ОПГ «Деревня»
Шрифт:
Под утро сел туман, Вася с Федусом, добравшиеся до балагана – развели костер, накрыли поляну, распили первый флян портвейна и пребывали в благости.
– Вот, я же тебе говорил, держись меня и будем жить кум королю, – поучал Васю главшпан, – в прошлое перенеслись, мля. Щас вокруг нас башкиры полудикие, да кресты неграмотные, развернемся! Боярами и помещиками можем стать, главное, клювом не щелкать! Эх, как же неудачно у меня ментозавр наш три года назад ружжо конфисковал, псина. С ружжом то разговор вообще короткий был!
– Так ты же его сам сдал, Федус?!
– Ну как сам, спасибо, что хоть оформил ментяра как самовольную сдачу. Тебе бы так прилетело, всё бы сдал, не только ружжо, поговори
– Так менты же отдельно сидят вроде, нет?
– Ты чо, самый умный!? Сидят знаешь на чем!? Порядочные арестанты чалятся, а сидят петухи и чуханы!
Всё шло к тому, что скоро в очередной раз Федус даст в тыкву Васе, чтоб втолковать ему элементарные понятия и он даже стал привставать, примериваясь, как половчей тому зарядить, как вдруг кусты, окружавшие полянку с балаганом – бесшумно раздвинулись, оттуда выглянули те, кого вот только что Федус назвал полудикими. Переглянулись, согласно кивнули друг другу, в воздухе свистнули две камчи, обвились вокруг шей, рывок – и оба незадачливых воришки кулями повались на спины, засучив ногами.
Пришли в себя Федус с подельником почти одновременно, у обоих на штанах расплывалось по мокрому пятну, под поощрительными взглядами пленивших их они встали и будучи направленными парой поощрительных тычек – порысили через кусты. Метров через триста вышли на полянку, где паслись две лошади, жалобными взглядами проводили свое добро, которое два наездника деловито утрамбовали в через седельные торбы.
Федус интуитивно захотел увидеть участкового, повалиться ему в ноги, подписать явку с повинной и в лагерь. Обоссаные ноги начали неприятно подмерзать, что добавляло дискомфорта в и так не комфортную ситуацию. Споро упаковавшись, всадники накинули на шею теперь уже не фартовым воришкам, а терпилам – веревки, оседлали лошадей и недвусмысленно, мимикой, указали вектор движения – тронулись.
Федус только хотел спросить, что как они успеют за лошадью, открыл рот, но тут опять свистнула камча, бок ожгло вспышкой боли и он, взвизгнув – устремился вперед лошади в сторону Могузлов…
Утро начинается не с кофе… (9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.
Сон алкоголика краток и недолог. Депутат Никита очнулся часов в шесть, задолго до рассвета, долго ворочался, пытаясь уснуть и заспать тяжелое похмелье, но никак не получалось. Вчера, у Председателя – он изрядно накидался, мало говорил и много слушал. Перспективы, мягко говоря, не радовали. Ужасали скорее, дураком Никита не был, а вот работать – не любил и не хотел, патологически. С детства ни баб с дедом, не родители выбить эту дурь из него не смогли, хоть и лупили нещадно. Он как-то пропетлял восьмерками до окончания школы, поступил в университет, с трудом его окончил (в основном благодаря тому, что активно участвовал в общественной деятельности, стараясь при этом ни за что не отвечать, но примелькаться начальству), после чего его диплом, отсутствие навыков, и тем более нежелание работать – оказались невостребованными в городе.
Пришлось вернуться в родное село, на шею к родителям. Родители, однако, с таким положением дел мириться не пожелали и быстренько вытолкнули прожорливого, но ленивого птенца из родительского гнезда на вольные хлеба. Пришлось крутиться, как умел, таким образом Никита занялся тем, к чему больше был склонен – общественной работой. Пришлось переехать в деревню из большого села, ещё тут жила эта Полякова, сука белобрысая, которая его отшила в школе, в старших классах.
Предпочла ему этого дуболома, Ваньку Потапова. Могла бы и кого поперспективней выбрать, за ней половина старших классов ухлестывало. И ему от Ваньки пару раз перепадало, по делу, но чувствительно, поэтому аж зубы скрипели
То есть – работать, как ломовая лошадь, без перспектив, без благ исчезнувшей цивилизации, без достойного вознаграждения, без каких либо перспектив. Он и так выживал в этом селе на грани отчаяния, домик покосившийся, который ему выделили – он ненавидел всеми фибрами души. Как представлял, что впереди зима, надо топить печку, морозить жопу в уличном толчке – так выть хотелось и раньше, теперь же, без электричества – даже представлять такое не хотелось.
Раньше то хоть была перспектива вырваться, продвинуться наверх, пойти по партийной линии, теперь же всё, аллес. Везде такая же жопа, если не хуже, тут хоть какие-то осколки потерянной цивилизации. Хотя что ему достанется из остатков этой цивилизации и какое его место в иерархической пирамиде – Никита иллюзий не питал. Его и до переноса то никто всерьёз не принимал, глупо было думать, что сейчас что-то изменится.
Это если плыть по течению и цепляться за то, что уже не вернется, другое время – другие возможности. Надо просто проявлять инициативу и быть полезным. Ещё не вечер, всё только начинается!
И Никита привел себя в порядок, дождался восьми часов и пошел в народ, нарабатывать актив, общаясь с электоратом и стараясь понять настроения и чаяния людские. К обеду он вернулся в ненавистный домик, морально и физически вымотанный, рази три его послали прямым текстом, чтоб не лез в душу и не мешал, зато два раза покормили (народ у нас убогих привечает).
Внутри у Никиты теплилась надежда, что свет в конце тоннеля всё таки горит, а под ремнём штанов, врезаясь в живот – лежал коварно украденный у соседского школьника учебник «История России. 8 класс. Конец XVII-XVIII века» под редакцией Андреева, Амосовой и Ляшенко…
Примечания:
Балаган* – временное жилище в лесу, от шалаша до более основательных сооружений, закрытых берестой, лапником и с лежанками внутри.
Глава 5
(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.
Пробуждение Егора тоже нельзя было назвать безоблачным, первой мыслью было: ректификат без голов и хвостов – это хорошо, но меру знать надо. Потом, уже на кухне, приникнув к ковшу с водой, он вспомнил свой вчерашний заход к соседке и c чувством высказался вслух: «Стыд, позор и срам божий! Как дальше жить!?» Но так как жить дальше как-то надо было – он стал жить.
Растопил печку по летнему, вытащив вьюшку, чтоб не устраивать дома сауну, а просто вскипятить воды, заварить мешанку проглотам, себе кофе. Надо было и чего поесть сварить, но пока мысли о еде вызывали тошноту. Так он проколготился пару часов, и в начале девятого уже собрался выгонять гусей на пруд, как зашла ехидно улыбающаяся Ксюша: «Здорова, кобелина, не спится? А я вон тебе шурпы принесла, острой, мама с утра отцу варила, он тоже вчера на автопилоте пришел.»
Егор, пряча глаза и не зная, куда девать руки, принял литровую горячую банку.
– Да ты ешь давай, пока горячее. Я и хлеба тебе принесла, хлеба то тоже нет? И не будет, мама сама испекла. Всё, не привезут больше хлеба… Егор, да ты что сегодня с утра скромный такой, не узнать!? – уже откровенно издевалась улыбающаяся Ксюха.
Тут он понял, что ничего такого непоправимого вчера не сделал, успокоился и сел хлебать принесенную шурпу, налив ей кофе