Описание Эллады
Шрифт:
То, что ахейцы выступили против македонян или против войска сирийцев, это они сделали, руководясь единственно чувством преданности к римлянам; с этолийцами же у них были давнишние счеты личного порядка. 3. После того как в Спарте была уничтожена тирания Набиса, дошедшего до крайней жестокости, какую только может проявить человек, лакедемонские дела тотчас же привлекли внимание ахейцев: за это время ахейцы включили их в свой Ахейский союз, стали проводить над ними самые суровые судебные процессы и до основания разрушили стены Спарты, которые были выстроены еще раньше наспех для защиты против войск Деметрия, а позднее Пирра и эпиротов, а во время тирании Набиса были хорошо укреплены и доведены до полной боевой готовности. Не только эти стены Спарты ахейцы уничтожили, но и отменили все, касавшееся упражнений эфебов согласно законам Ликурга, и они предписали им упражняться так, как упражнялись ахейские юноши. Об этом более подробно я буду касаться, рассказывая об Аркадии. 4. Страшно подавленные всеми этими предписаниями ахеян, лакедемоняне прибегли к защите Метелла и к тем, которые прибыли из Рима с Метеллом в качестве послов. Прибыли они вовсе не с тем, чтобы начать войну с Филиппом и македонянами, так как мир с приношением взаимной присяги был уже перед тем заключен между Филиппом и римлянами, но для того, чтобы вместе с Метеллом разобраться в жалобах как фессалийцев, так и некоторых из эпиротов на Филиппа.
Действительно фактически и сам Филипп и вся сила македонян была унижена и разрушена римлянами, так как в битве против римлян под начальством Фламиния при так называемых (холмах) Киноскефалах (Собачьих головах) Филипп оказался побежденным; и хотя он сражался с напряжением всех своих сил, он потерпел при этом столкновении такое поражение, что из того войска, которое он вел с собой, он потерял большую часть и должен был отказаться от всех тех городов, которые он завоевал в Элладе силой оружия, и вывести из них свои гарнизоны по договору с римлянами; тем не менее при помощи всяких просьб и огромных денежных подарков и подкупов он добился от римлян номинально мира. Об этом ходе истории Македонии, о ее могуществе, которое возросло при Филиппе, сыне Аминты, и затем погибло при позднейшем Филиппе, существовало пророчество Сивиллы, не без божественного вдохновения; пророчество гласило:
Вы, македоняне, вы, что гордитесь царями из рода Аргоса, будет для вас царь Филипп и счастьем и горем: Первый даст городамДействительно, могущество македонян разрушили римляне, живущие на западе Европы, и из числа их союзников Аттал, (пославший) войско из Мисии: а ведь Мисия лежит далеко к востоку.
1. Тогда Метелл и другие члены посольства решили не оставить без внимания дело лакедемонян и ахейцев и потребовали от начальствующих лиц созвать ахейцев на собрание, чтобы на этом общем собрании дать им определенные указания обращаться мягче с лакедемонянами. Они же ответили, что ни для них, равно ни для кого другого они не будут созывать ахейцев на общее собрание, если он не имеет декрета римского сената по тому вопросу, по которому он хочет сделать выступление. Считая, что со стороны ахейцев они подверглись невероятной дерзости и оскорблению, вернувшись в Рим, Метелл и бывшие с ним лица стали в сенате в резких выражениях обвинять ахейцев во многих проступках и при этом даже не всегда правильно. 2. С более многочисленными обвинениями выступили против ахейцев Арей и Алкивиад: это были знатнейшие люди в Спарте, но по отношению к ахейцам они были несправедливы: когда при Набисе они должны были бежать, то ахейцы приняли их к себе, а после смерти Набиса они против воли лакедемонского народа вернули их в Спарту. Теперь же они тоже, выступая перед римским сенатом, усиленно обвиняли ахейцев. По этой причине, по их удалении, ахейцы на собрании присудили их к смерти. 3. Тогда римский сенат, чтобы разрешить спор между лакедемонянами и ахейцами, послал других лиц, в их числе и Аппия. Но было ясно, что появление Аппия и бывших с ним спутников не может быть приятным для ахейцев, так как в своей свите они имели Арея и Алкивиада, в то время злейших врагов ахейцев. Еще больше обидели ахейцев римские послы, когда они, выступив на собрании, стали говорить скорее сердитым тоном, чем стараясь их убедить. Тогда Ликорта, родом из Мегалополя, по своему достоинству не уступавший никому из аркадян и, кроме того, в силу своей дружбы с Филопеменом позволивший себе держаться более независимо, высказал мнение, что ахейцы действуют правильно, причем в своей речи он бросил скрытый упрек в лицо римлянам. Аппий и бывшие с ним подняли Ликорту на смех, а относительно Арея и Алкивиада они постановили, что нет у них вины по отношению к ахейцам; вместе с тем они разрешили лакедемонянам отправить послов в Рим, допуская нарушение тех условий, на которых был заключен договор между римлянами и ахейцами: