Операция 'Вечность'
Шрифт:
– Ты сказал... что Норин... то есть...
– она замялась, что я... ну, сам знаешь. Действительно, я сказала им, что ты был на складе, и теперь ты убежден, что... ну, в общем, думаешь, что меня науськали...
– Садись, - приказал я, немного подвинувшись в кресле. Она подошла с таким видом, словно ее кто-то подталкивал, и присела на краешек сиденья, следя за тем, чтобы не прикоснуться к моим коленям.
– Я уж сам не знаю, что думаю, а чего нет, - сказал я, пожав плечами.
– Ничего не знаю. Может, так всегда бывает после... этого. А может, у них что-то не сработало? Не в том дело, - мне стало не по себе.
–
Это прозвучало немного серьезнее, чем следовало. Она нетерпеливо дернулась и взглянула на меня. Еще немного, и она растает, решив, что ничего иного не осталось.
– И долго вы намерены здесь торчать?
– спросил я, меняя тему.
– Наверно, ждете Норина?
В ее взгляде появилось что-то вроде облегчения. Она поправила волосы и устроилась поудобнее.
– Я улетаю послезавтра. Мы все улетаем. Группы с Трансплутона прибывают через несколько дней. Грениан сказал, теперь нам остается только ждать, что получится. Но, вероятнее всего, ничего...
Я кивнул.
– Конечно, ничего. Пантомат излучал наугад. Один из нас услышал и устроил шум. Некогда войны возникали по более глупым поводам, - философски заметил я.
– Однако, если...
– я понизил голос.
Она оживилась. Взглянула на меня с явным интересом.
Я улыбнулся.
– Спокойно, девочка, - я наклонился и положил руку на кончики ее окаменевших пальцев.
– Пока что мы во Вселенной одни. Независимо от того, есть ли у нас надежда. И как мы это понимаем, - многозначительно добавил я.
– Мы стараемся выглядеть как можно приличней, - продолжал я, глядя ей прямо в глаза, - на всякий случай. Но мы по-прежнему все еще одиноки.
Она кинула мимолетный взгляд на свою руку.
– Жаль...
– прошептала она.
Я наклонился ниже, обнял ее и привлек к себе. Хотел поцеловать в губы, но она увернулась, и я чмокнул оголенное плечо. Кожа была прохладной и сухой. Обычная, нормальная кожа. Не какая-нибудь только что извлеченная из пеленок...
Ее движения были быстрыми, но плавными. Потом она встала, одернула блузку и направилась к выходу. Я смотрел, как она открыла дверь и, не глядя на меня, вышла в коридор.
Когда звуки ее шагов удалились, я тоже встал. Поднял руки и уперся ладонями в потолок. Нажал сильнее. Еще. Я напирал изо всех сил, словно собирался выдавить из обшивки станции бетонную плиту двухметровой толщины. Так бывает, когда человек после очень долгой и мучительной дороги по горным осыпям сбросит плотно набитый рюкзак. Я рассмеялся во весь голос. Захотелось петь.
Послышались шаги. Дверь отворилась. Вошедший задержался на пороге, щуря глаза от яркого света. А может, мой вид так подействовал. Я все еще стоял, расставив ноги и подпирая ладонями низкий потолок, будто готовился к упражнениям на центрифуге.
– Привет, братишка, - сказал я беззаботно. Со мной творилось что-то странное. Настроение было такое, как в детстве перед Новым годом, когда дома собирается родственники, довольные собой женщины и озабоченные мужчины. Я ощущал этот неожиданно возникший мир всем своим существом, всеми органами чувств. Подумал о Кире. Ее присутствие стало также чем-то нормальным и само собой разумеющимся, более того, именно она сосредоточивала в себе нити, связывающие меня с неожиданно воскресшим прошлым. Я обнаруживаю в себе чувства
Я засмеялся. Он стоял как вкопанный и смотрел на меня. Раз или два как бы с недоверием покачал головой. В его взгляде сквозило любопытство, но лицо было суровым, серьезным. Он пришел не забавляться.
– С нами хочет говорить Грениан, - сказал он наконец деловым тоном.
– Он просил зайти за тобой.
Я поправил комбинезон и не спеша принялся натягивать ботинки. Праздничного настроя как не бывало.
Покончив с ботинками, я встал и направился к двери. Он подпустил меня на расстояние шага, потом загородил мне дорогу.
– Подожди. Правда, теперь это уже не имеет значения, но я хотел бы знать, какая муха тебя тогда укусила? Сначала ты разыграл комедию с катастрофой на аэродроме, чтобы отрезать себя от людей, а потом, когда они уже привыкли к подкидышу, ты сам нырнул в море? При этом они, - движением головы он указал на коридор, - считают, что шарики у тебя в принципе на месте. Так что же тогда было? Игра в размножение людей? Ты хотел показать, что такие, как ты, могут сотворить с их "вечностью"? Или просто попрыгал, чтобы поиграть у кого-то на нервах? В результате - свалял дурака. Я состроил загадочную мину.
– Возможно, - проворчал я.
– А может, нет. Однако кое-чего я добился. Ты хочешь знать, что я думал в действительности. Ты. Именно ты. Тебе не кажется это поучительным? Не только для нас двоих, если разобраться. Откуда мне знать, о чем я тогда думал. Того, который, как ты говоришь, нырнул, кстати, не в одиночку, уже нет. Никто никогда не узнает, о чем он думал, что чувствовал, когда машина пикировала в море. И до того, как это случилось. Что же касается домыслов, то здесь у нас совершенно равные шансы. Абсолютно одинаковые. Ты все еще не можешь понять? Или не хочешь?
Я отступил на шаг и смерил его взглядом. Он улыбался. В определенном смысле это было ответом. Честно говоря, он не походил на человека, который не хотел бы понять.
Я переждал минуту и задумчиво сказал:
– Может, тот тип решил покончить с собой именно потому, что слишком далеко отошел от тебя, например превратившись в "пилота вечности". А может, он действительно решил заставить людей еще раз продумать авантюру с вечностью, в которую они впутались, по его мнению, несколько опрометчиво? Не знаю. И скажу тебе, - я понизил голос, - мне это совершенно безразлично. Вот правдивейшая из правд. Я не имею ничего общего с тем субъектом. И не хочу иметь. Меня интересует только одно: что дальше? Ну, пошли, - я выпрямился и легонько подтолкнул его к двери.
– Нас ждут.