Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
От разговора о цвергах и альвах до главной беспокоившей собравшихся проблемы было рукой подать. Орки, как и цверги, строго говоря, человеческой юрисдикции не подлежали, территории свои вполне имели право считать независимыми и политику вести самостоятельную. Если бы орочья политика испокон веков не ограничивалась набегами, грабежами и прочими воинскими увеселениями дикой древности.
Во время последней кампании Герцог Джереми, преодолев свое отвращение и древнюю ненависть к врагу, попытался захватить в плен кого-нибудь из орочьих вождей. Это удалось с третьей попытки, герцог потерял при этом с десяток лучших воинов, в том числе и юного Тимоти Бомайна, сына своей сестры. Но самым худшим оказалась полная бесполезность этих потерь – кроме «всех убьем», «ходячее мясо» и прочих совершенно неконструктивных предложений от вождя ничего добиться не удалось, и Джереми собственноручно отсек ему голову перед следующей битвой. По крайней мере, это действие оказалось разумным – разъяренные орки кинулись в атаку на копья, и полегли все до одного, не нанеся ни малейшего вреда воинам герцога.
Оставался шанс, что переговоры можно будет провести в глубине орочьих берлог. Но подобный рейд требовал как участия цвергов, так и серьезной подготовки. Первое было обещано, на второе оставалось мало времени.
Третье решение – уничтожение под корень всего орочьего народа, витало в воздухе, но с молчаливого согласия всех присутствующих пока вслух не произносилось.
Затем слово взяла Брунгильда. Совет Клана Гангрел, во главе с ней и Ксавьером, после долгих колебаний принял решение об уничтожении Всеотца. Окончательная смерть Патриарха могла непредсказуемым образом отразиться на будущем всего Клана, но это был меньший риск, чем его полное пробуждение. Никому из Дикарей не улыбалась перспектива стать орудием выжившего из ума чудовища, по своим возможностям приближающегося к божественным Силам.
Брунгильда, в знак готовности загладить былую вину перед кланом, взяла эту опасную миссию на себя. Ингрид и Норвик вызвались помочь Валькирии, чем заранее заслужили уважение и почет, особенно Тореадор, по представлению большей части Гангрел ничем с этой миссией не связанный.
Поход решено было начать через три дня, и вампиры остались в поселке, в здании управы, где для них приготовили комнаты с наглухо задраенными окнами.
Фьялар простился с друзьями, но попросил Князя, который должен был проводить его через Грезу обратно в Нью-Йорк, задержаться еще на полчаса. Он не мог упустить случая поговорить с Радсвинном наедине.
— Я слыхал о тебе, Фьялар, сын Бруни, — кивнул Радсвинн, поднимая рог с элем за здоровье собеседника.
— Хорошее или плохое? – усмехнулся гном, салютуя в ответ.
— Хорошего больше, — цверг рассмеялся глубоким рокочущим смехом, — но я не представляю себе, что могло бы подвигнуть меня на отказ от короны. Это не привилегия, это долг перед народом, Фьялар. Ты считаешь иначе?
— Нет, — твердо ответил Фьялар, — но я понял, что Предназначение важнее Долга. А корону мне было, кому оставить.
— И что, так ни разу и не захотелось взглянуть на то, что оставил за спиной?
— Зачем? За эти годы я повидал такое, что мои сородичи не поймут, о чем я вообще говорю, начни я им это рассказывать. Я изменил свои взгляды на слишком многие вещи, чтобы мне не стало тесно в Горе. Нет, Радсвинн, для меня Свартальфхейм в прошлом.
— И на что же ты так глобально изменил взгляды, если не секрет? – улыбнулся в седые усы Король, — насколько я понимаю, бороду ты остриг уже здесь?
— Бороду можно и отрастить, — кивнул Фьялар, — хотя жене это вряд ли понравится. А вот то, что я скажу сейчас, возможно, не понравится тебе. Я думаю, королевская власть – далеко не лучший образ правления, Ваше Величество.
— А какая власть лучше? – поморщился цверг. – Продажная человеческая демократия?
— Да никакая, — рассмеялся Фьялар, — стоило попасть сюда, чтобы это понять.
— Поцелуй меня, Эгиль.
Норвик притянул к себе лежащую рядом девушку, коснулся губами губ. Настойчиво, властно раздвинул их, захватывая в плен ее язык, медленно обводя десны и зубы, демонстрируя совершенную технику, отточенную веками.
— И зачем тебе это было нужно? – спокойно спросил он. Оба они, конечно, не почувствовали ничего, кроме прохладного и влажного прикосновения чужого рта.
— Не знаю… — задумчиво протянула Ингрид, обводя пальцем лукавый изгиб его губ, — там, в Грезе… Ты красивый мужчина, Эгиль. И поешь чудесно. Это было так странно – впервые захотеть того, с кем много раз спала, через тысячу лет после того, как это закончилось. Я почувствовала себя живой. Впрочем, я не уверена, что мне это понравилось.
— Оставь это, милая, — Норвик ласково провел рукой по медовым волосам, — я стал гораздо лучшим любовником за эти годы, но, боюсь, еще худшим возлюбленным. Я бы на твоем месте со мной не связывался – это дружеский совет.
— И где же ты успел научиться? – хмыкнула Ингрид и тут же потухла. – Или это было уже потом?
— Ревнуешь? – рассмеялся Норвик.
— Еще чего! – сердито возразила девушка, но он прекрасно расслышал обиду в ее голосе.
— Тебе не понравится то, что я скажу, милая, — предупредил он, — это была всего лишь часть Маскарада. Мне приходилось выбирать между карьерой и безвестностью, если бы я вел себя как монах, это вызвало бы пересуды и подозрения. По крайней мере, я научился доставлять наслаждение своим пассиям, мне казалось, что это меня хоть немного оправдывает.
— И ни разу не захотелось вспомнить, как это было прежде?
— Зачем хотеть невозможного? У меня было достаточно осуществимых желаний.
Ингрид высвободилась из его объятий и поправила сбившуюся футболку. Села рядом, обхватив колени руками, и долго глядела в стену.
— Здесь трое князей Ши, — нерешительно начала она, — и Греза так близко…
— У меня было свидание в Грезе, — перебил ее Норвик, — полгода назад. Девушка… Из иного мира, здесь таких нет. Даже Ши – почти люди в сравнении с фирр. У нее были алые волосы и алые глаза без зрачков. Она была горяча, как огонь, и абсолютно ни к чему не обязывала. А потом… мы вернулись. И пели дуэт. Я бы отдал половину своей проклятой души за то, чтобы спеть с ней еще раз, Ингрид. А то, что было в Грезе – всего лишь сон. И даже не самый желанный.
— А чего бы ты хотел от меня? – тихо спросила Ингрид.
— Знать, что я никогда не сделаю тебе так больно, что ты захочешь всадить мне нож в спину и будешь права, — улыбнулся Норвик, — иди ко мне.
Он снова притянул ее на кровать, и уложил к себе на плечо. Золотые и медовые кудри смешались на подушке.
— Спи, милая, — шепнул он ей на ухо, — я рад, что, проснувшись, увижу рядом именно тебя.
***
Делия сидела на широкой кровати с резными столбиками, поддерживавшими пыльный парчовый балдахин, и глядела в окно. Сквозь мелкие цветные стеклышки виднелись только причудливо искаженные дальние огни, яркие пятнышки света бродили по полутемной комнате, освещенной одинокой свечой.