Операция «Вонючка»
Шрифт:
Да и ни к чему мне было пять тысяч долларов. Я получал хороший оклад и пил вволю.
На другой день я зашел к полковнику покалякать. У него был крупный разговор с военным врачом.
— Вы обязаны отменить свой приказ! — разорялся костоправ.
— Не могу я его отменить! — орал полковник. — Мне необходимо это животное!
— Вы когда-нибудь видели, чтобы скунсов ловили голыми руками?
— Нет, никогда.
— У меня уже одиннадцать штук, — сказал костоправ. — Больше я не потерплю.
— Капитан, — ответил полковник, — прежде
— Значит, вы не отмените приказ, сэр?
— Нет.
— В таком случае я сам прекращу это безобразие!
— Капитан! — свирепо произнес полковник.
— Вы невменяемы, — заявил костоправ. — Никакой военный трибунал…
— Капитан!
Но капитан ничего не ответил. Он повернулся кругом и вышел.
Полковник взглянул на меня.
— Иной раз приходится тяжко, — сказал он.
Я понял, что надо срочно найти этого скунса, иначе полковника смешают с грязью.
— А все-таки я в толк не возьму, — сказал я, — на кой черт вам сдался этот зверь. Обыкновенный скунс, разве что мурлыкать умеет.
Полковник уселся за стол и стиснул голову руками.
— О господи! — простонал он. — До чего же тупы люди!
— Это-то да, — не отставал я, — но все-таки непонятно…
— Сам посуди, — сказал полковник. — Кто-то копался в твоей машине. Ты утверждаешь, что это не твоя работа. Ты утверждаешь, что не подпустил бы к машине никого другого. Ребята, которые исследовали обломки, заявляют, что в машине есть такие премудрые устройства, до каких у нас еще никто не додумался.
— Если вы думаете, что этот скунс…
Полковник трахнул кулаком по столу.
— Да какой там скунс! Нечто, похожее на скунса! Нечто, смыслящее в машинах побольше твоего, моего, да и вообще больше, чем будет когда-нибудь смыслить человек!
— Но у него и рук-то нет. Как, по-вашему, мог он сотворить то, что вы думаете?
Но он не успел мне ответить.
С треском распахнулась дверь, и ввалились двое солдат из караулки. Им было не до того, чтобы приветствовать полковника по всей форме.
— Господин полковник, — сказал один из них, переводя дух. — Господин полковник, нашли. Даже не пришлось его ловить. Мы свистнули, и он пошел за нами следом.
За ними, виляя хвостом и мурлыча, вошел скунс. Он сразу подбежал ко мне и стал тереться о мои ноги. Когда я наклонился и взял его на руки, он замурлыкал так громко, что я побоялся, не взорвется ли.
— Он самый? — спросил меня полковник.
— Он и есть, — подтвердил я.
Полковник схватил телефонную трубку.
— Соедините меня с Вашингтоном! Пентагон! Мне нужен генерал Сандерс!
И махнул нам рукой.
— Вон отсюда!
— Но, господин полковник, вознаграждение…
— Получите! А теперь убирайтесь!
Вид у него был, как у человека, которому только сейчас объявили, что его не расстреляют на рассвете.
Мы повернулись через правое плечо и вышли из кабинета.
У
— Ты на нас не обращай внимания, друг, — сказал мне один из них. — Мы всего-навсего твои телохранители.
Это и вправду были мои телохранители. Ни на шаг от меня не отставали — куда я, туда и они. И с нами ходил скунс. Поэтому они ко мне и прилипли. Я-то им был до лампочки. Это скунса надо было охранять.
А скунс привязался ко мне — клещами не оторвешь. Он шел за мной по пятам и шмыгал у меня между ботинками, но по большей части ему хотелось, чтобы я таскал его на руках или сажал себе на плечо. И он все время мурлыкал. То ли смекнул, что я ему настоящий друг, то ли считал меня простофилей.
Жить стало трудновато. Скунс спал вместе со мной, и в моей комнате ночевали все четыре охранника. В отхожее место я шел со скунсом и одним охранником, а остальные трое околачивались поблизости. Я ни на миг не оставался один. Я говорил, что это непорядочно. Я говорил, что это неконституционно. Ничего не помогало. Деться было некуда. Охранников было двенадцать штук, и работали они в три смены, по восемь часов каждая.
Несколько дней я не видел полковника и подумал, что это странно: раньше он себе места не мог найти, пока не заполучит скунса, а теперь ему до скунса и дела нет.
А я тем временем пораскинул умом насчет того, что говорил полковник о скунсе: будто это и не скунс вовсе, а существо, по виду схожее со скунсом, и будто оно знает о чем-то побольше нашего. И чем дольше я об этом думал, тем больше верил в то, что полковник, пожалуй, прав. Но все-таки казалось невероятным, чтобы какая-то безрукая тварь разбиралась в машинах, не говоря уж о том, чтобы мудрить с ними.
Но тут я вспомнил, как мы с Бетси всегда понимали друг друга, и, более того, представил себе, что человек и машина сближаются настолько, что могут друг с другом беседовать, и тогда человек, даже безрукий, может помочь машине улучшиться. И хоть, когда говоришь это вслух, получается что-то вроде нелепицы, но в глубине души мне казалось, что так и должно быть, и как-то тепло становилось при мысли о том, что человек и машина могут стать закадычными друзьями.
Если на то пошло, не такая уж это нелепость.
Быть может, говорил я себе, когда зашел в кабачок и оставил скунса в машине, то скунс оглядел ее и пожалел эту старую колымагу, как мы с вами пожалели бы бездомную кошку или больную собаку. И, может быть, скунс тут же, на месте, решил починить ее, как умеет; с него сталось бы и металлом разжиться где-нибудь, где не скоро хватятся, чтобы смастерить вычислитель и все эти хитроумные штучки.
Кто его знает, может, до него не доходило, хоть тресни, как это их не было в машине с самого начала. Может, он считал, что машина без этих штучек вообще не машина. А скорее всего, подумал, что Бетси неисправна.