Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы

Гискес Герман

Я поручил Хунтеманну выяснить, что же там произошло, поскольку он находился в очень хороших отношениях и с людьми из ОРПО, и с Лауверсом. Выяснилось, что Лауверс сумел внушить некоторым людям из ОРПО слишком большое доверие к себе – те, как говорится, «расслабились». Сеансы радиосвязи проводились в чрезмерно комфортабельных условиях, а хорошее обращение с арестованными радистами, на котором я настаивал, – включавшее кофе и сигареты, – переродилось в дружбу, оказавшуюся крайне опасной. Ожидая реакции Лондона, я не говорил Лауверсу, что он возбудил наши подозрения. Хотя четких доказательств измены не имелось, вскоре мы отстранили от работы и Лауверса, и Йордана, опять предложив «запасного» радиста, – и это предложение Лондон немедленно одобрил.

Таким образом мы сумели посадить

на место обоих арестованных радистов людей из ОРПО, тогда как в Лондоне ничего не подозревали. Должно быть, они не видели ничего странного в том, чтобы обучить и привлечь к работе резервного радиста, найденного в голландском подполье, так как всегда оставалась возможность, что с главным радистом в любой момент может произойти несчастье. Благодаря этим событиям мы больше практически не использовали вражеских радистов. После ареста очередных агентов, заброшенных в Голландию, на их передатчиках с самого начала работали люди из ОРПО. При этом мы шли на риск, что их «почерк» может быть заранее записан в Лондоне на стальную ленту или граммофонную пластинку, и сопоставление записей легко возбудит подозрения. Манера и скорость работы ключом, а также прочие индивидуальные особенности в технике передачи позволяют опытному уху отличить одного радиста от другого с такой же легкостью, с какой музыкальный человек видит разницу между исполнением различных мастеров.

Если бы в радиоорганизации МИД-СОЕ соблюдали все необходимые меры предосторожности, мы бы никогда не смогли посадить за передатчик своих людей. Но до сих пор «та сторона» не выказывала признаков особой бдительности, и мы пошли на риск. О беззаботности врага можно судить по тому факту, что во время операции «Северный полюс» с Лондоном было установлено свыше четырнадцати различных радиоконтактов, оказавшихся более или менее продолжительными, и все они обслуживались шестью радистами из ОРПО!

Теперь я должен коснуться некоторых внутриголландских дел, связанных с работой передатчиков, но не оказавших влияния на основной ход событий. Речь идет о наших приключениях с «Георгом» и о попытке исполнить задание, порученное агенту де Хасу по кличке Пейл.

К середине мая Лондон приказал «Трубе» установить контакт с человеком по имени Георг. Мы не знали, кто это такой, и даже допрос арестованных агентов не дал ничего для выяснения его личности. Предполагая, что речь идет об агенте, до сих пор разгуливающем на свободе, мы решили поймать его. В противном случае операция, мягко говоря, подверглась бы серьезной опасности. Первой проблемой стало то, что информация о месте встречи Георга и Трубы, намеченном в Лондоне, была так хитро зашифрована, что нам требовались дальнейшие уточнения. Лишние вопросы наверняка возбудили бы подозрения, поэтому загадку предстояло решить нам самим. В итоге Гейнрихс пришел к выводу, что речь идет о кабачке «Бодега» на Лейдсхен-Плейн в Амстердаме. Мы сообщили об этом в ЗИПО и попросили принять все необходимые меры.

В назначенное время агента Андрингу несколько раз приводили в «Бодегу» в сопровождении людей из СД, одетых в штатское, в надежде арестовать Георга, когда тот появится. Однако никто не пришел на встречу, и оставалось лишь известить Лондон о неудаче. Чуть позже из Лондона пришло указание не пытаться больше установить контакт с Георгом – возможно, из-за того, что мы искали встречи с ним с подозрительной настойчивостью. Несомненно, наша операция оказалась бы в большой опасности, если бы Георга в тот момент случайно арестовали немецкие власти.

Лишь впоследствии я узнал, что храбрый Акки – такой кличкой пользовался Андринга – сделал очень хитрый маневр. Георг действительно появлялся в «Бодеге», и Андринга незаметно от своих конвоиров из СД сумел подать ему знак. Георг не попался в ловушку. Впоследствии он добрался до Англии, но не успел причинить какой-либо ущерб операции «Северный полюс».

