Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы
Шрифт:
Лауверс слушал меня с сомнением и растущим удивлением. Может быть, он считал, что мое искреннее негодование наигранно? Я сделал паузу, чтобы дать ему возможность ответить, но, поскольку тот молчал, продолжил:
– Вероятно, теперь вы лучше понимаете, почему я осмеливаюсь просить вас о помощи. Я еще не знаю, удастся ли мне воплотить свои намерения в жизнь. Несомненно, Лондон вскоре сообразит, что передатчик RLS находится в руках абвера, и тогда нам все придется начинать заново. Но в любом случае англичане получат урок, который может существенно замедлить их планы. Мы с вами не знаем, когда придет конец бессмысленному кровопролитию в Европе, но я совершенно уверен, что никаких победителей в этой войне не будет. Останутся лишь калеки – слепые, хромые и однорукие. Ни одна из
Стрелка часов приближалась к двенадцати. Время вышло. Я встал и надел пальто.
– Пора готовиться к сеансу связи в 14.00. Вы идете со мной?
Лауверс тоже встал. Наши взгляды встретились. Он ответил громко и четко:
– Да.
И мы вдвоем покинули тюрьму.
На станции радиоперехвата я передал Лауверса Гейнрихсу и его людям, которые приветствовали нового помощника и вскоре обменивались с ним мнениями по шифровальным тонкостям и радиотехническим вопросам. Незадолго до 14.00 Лауверс надел наушники и сел за свой передатчик, словно в его работе не было никакого перерыва. Гейнрихс, конечно, принял меры на тот случай, если Лауверс выдаст нас каким-нибудь быстрым сигналом. Один из его людей, сидевших рядом, слушал передачу Лауверса и был готов в любой момент отключить передатчик.
Первый сеанс связи с Лондоном прошел нормально. Мы отправили три ранее захваченных послания, а затем сами получили несколько сообщений – это были ответы на предыдущие донесения RLS. Все шло по плану – очевидно, у той стороны не возникло никаких подозрений. Радиосвязь между немецким абвером и союзной разведкой в Лондоне была установлена. Но сколько времени удастся ее поддерживать? Никто не знал, не вычислят ли нашу игру после следующего сеанса связи. Критическим фактором был шифр. Если в нем имеются неизвестные нам символы, подтверждающие личность радиста, – так называемый опознавательный знак, – то пузырь может лопнуть уже после второго сеанса, и в таком случае вполне допустимо, что Лондон начнет собственную игру, а мы так и не узнаем, вследствие какой ошибки или ловушки наша игра была раскрыта. Расшифровывая некоторые попавшие к нам или перехваченные ранее донесения Лауверса, Гейнрихс заметил, что каждое третье слово «stop» («тчк») в английском варианте пишется как «stip». Однако Лауверс заявил, что это его личный опознавательный знак, и мы продолжали пользоваться этим приемом в последующей радиоигре на RLS, не получая протестов «с той стороны».
Я вернулся в превосходном настроении и рассказал о первых успехах, но Хофвальд, как всегда, сохранял скептицизм.
– Не хочу умалять ваших усилий, – сказал он. – Захват передатчика и саботажных материалов – это неплохо, но давайте немного подождем. Я не верю, что мы долго продержимся. Лондон рано или поздно узнает, что вы разорили его гнездо в Голландии. И прежде всего, постарайтесь, чтобы никто не начал игру с вами. Так что не торопитесь праздновать победу.
В глубине души я был полностью с ним согласен. С самого начала мы приняли особые меры предосторожности. Поначалу я поставил в известность лишь штаб абвера, ОКВ в Берлине и берлинский штаб радиоабвера, что так или иначе требовалось сделать. Никакие другие ведомства ничего не знали.
Второй сеанс связи, состоявшийся в среду, принес нам большой сюрприз – из Лондона потребовали подготовить площадку для сброса большой партии материалов. Более того, в ближайший месяц, приблизительно 25 марта, в Голландию будет заброшен агент, которого должен встретить принимающий комитет от RLS. Сигнал к началу операции – слово «кресс».
