Операция "Трест". Советская разведка против русской эмиграции. 1921-1937 гг.

Гаспарян Армен Сумбатович

да заработной платы. Практические мероприятия, выдвигаемые в этом отношении евразийцами, согласованы с общим пониманием ими оснований экономической жизни.

Евразийцы являются сторонниками широкого государственного регулирования и контроля хозяйственной жизни, а также сторонниками принятия на себя государством существенных хозяйственных функций. Евразийцы отмечают, что государственное регулирование, контроль и выполнение государством хозяйственных функций, хотя и в различных формах, неизменно выступают в течение русской истории: торговые операции первоначальных князей, государственное предпринимательство московского периода, такое же предпринимательство и объемлющее регулирование хозяйственной жизни в императорский период. Евразийцы полагают, что явления эти теснейшим образом связаны с совокупностью русских

условий и выражают собой необходимость русского месторазвития, т.е. русской социально-исторической среды, рассматриваемой неотрывно от условий занятою ею территории. Россия (Евразия) представляет собой целостный материк, имеющий весьма немногие соприкосновения с берегами океана-моря и в общем отрезанный от него. Этим затрудняется конкуренция, господствующая в мире океанического хозяйства, и выдвигаются начала монополии, с неизбежностью приводящие с собой государственное вмешательство. К этому присоединяется связанное с условиями обстановки общее мощное развитие государственного центра (см. выше), увеличивающее значимость такого вмешательства. В этих условиях нынешний экономический строй СССР представляет собою не более как заострение и сгущение черт торгового, промышленного и земельного уклада, наблюдавшихся в Киевской и в Московской Руси и в императорской России. Для того же, чтобы создавшийся в результате революции экономический строй не односторонне и ущербно, как в настоящее время, но многосто-

ронне и в полноте выражал, применительно к условиям современной эпохи, потребности евразийской обстановки —для этого необходимо в нынешний экономический строй СССР внести ряд существенных изменений, которые и выдвигаются евразийцами.

Убийство советского посла Войкова Борисом Ковердой

Настоящая запись является свидетельским показанием с целью восстановить обстоятельства и подробности дела, в котором мне пришлось быть главным участником, совершенного 7 июня 1927 года в Варшаве покушения на советского посла Войкова. Вокруг этого дела возник ряд легенд и предположений, в большинстве случаев не соответствующих действительности или дававших неполную или одностороннюю картину происшедшего. Я воздерживался от опровержения или дополнения появлявшихся в печати сведений, хотя уже по освобождении в беседах с друзьями не скрывал подробностей дела. Считаю, однако, что картина произошедшего и действительное положение вещей должны быть известны историку, который коснется этого дела. Кроме того, считаю, что не надлежит умалчивать об участии в деле других лиц. Эти соображения и побудили меня составить настоящую запись.

В предшествовавшие годы я, будучи учеником сначала белорусской, а затем русской гимназии в Вильне, одновременно служил в издаваемой доктором Арсением Васильевичем Павлюке-вичем еженедельной газете «Белорусское слово» антикоммунистического направления. Я заведовал конторой, одновременно выполняя обязанности корректора, выпускающего и переводчика на белорусский язык. До перехода в русскую гимназию до VI класса я учился в белорусской гимназии и хорошо знаю белорусский язык. Поэтому на мне лежала также обязанность «вып-

равки» идущего в газету материала. Павлюкевич был решительным антикоммунистом, и меня с ним связывали не только служебные, но и дружеские отношения.

В это же время у меня возникли связи и знакомства с представителями русских антибольшевистских кругов в Вильне. В частности, у меня наладились дружеские отношения с проживавшим в то время в Вильне есаулом Михаилом Ильичом Яковлевым, бывшим в годы Гражданской войны командиром так называемого «Волчанского отряда», сначала действовавшего на юге России, а в 1920 году — на польском фронте. Яковлев также издавал в Вильне русскую еженедельную газету «Новая Россия».

В середине 20-х годов русская белая эмиграция еще рассчитывала на возможность возобновления вооруженной борьбы с коммунистической властью в России. В активной и непримиримой по отношению к большевизму части эмиграции возникали разнообразные проекты и планы продолжения борьбы, и существовало убеждение в целесообразности ведения антибольшевистской террористической деятельности. Вопрос продолжения борьбы любыми средствами часто поднимался и в моих беседах с Павлюкевичем и Яковлевым. Оба хорошо знали один о другом. Но они до того не сотрудничали и ограничивались шапочным знакомством.