было сказано, что посольство в Рим к сенату может быть отправлено только от имени всего Ахейского союза, частным же образом отправлять посольства было запрещено всем тем городам, которые входили в Ахейский союз. В противовес лакедемонскому посольству, ахейцы послали свое; после того как перед сенатом и те и другие выступили со своими речами, римляне послали опять тех же лиц, чтобы они были судьями в деле между лакедемонянами и ахейцами, т. е. Аппия и тех, которые и раньше с ним были в Элладе. Они вернули в Спарту тех, которые были изгнаны ахейцами, и отменили те наказания, которые были наложены на лиц, не дождавшихся произнесения приговора и удалившихся в изгнание и в силу этого признанных ахейцами виновными. Они не освободили лакедемонян от вхождения в Ахейский союз; но для уголовных дел они установили проводить эти процессы перед иностранными судами, что же касается всех остальных дел, то они оставили за ахейцами право призывать лакедемонян к ответу и проводить процессы по союзным (ахейским) инстанциям. 4. Вновь у спартанцев была сооружена прежняя стена вокруг города. Из всех тех козней, которые вернувшиеся лакедемонские изгнанники всячески устраивали против ахейцев, наибольшую неприятность они надеялись причинить им следующим образом. Тех мессенцев, которые считались соучастниками в смерти Филопемена и которые вследствие этого обвинения были изгнаны ахейцами, а также и ахейских изгнанников, лакедемоняне убедили отправиться в Рим; они сами отправились с ними и лично добивались того, чтобы этим лицам было разрешено возвратиться на родину. 5. Так как Аппий был большим сторонником лакедемонян и постоянным противником ахейцев, против которых он выступал при всяком удобном случае, то мессенским и ахейским изгнанникам легко удалось добиться успешного осуществления своих планов, и тотчас же римский сенат послал в Афины и Этолию приказ, чтобы эти государства содействовали возвращению мессенцев и ахейцев на родину. Это особенно глубоко обидело ахейцев, так как они и в других случаях терпели несправедливое отношение со стороны римлян и считали, что бесполезно старались выслужиться перед ними; несмотря на то, что они вместе с ними ходили походом против Филиппа, против этолийцев и опять-таки против Антиоха, желая заслужить милость римлян, они в их глазах оказались хуже изгнанников и людей с запятнанными кровью руками. Однако они решили подчиниться. Так произошло это дело.
1. Суждено было, чтобы гнуснейшее из преступлений — предательство родины и сограждан ради личных выгод, — испокон веков знакомое Элладе, послужило и для ахейцев началом бедствий, (как это имело место и для других). При Дарии, сыне Гистаспа, когда он был царем персов, погибло все дело ионян, потому что все самосские триерархи, кроме десяти человек, предали (персам) ионийский флот. После подчинения ионян персы сделали своими рабами и жителей Эретрии; ее изменниками оказались наиболее знатные люди в Эретрии, Филагр, сын Кинея, и Эвфорб, сын Алкимаха. Во время нашествия Ксеркса на Элладу Фессалия была предана изменником из рода Алевадов; предателями Фив были Аттагин и Тимегенид, облеченные высшими должностями в Фивах. Во время войны пелопоннесцев и афинян элеец Ксений попытался предать Элиду лакедемонянам и их царю Агису. Так называемые «друзья» Лисандра не переставали интриговать против своих родных государств, стараясь отдать их в руки Лисандра. В правление Филиппа, сына Аминты, из всех городов Эллады, как можно видеть, один только Лакедемон не испытал на себе предательства; все же остальные эллинские города гибли от предательства больше, чем прежде от чумной болезни. Благодаря счастливой судьбе, Александру, сыну Филиппа, лишь в редких и маловажных случаях пришлось пользоваться услугами изменников. После поражения эллинов при Ламии, торопясь перейти в Азию для ведения той войны, которая возгорелась там, Антипатр хотел возможно скорее заключить мир и для него имело мало значения — дать Афинам и всей остальной Греции свободу или нет; но Демад и остальная толпа изменников в Афинах, боясь афинского народа, убедили Антипатра действовать против эллинов с непреклонной суровостью, и это они были виновниками того, что в Афины и во многие из других городов были введены македонские гарнизоны. Следующее обстоятельство подтверждает данное мое предположение. После несчастного поражения, которое афиняне понесли в Беотии, несмотря на то, что они потеряли пленными две тысячи, а в сражении у них было убито тысяча, они все-таки не стали подданными Филиппа; при Ламии же, хотя у них пало не больше двухсот, они все же стали подданными, «рабами» македонян. Так эта язва измены никогда не исчезала в Элладе! 2. В то время, о котором я говорю, Калликрат, родом ахеец, окончательно сделал своих единоплеменников подданными римлян. Началом же их бед был образ действий Персея и разрушение римлянами могущества македонян.
