Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы
Шрифт:
«Nr. 36 gr. 18 34512 etkgo nspno crags lvgap krodi siane gvein sntae rradn coinkn hoaec twoee ctbgs rhwea riehr cludr zeeeg lhvh 89 34512».
Я так подробно описываю этот метод шифровки и привожу окончательный вид сообщения, поскольку все это играло важную роль в моих последующих предупреждениях, направленных в Лондон.
Я хотел еще раз попытаться передать слово CAUGHT, но таким образом, чтобы радист, получивший его в Англии, будет вынужден записать его в одно слово. Я надеялся сделать это, изменив в сообщении подходящую группу букв. Чтобы в моем распоряжении появилась такая группа букв, я использовал для дополнительных букв почти исключительно согласные С, G и Н. И очень скоро я достиг желаемого результата. Приведем пример того, как передать такое предупреждение в вышеупомянутом шифрованном сообщении. Третья группа из пяти букв – CRAGS – включает в себя дополнительные согласные С, G и Н. Эту группу можно изменить на CAUGH. Если сравнить две эти группы букв, записанных азбукой Морзе, можно убедиться, что для этого достаточно добавить
К группе CAUGH остается добавить Т, которую я передавал как первую букву следующей группы. Как я уже упоминал, каждая группа букв передается дважды, за исключением тех случаев, когда условия приема очень хорошие. Поэтому вышеприведенное сообщение передавалось следующим образом: NR 36 NR 36 GR 18 GR 18 34512 34512 ETKGO ETKGO NSPNO NSPNO CAUGH CAUGH T (короткая пауза, чтобы принимающий радист успел записать все то, что он услышал), знак отмены, GR 3 GR 3 CAUGH CAUGH T (еще одна пауза и извинение перед немецким радистом, который начал внимательно прислушиваться), знак отмены, CAUGH CAUGH Т (последняя пауза и несколько неразборчивых сигналов, во время которых я проклинаю свою неуклюжесть, чтобы обмануть немецкого радиста, который заподозрил неладное), знак отмены, GR 3 GR 3 CRAGS CRAGS LVGAP LVGAP… LHVH LHVH 89 89 34512 34512.
В вышеприведенном примере предупреждение слышно не особенно отчетливо, но картина становится совершенно иной, если представить себе, какая надпись появится в блокноте принимающего радиста в Англии. Поскольку знаки вычеркивания не записываются, сообщение будет выглядеть таким образом:
А каждая группа CAUGHT при этом мысленно вычеркивается.
Как мне казалось, передача три раза подряд одной и той же ошибки в одной группе букв и тот факт, что следующая группа на самом деле начинается не с Т, необходимой в сигнале тревоги CAUGHT, не должны были оставить сомнений, что ошибка сделана нарочно. Под конец передачи Лондон попросил повторить третью группу, и после того, как я выполнил просьбу, ответил сигналом «понял»! Это окончательно убедило меня, что предупреждение получено. К этому выводу меня привели и другие соображения. Я три раза передал предупреждение CAUGHT вскоре после того, как Лондон приказал подготовиться к диверсии на котвейкской радиостанции. Нам несколько раз приказали начать операцию лишь после того, как по Би-би-си передадут специальный сигнал. Поэтому надежда, что в результате моих предупреждений будет отменена крупная операция британской разведки, не покидала меня до тех пор, пока однажды мы действительно не получили сигнал взорвать Котвейк.
В конце июля 1942 года меня перевели в камеру в Схевенингене, которую я делил с агентом Йорданом, арестованным в начале мая, и он сообщил мне, что выдал немцам свой опознавательный знак. Он горько укорял себя за такой промах, и я внимательно слушал его рассказ об обстоятельствах, при которых это произошло.
В обязанности Иордана входило обеспечивать радиосвязь для агента Раса, который был организатором его группы и бесследно пропал в Утрехте в конце апреля 1942 года. Йордан не сумел выяснить, арестован ли Рас, и предложил штабу отдать свой передатчик какому-нибудь местному радисту, чтобы развязать себе руки для создания организации. Однако до того, как новый радист успел провести пробную передачу, был арестован сам Йордан. При нем нашли ключ к шифру, и немецкий радист занял его место, не зная опознавательного знака. Штаб одобрил нового радиста за его опытность, но во время следующего сеанса связи велел Йордану «научить радиста пользоваться опознавательным знаком»… В итоге Иордан был вынужден сообщить немцам свой опознавательный знак.
Эта ошибка была вполне понятна в данных обстоятельствах, но ее следовало исправить, и такая возможность представилась, когда однажды Лондон потребовал прислать письменный отчет по курьерскому маршруту через Швецию. С целью удостоверить подлинность доклада к нему требовалось приложить письмо, написанное моим почерком. Немцы велели мне сочинить такое письмо. Перед отбытием из Англии мне дали адрес в Швейцарии, чтобы осуществлять через него связь, если по какой-либо причине радиосвязь прервется. Если у меня все было в порядке, я должен был написать обычное дружеское послание и подписать его «Вим». Однако, если бы я подписался как «Георг», это бы означало, что у меня серьезные неприятности. Я хотел воспользоваться этим приемом в письме, которое отправляли в Швецию, хотя это не соответствовало предварительным договоренностям.
