Операция «Юродивый»
Шрифт:
– Без карты?
– Я – охотник, в лесу ориентироваться умею. По мху, по деревьям, даже по звёздам. Сначала встретил Стёпу Кочергина…
– Где? При каких обстоятельствах?
– Вышел к деревушке, там ни немцев, ни полиции. Гляжу: наш, красноармеец, в форме – как положено, два ведра воды в колодце набрал и в дом тащить собирается. Окликнул его, познакомился… «Пошли со мной, – говорю, – вдвоём всё-таки веселее», а он – ни в какую. Мол, вдовушку одну приглядел, жуть какая страстная баба, теперь у нас любовь… Тут тётка сумасшедшая из избы выскочила,
– Ели что?
– Всё подряд. Грибы, ягоды, дичь… Стёпа успел в хату сигануть, чтобы с вдовушкой попрощаться… Она ему и собрала кое-что в дорогу. Хлебца-сальца, – как он сам сказал.
– Ясно. С Перепёлкиным где встретились?
– Под Брянском. Устроились на ночь в одной ложбинке. А когда открыли глаза – увидели автоматный ствол. «Встать! – приказал младший лейтенант. – Кто такие?» Мы представились. Рассказали обо всём без утайки. И они взяли нас с собой.
– Они?
– Да. С ним был ещё один товарищ. Валерий Гребешков. Через день Перепёлкин послал его в разведку, из которой тот почему-то не вернулся.
– Кто ж по одному в разведку-то ходит?
– Не знаю. Им виднее.
– Ладно. Свободен. Товарищ Макс, распорядитесь отвести этих двоих назад в изолятор, а офицера – немедленно доставить ко мне.
– Здравия желаю! – робко пробормотал светловолосый мальчишка с зелёными, некогда озорными глазами.
– Здравствуй, Костя. Садись.
– Спасибо, товарищ…
– Капитан, – уточнил Вялов.
«Нет, на группу они не похожи – слишком разные… Тогда зачем уходили в сторону от фронта? Просто дезертировали? Тоже верится слабо! Оружие не бросили, не переоделись, даже не сорвали знаки отличия. Может, и вправду – заблудились? Так ведь Гонтарь утверждает, что неплохо ориентируется в лесу… Нет, ни шиша я не понимаю в этой песне!»
– Где ваше удостоверение, товарищ младший лейтенант?
– Не успел получить…
– Как так?
– Мы только закончили курсы, как немец налетел… Всех курсантов расстреляли в Брянской тюрьме. Лишь двоим посчастливилось спастись. Мне и Гребешкову. Позже, в лесу, к нам присоединились красноармейцы Кочергин и Гонтарь. Однажды мы услышали шум, как будто впереди валят деревья. Валера пошел посмотреть, что там происходит… Час, второй, третий, а он не возвращался. Оставаться на месте было небезопасно. Пришлось уходить без него ещё дальше на север…
– Карта чья?
– Гребешкова.
– А что за маршрут на ней?
– Кратчайший путь к Весьегонску.
– Зачем он вам?
– У Валеры там тетка!
– Выходит, вы, братцы, дезертиры? Решили под тёткиным подолом отсидеться?
– Никак нет, товарищ капитан! Мы знали,
– Откуда вам известны такие факты?
– Ну… Иногда нам попадались листовки…
– Германские?
– Да.
– И вы их читали?
– Только для того, чтобы уточнить обстановку на фронтах, узнать, где враг…
– Ладно. Уговорил. Сам откуда?
– С Украины.
– Точнее!
– Из-под Харькова. Чугуев, слыхали такой город?
– Нет, – соврал Вялов, привычно используя излюбленную «методу». – Что это ты, братец, с Украины, а подался в Брянск? В Харькове своих училищ – пруд пруди!
– Так получилось.
– Не темни.
– Как только началась война, мы переехали в Брянск, к папиному брату. И меня сразу же направили на ускоренные курсы младших лейтенантов.
– Летом?
– Да летом! Война! О каникулах никто не думал!
– Сколько длятся курсы?
– Полгода.
– Июль, август, сентябрь… Ты должен был закончить их в декабре…
– Так.
– А немцы овладели Брянском 6 октября.
– Вот я и говорю, что не успел получить удостоверение!
– А офицерскую форму где взял?
– Нам её выдали. Сказали: враг приближается, доучить вас мы не успеем. Поэтому получайте обмундирование – и на передовую. А бумаги должны были выписать утром. Но не успели…
– Хорошо. Мы проверим. Товарищ Макс!
– Я!
– Этого тоже – в изолятор. Никакого интереса для нас они не представляют. Обычные дезертиры. При малейшей опасности – расстрелять.
– Как расстрелять? За что? – запричитал Перепёлкин. – Мы же шли к своим… Чтобы воевать, беспощадно бить врага… Я не хочу умира-а-ать!!!
– Вытри сопли! – пристыдил его Павел.
– Как долго они у вас? – спросил Вялов, когда двое бойцов увели последнего задержанного.
– Пять дней уже.
– В карантине с ними есть ещё кто-то?
– Партизан Сидоркин.
– Чем он провинился?
– Получил десять суток. От меня лично. За неподчинение.
– Расскажете?
– Не считаю нужным.
– Хоть по делу?
– Да.
– Но человек он надёжный?
– Иных не держим.
– Его закрыли, когда эти трое уже были там?
– Нет. Раньше.
– И сколько ему ещё страдать?
– Меньше суток. Утром выпустим.
– Тогда мы тоже остаёмся на ночь. Чтобы не вырывать Сидоркина из коллектива раньше срока.
– Как хотите. Только особых удобств у нас нет. Сено-солома да пара овчинных тулупов.
– Ничего. Нам не привыкать.
Уже в восемь утра Сидоркина – некогда главного деревенского драчуна и хулигана, детину с бычьей шеей и тяжёлыми, словно утюги, кулаками – привели в штабное помещение, где пили чай Макс и Вялов.
– Доброе утро, Афанасий. Что молчишь? Обиделся?
– На обиженных воду возят, сам знаешь.
– Опять ты за своё. К командиру надо обращаться на «вы».