Опергруппа в деревне
Шрифт:
– Попрошу без грязных намёков! – сурово прикрикнул я, изо всех сил стараясь понравиться Митиной маме. Без Яги я её почему-то попугиваюсь. – На вас поступило устное заявление, оснований для возбуждения уголовного дела по статье сводничество и мошенничество – предостаточно. А вас, уважаемая Марфа Петровна, мы благодарим за проявленную бдительность и активную гражданскую позицию. До свидания. Ждите вызова в суд как свидетель и потерпевшая…
– Чей-то? – не поняла она.
– Домой идите, мама, – попробовал объяснить Митька. – Абрама Моисеевича мы щас по-свойски
Шмулинсон икнул, обмяк и, рухнув, закатился под стол. Героическая вдова задумчиво чесала в затылке…
– А за кого ж тогда мне получается замуж идти?
– Ну не за него точно, – поспешил вставить я. – Этого типа мы хорошо знаем, он женат, и у него двое детей.
– Дык… не помеха…
– Кроме того, он иудейского вероисповедания. Вас ни один батюшка не зарегистрирует. Да и что за жизнь с отпетым аферистом? Вы же не пойдёте за ним на каторгу, как жёны декабристов! Пусть человек хоть там отдышится…
– Дык… замуж хотелось бы, – капризно поджав губки, вздохнула Марфа Петровна. – Вроде настроилась уже. А ежели этого никак нельзя, так, может, дьяк где-нигде да отыщется? Хоть и худющий, а всё ж мужчина в доме. Откормлю небось…
– Гражданина Груздева мы поищем. Более того, я даже знаю, где он в данный момент находится. Не волнуйтесь, мы вам обо всём сообщим. Идите к себе, выпейте валерьянки, как только что-то проявится – вас поставят в известность первой…
– Ладно уж, пойду. – Она глубоко вздохнула. (Мы облегчённо выдохнули…) – Сынуля, а чё ты энтот мешок мучной всё задом закрываешь, секретное, что ли, такое?
– Да. – Я пошёл ва-банк. – У нас там труп. Слишком много знал. Не захватите выкинуть по дороге?
– Отчего ж нет, легко!
– …! – У меня перекрыло дыхание.
В смысле я-то хотел так пошутить, все женщины боятся трупов и уж тем более не забирают их с собой выбросить на полпути к дому в лопухи за околицей. Она должна была взвизгнуть, перекреститься и сломя голову бежать сплетничать с соседками об ужасах милицейских произволов. Все так делают! Но не эта…
Одним могучим рывком Марфа Петровна забросила мешок с дьяком себе на плечо и ровной походкой отправилась восвояси. Надеюсь, гражданин Груздев терпеливо снесёт всё и сумеет как-то выкрутиться…
– Мить, проследи за мамой. Глянь, куда она выкинет Филимона Митрофановича, подбери, отряхни и тихо, огородами, веди сюда обратно. Мы пока с Абрамом Моисеевичем побеседуем…
– За матерью родной шпионить заставляете?
– Митя, не заводи.
– Вот ведь судьба горькая, доля милицейская, – продолжал он, высматривая курс движения мамани в окно. – На какие только грехи начальство любимое не толкает – и морды бил, и шкафы воровал, и соглядатаем подслушивал, а ноне, вона, какой коленкор выходит… Ниже падать некуда! В монастырь, что ль, от вас уйти?..
– Это риторический вопрос? – угрожающе приподнялся я.
– Исполненный относительности и сарказму, – важно поправил он, вышел из горницы
Мы с Абрамом Моисеевичем остались один на один…
– Чаю будете?
– Таки да, – подумав, сообщил он. Сунул руку в карман, вытащил тонкую запылённую лепёшку и предложил: – Настоящая еврейская маца. Моя Сара дала мне в дорогу две, на случай, если «дорогой тебе Никита Иванович, шоб он жил стока, скока Мафусаил, скажет, шо тоже хочет покушать…». Угощаю!
Яга так и не появлялась, но в принципе час полтора мы неплохо посидели сами. С самоваром я управляться умею, чашки-блюдца у Назима всегда вымытые, Васька ещё с вечера умотыльнул знакомиться с деревенскими дурочками, ему тоже надо развеяться. Здесь все ближе к природе и на какие-то вещи смотрят проще, в любом случае ещё ни одной кошке за внеплановый загул ворота дёгтем не измазали…
За чаем мы оба разомлели, а потому все ужасы, которые мне понарасписывал наш главный масон, скорее вызывали сдержанную улыбку, а то и откровенное хихиканье…
– Ой, а может, ви специально подсунули мне этого Еремеева? Я не против, если люди иногда шутят, но он шутит так, шо во мне поднимается против всё! Когда я привёз полную телегу яиц в город, на мой скромный гешефт сбежалось всё ваше отделение! Они хором объявили, шо теперь тоже записались в масоны и хотят взять свой законный процент от продажи Родины! И таки они его у меня буквально взяли… яйцом! Моя Сара успела унести не больше корзинки, и детям его хватило тока на два раза по омлету, без гогель-могелей… Где справедливость, я вас спрашиваю!
Дальше – больше… Лукошкинцы, как я уже не раз упоминал, народ деятельный и социально активный. Утром сегодняшнего дня, с четырёх часов, то есть сразу после петушиного пения, к дверям Шмулинсона выстроилась длинная очередь с письменными заявлениями – хотим в масоны, раз у них бесплатно яйца дают! Представляете, с каким лицом несчастный Абрам Моисеевич вышел на улицу? Да если б не еремеевские стрельцы, его бы вообще из города не выпустили…
– И таки без яиц уже не впустят!
– А что по этому поводу царь говорит? Вы ведь наверняка к нему наведывались. – Честно говоря, я мог бы вести себя повежливее и войти в его положение, но… Вот ей-богу, так хотелось чуточку повредничать.
– Ах, царь. – Абрам Моисеевич изобразил приступ удушья и боль в сердце. – Ваш… пардон, наш! Наш государь тоже обладает чувством юмора и торжественно пообещал, что сам примет жидомасонство, если я умудрюсь удовлетворить потребности города в тех же (чтоб им пусто было!) яйцах. После этого меня же ещё и поколотили посохами ваши недружелюбные бояре! Говорят, что таки за измену Родине…
– Да уж у меня тоже вечные проблемы с нашей Думой. Ладно, вопрос с заявлением Марфы Петровны мы опустим, но и вы, в свою очередь, завязывайте выбивание процентов с нашего младшего сотрудника. Нехорошо получается, вроде работаем в одной упряжке, а вы со своих же яйца стрижёте…