В Школе безопасности нас научили, как вставлять в текст любого письма короткие тайные сообщения, незаметные для непосвященных. Ранее я не отправлял в штаб подобных писем, так как никто этого от меня не требовал. С другой стороны, Йордан получил такой приказ перед отбытием, поэтому мы могли передать сообщение, пользуясь его буквенным шифром. Но с какой стати штаб станет искать в тексте письма, написанного мной, сообщение, использующее шифр Йордана? Мы решили, что можем справиться и с этой задачей. Текст письма представлял собой маскировку для зашифрованного послания, но не содержал никакого ключа к последнему. Нам казалось, что эту проблему можно обойти, если написать письмо так, что оно могло исходить лишь от Йордана.
Но наши усилия оказались тщетными. Через несколько месяцев мы узнали от Хунтеманна, что после первой попытки забрать корреспонденцию из «почтового ящика» в Делфзейле, оказавшейся неудачной, штаб больше не пытался получить мое письмо.
Тем временем мы еще раз попытали удачи с радиосвязью. Мы решили не ограничиваться передачей одного слова тревоги, а разработали целый метод, с помощью которого надеялись при помощи дополнительных букв, используемых в процессе шифровки, передать следующий текст: «Worked by Jerry since March six (th) Jeffers May third» («В руках немцев с б марта. Джефферс с 3 мая»; кличка Йордана была Джефферс). Естественно, включить такой текст в виде дополнительных букв к одному посланию было невозможно, поэтому его следовало разделить. Более того, немцы запретили мне использовать в качестве дополнительных букв гласные. Используя лишь согласные, необходимо было менять отдельные буквы в ходе передачи, чтобы предупреждающий текст стал более понятен при расшифровке в Лондоне. Одна из трудностей заключалась в том, каким образом снова найти в зашифрованном послании те буквы, которые следовало изменить, но я решил эту проблему, записывая соответствующие буквы особым способом. В следующем примере буквы, которые подлежат замене, выделены жирным шрифтом:
В этом сообщении следовало передать в измененном виде семь букв – G как О, два К как Y, S как I и три Т как Е. Это было нетрудно запомнить и легко осуществить. После расшифровки сообщение, первая часть которого представляла собой предупреждение, выглядело бы следующим образом:
Но затем появлялось новое затруднение. Двух радистов, контролировавших мою работу уже в течение многих месяцев и, похоже, вполне мне доверявших, неожиданно сменил неприятный пожилой тип, который следил за моим малейшим движением как ястреб. В ходе шифрования он зачитывал мне буквы вслух, и я не мог отметить те из них, которые следует изменить во время передачи. Сидя в камере, мы с Йорданом снова и снова тренировались в применении нашей системы, и, когда однажды он оказался вместе со мной на сеансе радиосвязи, я передал ему лист и попросил помочь. В первое мгновение казалось, что немец сейчас вмешается, но Йордан уже начал зачитывать мне буквы, и немец не стал его прерывать. После этого, делая короткие паузы и кашляя в нужный момент, Йордан сумел подсказать мне, какие буквы менять. Таким образом нам удалось передать первую часть предупреждения.
Не знаю, заметил ли что-нибудь надзиратель, или так решили по иной причине, но с того дня Йордану больше ни разу не позволяли присутствовать на сеансах связи, и поэтому передать остаток предупреждения у меня не было возможности. Но мы прониклись уверенностью, что добились своей цели, когда штаб велел моему передатчику RLS-UBL связаться с другими передатчиками в Голландии. По нашему мнению, этот шаг мог быть предпринят лишь с целью проверки.
После этого несколько недель через мой передатчик шел обмен лишь несущественными сигналами. Уже организованные сбросы были отменены или отложены. То же происходило и с другими передатчиками, и, пока у немцев вытягивались лица, наша уверенность возрастала. Но мы снова пережили ужасное разочарование, когда однажды я получил сообщение, объявлявшее о прибытии двух новых агентов.
Мы с Йорданом в отчаянии пытались найти какое-нибудь объяснение этим событиям. Мы осознавали возможность катастрофы, вследствие чего и посылали предупреждения, но в глубине души сохраняли полную веру в штаб. Ошибки, которые делал Лондон, настолько грубо противоречили элементарным принципам безопасности, которым нас обучали, что казалось невероятным, чтобы они не совершались сознательно. В крайнем случае я еще мог поверить, что мои попытки послать слово CAUGHT не увенчались успехом, мое письмо не дошло до Англии или на него не обратили внимания, но мое последнее предупреждение не могло остаться незамеченным. Не было ли более приемлемым объяснение, что штаб проводит обширную операцию по дезинформации противника? Ведь англичане славились мастерским применением этого приема во время Первой мировой войны. Рано или поздно из Англии будет осуществлено вторжение на континент. Возможно, принято решено принести в жертву нескольких агентов, чтобы установить с врагом контакты, которые увеличат шансы на успех такого предприятия. Мы просто ничего не знали. Оставалось лишь изобретать новые методы, которые исключат какую-либо возможность непонимания.