Что касается Пейла, то этот агент, которого на самом деле звали де Хас, в рамках операции «Картофель» ночью 19 апреля был тайно высажен на голландское побережье при необычных обстоятельствах. Впрочем, необычными были и его задание, и оборудование. После рискованного

плавания на торпедном катере через немецкие минные поля и под носом у патрульного корабля он в одиночку со всеми пожитками высадился на берег в резиновой лодке. Не теряя времени, оттащил свой тяжелый ящик в дюны, но две недели спустя попал в руки ЗИПО в ходе ликвидации групп «Труба» и «Турнепс». Во время ареста при нем оказался радиотелефон нового типа и сигнальная лампа неизвестной нам модели. Мы тщательно допросили Пейла о предназначении его снаряжения. Пейл был высоким блондином лет двадцати пяти лет. Его откровенность просто обезоруживала. Он спокойно признался, что с помощью радиотелефона предполагалось связываться с английскими кораблями и что сигнальный фонарь испускал невидимые инфракрасные лучи, которые принимала специальная аппаратура на борту корабля, позволяя узнать точное местонахождение фонаря на берегу. В задачу Пейла входило отыскивать на побережье подходящие места, чтобы по ночам высаживать туда агентов и выгружать материалы. Через Эбенезера Пейл должен был сообщать в Лондон координаты этих мест и договариваться о доставке грузов. По радиотелефону следовало сообщать на корабль, что берег чист, а инфракрасный фонарь отмечал бы точное место высадки.

Хорошо продуманный план и очень полезное оборудование, которое создало бы нам массу проблем, если бы оказалось в руках опытных и решительных людей. Но Пейл не относился ни к тем ни к другим, а вдобавок ему очень не повезло.

Захват Пейла и его оборудования сулил новые интересные возможности, и мы незамедлительно ими воспользовались: выбрали подходящие места на берегу, зашифровали их координаты таким же способом, который использовался для шифровки мест сброса, и передали в Лондон через Эбенезера. После довольно продолжительных дискуссий «та сторона» в конце концов одобрила Катвейк. В течение следующего месяца надлежало проверить радиотелефонную связь: сигналом к операции, как обычно, служили бы положительные и отрицательные числа, а время было назначено между полуночью и 2.00.

Холодной, звездной, безлунной ночью мы с Вурром и Хунтеманном добрались до катвейкской пристани. Гейнрихс, уже разобравшийся с радиотелефоном, ждал нас там с людьми из ЗИПО; с ними был и Пейл. Радиотелефон, сочетавший приемник и передатчик с небольшой фиксированной антенной, мог работать на расстоянии до пяти километров – очень неплохо для портативных передатчиков того времени. Во время работы аппарат вешали на грудь, а сменные сухие батареи крепили в широком поясе. Пейл начал работу около полуночи: он включил аппарат и начал медленно считать до ста, затем повторял отсчет – так было условлено с Лондоном. Пейл считал по-голландски. У нас имелась вторая пара наушников, чтобы воспользоваться ею, когда установится связь, а инфракрасная лампа была готова по первому требованию послать невидимый луч в сторону корабля.

Я сознательно не стал ничего сообщать в немецкое адмиралтейство, чтобы на вражеском судне не думали, что все идет слишком гладко. Пейл все считал и считал. Короткий отдых, несколько сигаретных затяжек – и все сначала. Время шло, но не было никаких признаков, что кто-то слышит отсчет, – никто не отзывался. Около 2.00 мы свернулись, а утром сообщили в Лондон, что Пейл действовал точно по инструкции, но совершенно безрезультатно. С «той стороны» не последовало никаких объяснений – лишь приказ, чтобы мы были готовы к новому испытанию через несколько дней. На этот раз нам уже не пришлось скучать!

Ночь снова была безлунной, причем очень темной – низкие тучи скрыли звезды. Море магически фосфоресцировало. Я никогда не видел такого сияния: гребни волн и прибой сверкали, как фейерверк; порой их можно было принять за ярко освещенные корабли, приближающиеся к берегу. После полуночи прошел уже час, Пейл продолжал отсчет, однако решительно ничего не происходило. Неожиданно берег у Катвейка озарился ярчайшей вспышкой, словно сошедшей с небес. Яркий огонь скорострельных пушек, ослепительные следы трассирующих пуль и грохот стрельбы свидетельствовали, что к западу от нас идет морской бой. Если это был «наш» англичанин, мы могли с чистой совестью отправляться домой, поскольку сегодня ему уже явно было не до нас.