Операция «Танк времени». Из компьютерной игры — на Великую Отечественную

Таругин Олег Витальевич

— Командир, чего делать станем? Не потонуть бы…

— Сейчас, — поколебавшись, Кирилл вылез на корпус и спрыгнул вниз. Сапоги сразу же погрузились в липкую грязь по середину голени, под подошвами противно чавкнуло.

— Палку нужно, да подлинней, — посоветовал с брони мехвод, не изъявляя, впрочем, особого желания последовать вслед за командиром.

— Разберусь, — буркнул тот. Порывшись в заляпанном болотной грязью ящике ЗИП, парень вытащил топор. Срубив ближайшую березку, наскоро очистил тоненький стволик от веток и двинулся вперед, прощупывая дно. Как ни странно, уже через пару метров под ногой ощутилось нечто твердое и покатое, на чем он

немедленно и поскользнулся, ухнув в болотину почти по пояс. Всласть выматерившись — мехвод одобрительно хмыкнул — выпрямился, опираясь на шест. Ощупал дно. Ага, уложенное поперек дороги бревно, что ж еще? Гать, конечно, просто бревна со временем опустились ниже уровня воды. Вот только вовсе не факт, что настил выдержит многотонную машину…

Пройдя еще метров с десять и убедившись, что под водой, буквально сантиметрах в тридцати, все те же уложенные одно к одному бревна, Кирилл повернул обратно. В сапогах противно хлюпало, намокшее нижнее белье и штанины комбинезона липли к коже. Нет, ну надо ж было навернуться, на ровном месте, блин! Забросив шест на крышу моторного отсека, забрался на танк.

— Давай вперед, только осторожненько. Старайся держаться точно по центру, бревна должны выдержать. Ширина гати метра три, нам хватит. Ясно? Экипаж, из машины! Поехали…

Затопленный участок проехали на удивление легко, «тридцатьчетверка» не погружалась выше ступиц, вот только гнилые бревна порой проседали под весом, заставляя танк опасно крениться или зарываться носом. А затем пошла «сухая» гать, очень похоже, проложенная еще до исторического материализма, то бишь во времена канувшей в историю Российской империи. Почерневшие, замшелые от времени бревна плотно прилегали одно к другому, и лишь изредка встречались разрушенные, в одно-два бревна, участки, залитые водой. Подобная гать может служить десятилетиями, проблема лишь в том, что проложившие ее вряд ли рассчитывали на танки, которых в те времена и вовсе не существовало.

«Тридцатьчетверка» упрямо перла вперед на первой передаче, бревна с легким хрустом ложились под гусеницы, вдавливаясь в грунт, но пока держали. Кирилл, на правах командира, уже привычно сидел на башне, свесив ноги в люк, заряжающий и радист разместились на крыше моторного отсека, держась руками за рым-болты по краям башни — неведомо почему, но Харьковский танк оказался напрочь лишенным каких бы то ни было поручней. Взведенный ППД лежал на коленях — так, на всякий случай. Места хоть и глухие, но фронт совсем близко, мало ли кто может шляться по этим болотам, от таких же, как они, окруженцев, до немецких поисковых групп.

Развернув поверх автомата карту, Кирилл всмотрелся в знакомые до боли отметки. До линии фронта еще километра четыре, что с их скоростью растянется не на один час. И это при том, что…

Додумать мысль парень не успел: над головой пронесся, завывая мотором, распластанный силуэт. Черно-белые кресты на голубом фоне, окрашенный желтым кок и концы крыльев. «Мессершмитт», не факт, конечно, что тот же самый, но теперь явно по их душу. Иначе что ему, собственно, делать над этим болотом? Разведчик? Нет, скорее, свободный охотник.

