Операция «Венера» (Торговцы космосом)
Шрифт:
– Нет, Жоржи, считай, что у нас праздник. Ты не выдал меня, когда я передал тебе листовку? Не выдал? Вот мы и отметим это.
Во время ужина Херера был великолепен - настоящий фонтан красноречия, каскад шуток на двух языках, низвергавшийся на меня и на официантов. Глаза его блестели, говорил он торопливо и неестественно возбужденным голосом, смеялся к месту и не к месту - точь-в-точь юноша на первом любовном свидании. Да, юноша на первом свидании… Я вспомнил свой первый вечер с Кэти, бесконечно длинный вечер в Центральном парке, когда, взявшись за руки, мы шли по темным коридорам, танцзал и час, равный вечности, когда мы стояли
Херера хлопнул меня по плечу, и, очнувшись, я увидел, что он и официант покатываются со смеху, глядя на меня. Я тоже засмеялся, чтобы как-то выйти из глупого положения, в котором очутился. Они расхохотались еще пуще. Сомнений не было, они потешались надо мной.
– Ничего, Жоржи, - сказал Херера, внезапно посерьезнев.
– А теперь пошли. Думаю, тебе понравится то, что ты сейчас увидишь.
– Он уплатил по счету. Официант вопросительно поднял брови.
– В заднюю комнату?
– Да, в заднюю. Идем, Жоржи.
Мы протиснулись мимо стойки вслед за официантом. В конце зала он открыл дверь и свистящим шепотом что-то сказал Херере по-испански.
– Не беспокойся, - ответил Херера.
– Мы не надолго.
«Задняя комната», к моему великому удивлению, оказалась библиотекой.
Я почувствовал на себе взгляд Хереры, но, мне кажется, ничем себя не выдал. В библиотеке пришлось просидеть около часу, пока Херера с жадностью читал какую-то изъеденную червями книгу под названием «Моби Дик». За это время я успел пролистать около дюжины старинных журналов. Мне немного полегчало, когда среди этой почтенной классики, которую я с трудом переваривал, я наткнулся на нечто вроде раннего варианта наших нынешних обращений к потребителю, например: «А вы тоже делаете такие ошибки в английском?» Такой плакат недурно выглядел бы в моем собственном кабинете в агентстве Шокена. Но все же мне было не по себе от такого количества книг без единого рекламного объявления. Я не ханжа и не против уединенных развлечений, если от них бывает толк. Но всякому терпению есть предел.
Я пожаловался на головную боль, но, кажется, Херера не поверил мне. А когда вечером, спотыкаясь, он ввалился в спальню, я отвернулся к стене. После этого мы почти не разговаривали.
Неделю спустя, когда в столовой чуть было не вспыхнул бунт, вызванный слухами о том, что в тесто для оладий подсыпают древесные опилки, меня вызвали в главную контору.
Прождав час, я наконец был принят управляющим Отделом перемещений.
– Гроуби?
– Да, мистер Мило.
– Неплохие успехи ты сделал за это время. Очень неплохие. Я вижу, ты здорово продвинулся.
Это было делом рук Боуэна. Он давал сведения. Ему понадобилось пять лет, чтобы пробраться на эту должность.
– Благодарю вас, мистер Мило.
– Очень приятно. У нас, гм-м, открывается вакансия. Надо заменить одного из наших на Севере. Факты подтверждают, что он больше не справляется с работой.
Подтасованные факты, фиктивные сведения, состряпанные Боуэном. Я наконец оценил неограниченную власть, которой обладали «консы».
– Тебя могла бы заинтересовать работа по продаже товаров, Гроуби?
– Как странно, что вы спросили именно об этом, мистер Мило, - сказал я скромно.
– Меня всегда привлекала эта работа. Мне кажется, я бы с этим делом справился.
Он скептически оглядел меня, мой ответ показался ему чересчур обыкновенным.
– Но, может, придется делать работу и погрязнее, -
В тот же вечер я рассказал обо всем в ячейке.
– Значит, переведут в Нью-Йорк, - уверенно заявил Боуэн.
Я едва не выдал своей радости. Прежде всего я подумал о Кэти.
Боуэн оживленно продолжал:
– Теперь тебя следует посвятить в некоторые детали. Прежде всего условные сигналы.
Я выучил их. На близком расстоянии сигнал подавался условным пожатием руки. Для средних расстояний существовал сигнал «опасность!» - громкий оклик. Для связи на дальних расстояниях пользовались газетным кодом, весьма хитроумным. Боуэн заставил меня попрактиковаться в подаче сигналов и выучить на память код. Мы просидели с ним до самого утра. Когда мы уходили, как обычно, через Малую Наседку, я вдруг вспомнил, что в этот день не видел Хереру. Я спросил, где он.
– Херера не выдержал, - просто ответил Боуэн.
Я промолчал. Это был условный язык «консов»: «такой то не выдержал» означало, что «такой то работая много лет на пользу ВАК, отдавая свои гроши, отказывая себе в тех скромных удовольствиях, которые мог бы на них купить. Он не женился и не спал с женщинами, ибо прежде всего думал о конспирации. Его начали одолевать сомнения, столь тайные и смутные, что он сам боялся себе в них признаться. Но сомнения и страхи росли. Они терзали и мучили его, и он наложил на себя руки».
– Херера не выдержал, - тупо повторил я.
– Не думай об этом, - резко сказал Боуэн.
– Ты едешь в Нью-Йорк. Тебя ждут большие и важные дела.
Да, это было верно. Меня ждали важные дела.
10
Я отправился в Нью-Йорк почти в респектабельном виде: недорогой костюм служащего, четвертый класс туристской ракеты. Надо мной в верхнем ярусе абсолютно респектабельные костариканские туристы ахали, восторгаясь видами, мелькавшими в призматических иллюминаторах, или с тревогой пересчитывали свои гроши, гадая, надолго ли их хватит, если оплачивать удовольствия, которые сулит Северный колосс.
В нижнем ярусе ракеты находились мы, люди погрубее и попроще, но все же не законтрактованный рабочий скот. Здесь не было иллюминаторов, но горело электричество, стояли киоски-автоматы и урны. Представитель компании перед посадкой произнес речь.
– Вы, ребята, едете на Север, где уже не действуют костариканские законы. Вы там получите работу получше. Но не советую забывать, что это все-таки работа. Я хочу, чтобы каждый из вас зарубил себе на носу, что вы работаете на «Хлореллу» и только «Хлорелла» имеет право вами распоряжаться. Если кто из вас думает иначе и решил порвать контракт, он сможет на собственной шкуре проверить, как четко и быстро действуют законы против нарушителей. А если кто из вас воображает, что ему удастся удрать, пусть попробует. «Хлорелла» платит детективному агентству Бернса девять миллионов долларов в год не для того, чтобы Бернс хлопал ушами. Если вам, ребята, хочется узнать, почем фунт лиха, валяйте. Ну как, ясно?