Операция «Юродивый»
Шрифт:
А к бдительному партизанскому командиру был командирован оставшийся практически без работы Вялов…
С отходом противника от Москвы партизаны получили уникальную возможность свободно передвигаться по лесам чуть ли не от Смоленска до Пскова.
Но советское командование не спешило выводить их из тыла противника. Урон, наносимый оккупантам партизанами, вполне сопоставим с последствиями успешных действий целой армии. Да что там армии – фронта!
Павел, Лавриков и Чижик
– Капитан Вялов! – протягивая руку невысокому, коренастому мужчине явно старше сорока лет, с кучкой бойцов встречавшему машину в точке, предписанной Штабом партизанского движения, представился Павел.
– Макс.
– Очень приятно.
– Взаимно.
– Ваше звание узнать можно?
– Нет. Я, как и вы, офицер госбезопасности. Достаточно?
– Так точно… Где ваши пленники?
– В карантине. Так мы называем землянку, в которой содержатся под стражей подозрительные лица без документов, задержанные нами в лесу.
– Что ж… Ведите меня к ним.
– Я прикажу доставить всех троих в штабную землянку.
– Всех не надо. Давайте по одному.
Первым партизаны привели гладкого, упитанного мужичка лет тридцати пяти.
– Красноармеец Кочерин. Степан Ефимович, – потухшим голосом представился он.
– Где это ты так разъелся, братец?
– В армии. На кухне долго прислуживал.
– И сколько весишь?
– Около шести пудов.
– Хорош боров… Ну давай, рассказывай, – поторопил Вялов.
– О чём?
– Обо всём! Где служил, как переходил линию фронта, при каких обстоятельствах познакомился с остальными – в малейших подробностях.
– Есть…
– Для начала – откуда родом?
– Вологодские мы.
– Год рождения? Образование? Я из тебя данные тянуть не буду. Шлёпну – и уеду. Понял?
– За что, товарищ? – солдат с мольбой уставился в синие Пашкины глаза.
– А то ты не знаешь? За измену Родине!
– В начале осени 1941-го нас перебросили под Брянск. Поставили задачу – удержать рубеж на реке Вобля. Это приток Судости…
– У тебя какое образование?
– Никакого. Неграмотные мы.
– Откуда тогда столь глубокие познания в географии, а?
– В чём?
– Брянский край – для тебя чужой. Откуда ж тебе стало известно, что Вобля впадает в Судость? Ну!
– Командир сказал…
– Фамилия!
– Майор Бережной… Вот, мол, река, чтобы за неё – ни шагу…
– Он что, краткий курс тебе читал под артобстрелом? Это – Вобля, она впадает в Судость, Судость – в Десну, Десна в Днепр…
– Так – врезалось в память… Может, на карте прочитал…
– Так ты ещё и карты читать умеешь, неграмотный?
– Нет. Старшой наш уже во время войны курсы младших лейтенантов закончил… В Брянске. Он… Он нас вёл.
– А карта где?
– У меня, –
Вялов взял сложенную несколько раз карту и развернул её. Нигде ни потёртостей, ни трещин, ни дыр. Новенькая, как будто только со склада!
И красной линией: маршрут. Брянск – Ржев – Весьегонск! Название последнего населённого пункта было обведено кружком.
– Чьи это художества? – зарычал Павел.
– Костины. Младшего лейтенанта Перепёлкина…
– Давайте его сюда, Макс… Впрочем, нет, сначала доставьте третьего.
Командир выглянул из землянки и распорядился:
– Задержанного Гонтаря ко мне!
– Есть! – донесся снаружи чей-то грубый голос.
– Красноармеец Гонтарь! – через несколько минут доложил худощавый, жилистый парень лет двадцати пяти.
– Давай всю анкету. Год и место рождения, национальность, происхождение, образование, род занятий…
– 1917-й, Петрозаводск…
– Прекрасно! Выходит ты, братец, земляк моего друга! Пожалуйста, Макс, пригласите сюда Лаврикова… Присядь, Александр Климович, потолкуй с земляком… Продолжайте, товарищ солдат.
– Закончил рабочую школу, пролетарий, трудился на Александровском, – промямлил тот.
– Это что за предприятие? – спросил Вялов.
– Некогда – пушечно-литейный, – пояснил лейтенант. – А сейчас – Онежский металлургический и машиностроительный завод.
– Вот так и надо отвечать. А ты – «Александровский». Что делал-то?
– Буровые машины… (Капитан взглянул на Лаврикова, тот утвердительно кивнул головой).
– Ясно. Мобилизован когда?
– С первых дней войны. Попал в стрелковый полк. Воевал в Белоруссии.
– С этого момента подробнее…
– Выгнали нас в чистое поле.
– Так уж и выгнали?
– Нет, конечно, – засмущался Гонтарь. – Приказали окопаться… А все – парни молодые, необстрелянные. Работать лень. Кто по колено, кто – по пояс. Только я, старшина и ещё несколько человек с головой в землю зарылись… А тут – авиация налетела… И как начала бомбить, как начала… Короче из всего полка не больше отделения нас осталось. А спереди уже танки наступают. Пришлось уходить в леса.
«Похоже, не врёт пролетарий… Говорит, как было, – не приукрашивает! Хотя многие мои коллеги таким россказням не верят. Предпочитают, чтобы всё строго по Уставу: мол, героически сражались до последнего, а когда получили приказ отступить, построились под началом старшего по званию и чётко отошли на заранее подготовленные позиции…»
– В лесу разбежались, кто куда. По двое, по трое… Я со старшиной Курочкиным остался.
– Где он сейчас?
– Умер. На третьи сутки… Мы на хуторе одном обосновались. Утром проснулся, тормошу его: «Вася! Вася!» А он молчит… Там и похоронил сразу за хатой. Потом рванул один. На север.