее всего, осколок кости пробил легкое. Или у него ушиб внутренних органов, такой сильный, что произошло кровоизлияние и часть легкого или печени отмерла. – Учитель вскинул руки, бессильно уронил их себе на бедра. – Нужна операция. Здесь ее провести невозможно. Но даже если бы у меня были условия, очень маленький шанс, что Березка выживет. Не хочу вас расстраивать, но такова правда.
Когда он встал и заходил вперед-назад по помещению, его место занял Снег, приложил ладонь к горячему лбу Березки. Под пальцами бился пульс – сердце то неслось галопом, то пропускало удары. Придвинув миску с водой, Снег выжал компресс, наложил его на лоб Березки и сжал зубы.
Снег мысленно оплакал Демона, как если бы он умер. Теперь вот Березка… Что ж ты так, брат? Борись, не сдавайся!
Первые два дня Яр развлекал всех рассказами о жизни чистых, Снег слушал с интересом и ужасался. Это ж надо: пожилые люди, которые больше не приносили пользу анклаву, добровольно шли на смерть. Больных и ослабленных детей тоже убивали. Конечно, захочешь сбежать из такого ужаса. Но Яр говорил о своем прошлом с ностальгией. А еще складывалось впечатление, будто он сделал что-то ужасное и теперь об этом молчит.
Снег все не решался спросить, а потом стало не до того, потому что в убежище появилась незримая, но вполне осязаемая смерть. Снегу думалось, что если кто-то будет сидеть на краю постели больного, смерть отступит.
Беркут тоже разговорился о своем анклаве, у них там все было наоборот: жила малая часть населения, остальная – выживала, и чтобы пробиться наверх, надо быть не талантливым и полезным, а подлым, хищным, беспринципным. Потом произошла разгерметизация, и на небольшую часть выживших стали охотиться обитатели других бункеров. Беркут остался последним выжившим своего анклава.
Дослушав его, Снег сел на край Березкиной постели – отпугивать смерть.
Но бессонная ночь, принесенная в жертву, не помогла: Березке сделалось совсем паршиво, он горел, бредил, не приходя в сознание. Братья бродили скорбными тенями, даже чужак выглядел подавленным. Жизнь замкнулась в кольцо скорби.
А проклятый дождь все лил и лил. Прекращался, вселяя надежду, и обрушивался на размокшую землю с новой силой. Стоило порадоваться, что наконец-то небо посветлело, как ветер приносил новую черную тучу. Нехитрым развлечением было многочасовое созерцание осеннего пейзажа через отверстие, заменившее окно. Поскольку находилось оно в четырех метрах над землей, приходилось становиться на верхнюю койку.
Единственное, что разбавляло однообразный пейзаж, – мутанты. От безделья и отчаяния засекали время и делали ставки, кого больше пройдет мимо: самок или самцов. Иногда муты замечали слежку и набрасывались на укрепление. Обычно больше двух часов они не задерживались, уходили на поиски более легкой добычи. Устав так развлекаться, садились вокруг костра, играли в карты, скрашивая серую монотонность рассказами о себе.
Снились теплая постель, лампочка и нарисованное окно с видом на лето. Стоило вспомнить родную базу, беззаботные дни, когда не было потерь и предательства, как хотелось выть от тоски.
Утром шестого дня Березка затих. Он по-прежнему горел, пульс его зашкаливал, только дышал он совсем поверхностно и его руки похолодели. На рассвете он умер.
Глядя на его неподвижное лицо, Снег подумал о том, что сердце человека состоит из того, что ему дорого. Когда уходит кто-то близкий, живой кусок замещается мертвым. Получается, что Снег носит в себе две частицы смерти: его и Демона, который убил добрую память о себе.
А еще начала заканчиваться еда, варили последнюю пшеницу, остались только грибы. В присутствии трупа есть не особо хотелось, но выбрасывать Березку, пусть мертвого, на растерзание мутам было бесчеловечно, даже Учитель с этим согласился. Но если дождь не прекратится за несколько дней, то тело начнет разлагаться и от него придется избавляться.