— В машину! — Кирилл первым соскользнул в башню, прижался к борту, освобождая место для товарищей. В принципе ничем особенным «сто девятый» им навредить не может, бортовые 7,92-мм пулеметы опасны в воздушном бою, но двадцать миллиметров танковой брони никак не пробьют. А вот мог ли «худой» нести бомбовую нагрузку, Кирилл, как ни старался, вспомнить не мог. Если судить по кинофильмам, вроде бы мог, а как оно обстояло на самом деле? Хрен его знает…

«Интересно, у него вроде еще и пушка должна быть? Между цилиндрами двигателя? — испуганно сообщил внутренний голос. — Или нет?».

Не закрывая люк, парень наблюдал за самолетом. «Мессер» ушел вперед, лихо развернулся через крыло и, наклонив нос, понесся назад. Похоже, на атаку заходит, сука! Кирилл рванул крышку. И в тот же миг по обеим обочинам протянулись фонтанчики влажной, перемешанной с измочаленной травой земли. Несколько пуль угодили в торцы выстилавших гать бревен, разнося их в щепу. Самолет снова развернулся, теперь заходя со стороны кормы. Свинцовые строчки прошлись точно по центру гати, звонко пробарабанив по броне. Мгновением спустя донесся рев тысячесильного мотора — самолет прошел совсем уж низко, едва не задевая плоскостями верхушек деревьев.

«Мог, сволочь, — неожиданно вспомнил Кирилл. Память, как уже не раз бывало в минуту крайней опасности, услужливо подсказала, „разархивировав“, казалось бы, навсегда забытое, отложенное на самое дно сознания. — Модификация „Эмиль“ поднимала до двухсот пятидесяти килограмм бомб. А нам и одной-единственной за глаза хватит. Бронирование крыши два сантиметра, от пуль защитят, от двадцатимиллиметрового снаряда или бомбы — нет. Даже если боеукладка не рванет, нас по-любому по стенкам размажет. Правда, там, в будущем, танк вроде бы целым подняли…»

Со своего места Кирилл не видел, как «Мессершмитт» снова развернулся, набрал высоту и вошел в пологое пике, роняя в тридцати метрах впереди черную каплю пятидесятикилограммовой фугасной бомбы. Взрыв взметнул фонтан грязи, перемешанной с обломками бревен и сизым дымом сгоревшего тротила. Коротко выматерившись под нос, механик, перед мысленным взором которого все еще стояла та, виденная на околице деревни, сожженная авиаударом колонна, резко свернул с дороги, уходя на безопасную с виду поляну, совершенно сухую, с несколькими кочками, поросшими осокой и невысокими чахлыми сосенками в руку толщиной. Воды нигде видно не было, но это уже ничего не могло изменить. Откуда ему, городскому жителю, было знать, что это — самое страшное место в любом болоте, так называемое «сонное озеро». Сверху типичнейшая луговина и редкий лесок, а под слоем дерна — многометровая водная пропасть. Успев проехать буквально метров пять, «тридцатьчетверка» завалилась вправо, со вполне объяснимой для ее веса быстротой уходя под воду. Поняв, что происходит — в распахнутый люк механика-водителя уже вовсю хлестала вода с лохмотьями сорванного дерна — Кирилл рванулся было к башенному люку, но танк неожиданно резво завершил переворот и башней вниз ухнул на четырехметровую глубину.

«Спасательный люк!» — было последним, о чем успел подумать старший сержант Виктор Говоров, он же — Кирилл Иванов, прежде чем Т-34 мягко опустился на дно белорусского болота. Он еще успел рвануться вперед, натыкаясь на контейнеры вертикальной боеукладки, внезапно оказавшиеся над головой, на разлетевшиеся по боевому отделению трофейные карабины и вещмешки, но ударился в темноте о казенник пушки, теряя сознание. Его затянутое в мгновенно промокший комбинезон тело глухо плеснуло, погружаясь под воду, уже успевшую залить башню по самый погон и продолжавшую стремительно подниматься. Кириллу и допустившему последнюю в своей жизни ошибку механику-водителю повезло, и они захлебнулись сразу — в отличие от товарищей, тщетно пытавшихся раздраить заклинивший драп-люк…