Возможно, что происходившие между мной и названными лицами разговоры не имели бы для меня лично последствий, если бы не то, что на должность советского посла в Варшаве был назначен Войков, известный большевик, проехавший в свое время через Германию в запломбированном вагоне вместе с Лениным и роль которого в убийстве царской семьи и последующем уничтожении тел убитых была известна из книги Соколова и других источников. Об этом писалось и в польских газетах, в связи с назначением Войкова в Варшаву. Тем не менее польское правительство согласилось принять Войкова в качестве советского посла, или, как тогда говорилось, полпреда, в Варшаву.

Мысль о возможности покушения на Войкова поднималась в моих беседах с Павлюкевичем и Яковлевым все чаще и чаще, и в конце концов, к началу 1927 года, я выразил желание совершить это покушение. Павлюкевич согласился предоставить необходимые средства, а Яковлев должен был оказать содействие в организации покушения.

Первоначально возникла мысль осведомить о подготовке покушения проживавшего в то время в Варшаве писателя М.П. Арцыбашева, автора статей, печатавшихся в издаваемой Д.В. Философовым газете «За свободу» и затем вошедших в сборник под названием «Записки писателя». Позже такое намерение показалось мне не имевшим смысла, так как его осуществление могло иметь нежелательные последствия и усложнить дело. Но в первой половине 1927 году Арцыбашев умер, и поэтому намерение в какой-то степени посвятить его или вовлечь в подготовку покушения не было осуществлено.

Павлюкевич располагал ограниченными средствами. Поэтому на многое с его стороны нельзя было рассчитывать. О надлежащей подготовке покушения, т.е. организации слежки за Войковым, его выездами, передвижениями и т.п. (как то делалось в дореволюционную эпоху при подготовке покушений на царских министров и многих других, ставших мишенью для революционеров, сановников, когда в некоторых случаях в подготовке и осуществлении покушений участвовали большие группы лиц), из-за недостатка средств не могло быть и речи, и фактически никакой предварительной подготовки к покушению на Войкова не могло быть. Правда, вначале предполагалось привлечь к участию в покушении и других лиц. Выбор пал на двух моих хороших знакомых, известных мне своими национальными убеждениями. Но по разным причинам ничего из этого не получилось.

Предварительной разведкой должен был заняться уезжавший на службу в Варшаву бывший чин «Волчанского отряда» Константин Шипчинский. Ему было поручено узнать, по мере возможности, об образе жизни Войкова, его передвижениях, т.п. Основной задачей было установить, где Войкова можно встретить и приблизиться к нему. В начале мая Шипчинский выехал в Варшаву, получив на расходы данные Павлюкевичем 200 злотых.

Вскоре Яковлев передал мне пистолет и патроны к нему. Было условлено, что после покушения я буду говорить, что купил пистолет у служащего типофафии в Вильне Юдицкого, бывшего членом польской организации допризывной подготовки.

22 мая я выехал в Варшаву, тоже имея в кармане 200 злотых от Павлюкевича и немного своих денег. В Варшаве остановился на одни сутки в отеле «Астория» на Хмельной улице. На следующий день встретился в условленном месте с Шипчинским, и он меня устроил на квартиру на улице Бугай, № 26.

Оказалось, что Шипчинский ничего не разузнал и не установил. Его дальнейшее «участие» в подготовке покушения выразилось лишь в том, что он провел меня к зданию советского посольства на Познанской улице. Притом, пожеланию Шипчин-ского, «по конспиративным соображениям» мы шли к посольству не рядом, а в 40—50 шагах один от другого. Конечно, я был разочарован, увидев, что ничего не сделано, и, признаюсь, у меня возникло сомнение в возможности встречи Войкова, так как имевшихся денег могло хватить лишь на 10—12 дней пребывания в Варшаве, и, кроме того, мне вообще нельзя было продолжительно отсутствовать, так как моя семья не имела понятия, где я нахожусь, да и ждали меня некоторые дела. Не рассчитывая больше на помощь Шипчинского, я решил самостоятельно «произвести разведку» и искать возможности встретить Войкова. Я не видел для этого иной возможности, как самому побывать в посольстве или консульстве.