Это был триумф! Если все пойдет по плану, операция «Северный полюс» окончательно получит право на существование. В прошлом у нас не было опыта подобных операций, и сейчас ничего нельзя было оставлять на волю случая. Однако вскоре возникла серьезная проблема. Лауверс, естественно, присутствовал при расшифровке этих сообщений, и известие о скором прибытии
Два часа спустя Лауверс, сидя напротив меня в тюремной комнате для свиданий, повторил свой отказ.
– Вы должны понимать, – заявил он, – я не могу нести ответственность за то, что мои товарищи попадут в ваши руки.
Он был готов сотрудничать, когда Лондон отправлял саботажные материалы, но только не в том случае, когда предполагалась высадка агентов. Упрямство этого маленького человека было поразительным, если принять во внимание его положение. Судя по всему, нам предстоял долгий спор.
– Будьте уверены, – сказал я ему, – что этот человек в любом случае попадет к нам в руки. Вы не хуже меня знаете, что Лондон не послал бы его, если бы питал какие-то подозрения. Но сегодня стало очевидно, что это не так. А теперь слушайте! Я уже предложил берлинскому ОКВ, чтобы вас с Тейсом не предавали военному суду, а держали до конца войны в заключении как военнопленных. Уверен, что это предложение будет одобрено. Если вы продолжите сотрудничество с нами, я надеюсь получить от вышестоящих властей указание, чтобы ни один из агентов, который попадет к нам в руки в ходе операции «Северный полюс», не был приговорен к смерти. Все они будут отпущены на волю после окончания войны, и это главное. В ваших силах облегчить участь этого человека, если Лондон отправит его сюда. Вам известно, что мой долг – пресечь намерение Лондона начать диверсионную войну. Если мы захватим саботажные материалы, то это неплохо, но по той же самой причине мы не потерпим никаких агентов. Каждый человек, присланный из-за моря для агентурной работы, должен быть схвачен. Цель оправдывает средства. Я считаю, что лучше брать лондонских агентов под стражу, чем подвергать голландское население ужасам кровавого террора. Обдумайте еще раз свое решение. В любом случае я приму меры, чтобы вас доставили на станцию радиоперехвата к моменту следующего сеанса связи.
Лауверс молчал. Я сказал все, что следовало сказать, и не имел намерения давить на него дальше – он сам должен принять решение.
Когда его увели, я разговорил охранника – медведеподобного оберштурмфюрера из ЗИПО – и узнал от него, что он получил от Шрайдера приказ почтительно обращаться с Лауверсом и Таконисом (так на самом деле звали Долговязого Тейса). К несчастью, в отношении Такониса этот приказ выполнить было трудно, так как тюремщики боятся оставаться наедине с ним в камере.
– Пожалуйста, приведите сюда Такониса, – сказал я. – Хочу познакомиться с ним получше.
Двое конвоиров ввели высокого, худощавого молодого человека с едва заметной примесью индонезийской крови и встали рядом с дверью. Таконис был в наручниках, а его большие темные глаза надменно взирали на меня.
– Садитесь, – сказал я и обратился к тюремщикам: – Почему он в наручниках? Снимите их немедленно. Я не хочу разговаривать со скованным человеком.
– Вчера он попытался сбежать, – сказал один из стражей, – и комендант приказал выводить его из камеры только в наручниках.
– Вы понимаете по-немецки? – спросил я Такониса. – Этот человек говорит правду?
Узник кивнул.
– Снимите с него наручники под мою ответственность, – приказал я и, когда конвоиры поспешили исполнить приказ, сказал Таконису, который проявлял полное безразличие к своей участи: – Надеюсь, в дальнейшем вы будете вести себя осторожнее. Если вы пытаетесь напасть на охранников, будьте готовы оказаться в оковах. Я знаю, что вы – английский лейтенант, и знаю, какую работу выполняли в Голландии. Я уважаю вашу храбрость и понимаю, почему вы до сих пор отказывались говорить, поэтому надеюсь, что вы сохранили достаточно самообладания, чтобы в будущем не причинять ненужных неприятностей ни себе, ни охранникам. Если хотите поговорить со мной или обратиться с какой-либо просьбой, пожалуйста, попросите коменданта, чтобы он мне сообщил. А пока что я буду признателен, если вы пообещаете разумно вести себя. Понимаете?