Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
— Любушка моя, ладушка. Не стыдись девица, не отводи взгляд. Люб ли я тебе, горлинка? Мил ли, я тебе?
— Ай, мил, ладо, — прошептала зардевшаяся Ингрид, глядя на золото, бирюзу и мрамор в неверном свете свечи, — ой, люб, соколик…
И громче зазвенели струны под руками скальда, задрожали, запели. Тихий голос Норвика вел мелодию, вспоминая древние слова.
— Краше всех девиц моя любушка. Очи золотом горят, уста сахарные лалами светятся, косы медом душистым струятся. Люби меня, горлинка. Люби крепко. Люби жарко…
И только в конце, в едином победном аккорде, он отпустил себя, и не осталось ни арфы, ни певца, ни струн, ни слов – только музыка, вечная, как любовь.
Ингрид улыбнулась, целуя его горячо, благодарно, нежно. Но в золотых глазах снова появилась тревога, и Норвик тихо провел пальцами по ее щеке.
— Я здесь, любушка, с тобой.
Он усадил ее на кровать и принялся разглаживать спутавшиеся пряди волос, сперва гребнем, потом щеткой, пока они не засверкали расплавленным медом, а в глазах Ингрид не засветилось тихое счастье.
— Норвик, — она снова перешла на английский, — зачем вся эта история с двумя спальнями?
— Если бы ты выгнала меня из моей комнаты, — усмехнулся Норвик, — мне бы пришлось спать в коридоре. Простая предусмотрительность.
— Но ты же знал, что я этого не сделаю, — Ингрид с подозрением взглянула на него.
— Мечтал. Надеялся. Знал. Но это не значит, что я мог лишить тебя выбора, горлинка. У тебя было право сказать «нет». И возможность.
— Язык у тебя змеиный, — усмехнулась Ингрид, — яд сладкий, прямо в уши льется, до сердца доходит.
— Какой уж есть, — рассмеялся Норвик, глядя, как она по-кошачьи потягивается, словно невзначай задевая бедром его бедро.
«Саунд-чек удался», — констатировал про себя Норвик и улыбнулся.
— Отдохнула?
Ингрид лишь метнула горячий взгляд из-под полуопущенных ресниц и облизнула губы.
— Тогда держись, милая. Зажигать будем.
Норвик отнес улыбающуюся во сне Ингрид в отведенную ему комнату, так и пустовавшую весь день, и вышел в коридор, в надежде отыскать Шемета, прежде чем кто-нибудь из слуг сунет свой лепреконский нос в спальню Рыси. Ему повезло. Войцех уже сам спешил ему навстречу.
— Случилось что? – озабоченно спросил Войцех, пытаясь разгадать ответ по слегка растерянному лицу друга. – Где Ингрид?
— Спит, — вполголоса ответил Норвик, — у меня в комнате. Мы… Ты не мог бы попросить кого-нибудь по-тихому убрать в ее спальне?
— А что там? – с интересом спросил Шемет.
— Ну… Там столбик у кровати обломился. Случайно…
— И всё?
— Когда он упал, бронзовая накладка разорвала перину, а мы вовремя не заметили, и пух разлетелся по всей комнате…
— И?
— И загорелся от свечи, пока летал.
— А потом?
— А потом он упал на ковер, и он тоже загорелся. Но мы…
— Были заняты, — кивнул Шемет, — и поэтому…
— Поэтому, когда заметили, что ковер горит, огонь уже пылал вовсю. Я кинулся его заливать, очень торопился и разбил умывальный таз.
— И еще…
— Что «еще»? – недовольно спросил Норвик. – Это всё. Тебе мало?
— Mais, a part ca, Madame la Marquise, Tout va tres bien, tout va tres bien.* — весело пропел Войцех.
— Если ты думаешь, что меня совесть мучает, — Норвик окинул Войцеха надменным взглядом, — ты глубоко заблуждаешься.
— Какая совесть, дружище? – Шемет хлопнул Норвика по плечу. – Я вами горжусь. Сейчас пришлю кого-нибудь заметать следы. А ты буди свою красавицу, и присоединяйтесь. Скоро ужин для Ночного Братства. И не волнуйся, я никому не расскажу.
— Разве что Фьялару, — мечтательно протянул Норвик, — и Крису тоже можешь.
* Нид – хулительный стих в скальдической поэзии
* Оригинальный французский текст известной песенки «Все хорошо, прекрасная маркиза»
143. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик. Фьялар. Ингрид
Ингрид с Норвиком подоспели как раз к главному блюду. Разошедшиеся не на шутку Тео и Беккет ухитрились подняться еще до заката и перетащить гроб с мирно спящим Вандервейденом в малую столовую, где для Сородичей накрыли ужин. Картеру еще повезло, что при пробуждении присутствовали только Дети Ночи, даже Мелисенту на кровавое пиршество не зазвали. Вид Вандервейден имел бледный до прозелени и, прежде чем осознать, что восстал из мертвых на глазах у многочисленных бывших подданных, прохрипел сдавленным голосом: «Виски!». Сердобольный Беккет тут же подсунул ему бутылку с остатками вчерашнего разгула и вполне невинным голосом поинтересовался, не прихватил ли Картер с собой еще божественного нектара.
После чего похмелившийся Малкавиан, наконец, сообразил, где он и в каком виде, и, подцепив со стола пару пакетиков закуски, умчался приводить себя в порядок. Впрочем, надо было отдать должное его выдержке, через четверть часа он вернулся, великолепный и сияющий как всегда, и осведомился, не сильно ли опоздал к ужину. Учитывая, что провалы в памяти донимали его регулярно, доказывать, что он помнит произошедшее, не решился никто.
Шутка настроила всех на игривый лад, даже чопорная Хелен Панхард улыбалась, Бес поддразнивал Кадира, интересуясь, не подастся ли он теперь в Техас, чтобы не потерять права на шерифскую звезду, Крис демонстративно ухаживал за Иветт, Моника ехидно комментировала это вслух. Брунгильда, улучив момент, поймала Норвика в одиночестве, потрепала его по затылку и шепнула: «Додумался, наконец, осел декадентский»...
И только Ингрид с каждой минутой все мрачнела. Улыбка становилась вымученной, блеск в глазах сначала потух, а потом затемнился влагой. Словно червонное золото.
— Горлинка, что с тобой? – Норвик обнял ее, заглянул в глаза. – Я что-то сделал не так?
— Все так, — печально шепнула Ингрид, — и это очень-очень плохо...
— Кажется, нам нужно поговорить, — кивнул Норвик, потянув ее за руку к выходу, — чем скорее, тем лучше.
Спальня Норвика очень походила на ту, что они разгромили. Разве что балдахин был из тяжелой парчи, а умывальный кувшин расписан легкомысленными мелкими розочками. Сумка Ингрид лежала на кровати, при уборке ее перенесли сюда. Норвик переложил сумку на комод, и притянул Ингрид на постель. Желание снова поднялось в нем, но девушка, почувствовав это, отстранилась и села на другом краю кровати, подальше от него.