Персею, сыну Филиппа, жившему мирно с римлянами на условиях того договора, который заключил с ними его отец Филипп, пришло в голову нарушить данные клятвы и, двинувшись с войском на сапеев и на их царя Абруполиса, хотя они были римскими союзниками, он выгнал их и совершенно разорил. Об этих сапеях еще Архилох упоминает в своих ямбах. За эту несправедливость к сапеям римляне, начав войну, наложили свою тяжелую руку на македонян и Персея и послали десять римских сенаторов с тем, чтобы устроить дела в Македонии согласно с интересами римлян. Когда они прибыли в Элладу, Калликрат не упускал никакого случая добиться их милости, льстя им и словом и делом. Одного из них, человека вовсе не склонного к справедливости, Калликрат настолько привлек на свою сторону, что убедил его прийти на союзное собрание ахейцев. И когда он туда пришел, он стал говорить, что во время войны Персея с римлянами наиболее могущественные из ахейцев помогали Персею деньгами и оказывали ему содействие и в другом. Он велел ахейцам приговорить их к смерти. И если, сказал он, они вынесут такой приговор, то тогда он назовет и их имена. Собранию показалось, что он говорит совершенно незаконное, и они стали просить римлянина уже сейчас назвать поименно каждого из них, если действительно кто-либо из ахейцев делал для Персея что-либо подобное, выносить же вперед смертный приговор они не считают возможным. Тут римлянин, поставленный в затруднительное положение, осмелился сказать, что все бывшие стратеги ахейцев повинны в этом, так как все они сочувствовали делу македонян и Персея. Он это сказал по наущению Калликрата. Тогда после него встал Ксенон — этот Ксенон пользовался у ахейцев очень большим уважением — и сказал: "Вот что я заявляю относительно этого обвинения: и я был стратегом у ахейцев, но я ничем не виноват перед римлянами и не чувствую никакого расположения к Персею; и по этому вопросу я готов подвергнуться суду в совете ахейцев, готов подвергнуться ему и перед лицом римлян". Он мог так смело говорить, сознавая себя чистым и правым, но римлянин схватился за этот предлог, и всех, на кого Калликрат возводил обвинение, что они сочувствовали Персею, он отсылал в Рим, чтобы там на суде их дело подверглось разбирательству. Ничего подобного раньше не приходилось испытывать эллинам; даже самые могущественные из македонских царей — Филипп, сын Амины, и Александр — не заставляли посылать в Македонию действовавших против них эллинов, но позволяли им давать ответ перед собранием амфиктионов. И тогда было объявлено, чтобы всякий, кто принадлежит к ахейскому племени, пусть он будет даже невинным, если Калликрат захочет его обвинить, должен быть отправлен на суд в Рим; и таких отправленных было свыше тысячи человек. Римляне, считая, что они уже наперед осуждены ахейцами, разослали их по городам Этрурии и хотя ахейцы не раз посылали различные посольства и мольбы об этих людях, римляне не обращали на них никакого внимания. Через 17 лет триста ахейцев или даже еще меньше, которые еще оставались в Италии, были отпущены — римляне думали, что они достаточно уже наказаны. Но те, которые бежали — тотчас ли во время пути, когда их отправляли в Рим, или потом из городов, в которые они были посланы римлянами, — все они без всякого разговора, если бывали схвачены, подвергались казни.
1. Римляне вновь послали в Элладу сенатора — имя ему было Галл; послан он был в качестве судьи в споре между лакедемонянами и аргивянами по вопросу о земле. Этот Галл и на словах и на деле обращался со всеми эллинами с необычайным высокомерием; он буквально издевался над лакедемонянами и аргивянами; между столь прославленными городами, которые в древнейшие времена были вовлечены из-за спора о границах в знаменитую войну, столь богатую блестящими подвигами, и которые впоследствии судились между собой, выбрав третейским судьей Филиппа, сына Аминты, этот самый Галл счел ниже своего достоинства быть судьей между этими государствами и поручил разбирательство этого вопроса Калликрату, злому гению всей Эллады. Прибыли к Галлу и из этолийцев жители Плекрона, желая получить от него право выхода из Ахейского союза. Им было разрешено Галлом от себя лично отправить посольство в Рим, а римлянами уже было разрешено выйти из Ахейского союза. Вместе с тем сенат предписал Галлу провести отделение от Ахейского союза всех городов, какие и сколько он только сможет. 2. Когда он начал выполнять предписание, афинский народ разграбил Ороп, который был под их властью; сделал он это скорее под влиянием нужды, чем по доброй воле; в это время афиняне дошли до крайней бедности, так как на них больше, чем на всех эллинах, отозвалась война с македонянами. Жители Оропа апеллировали к римскому сенату; и так как римляне признали их несправедливо потерпевшими, то римским сенатом
1. Хотя жители Оропа и не получили помощи от ахейцев, все-таки Меналкид взыскал с них условленные деньги. Но как только эта взятка оказалась у него в руках, ему стало жалко поделить с Калликратом полученные деньги. Сначала он все откладывал уплату, прибегая к обману и всяким отговоркам, а вскоре набрался храбрости и прямо отказал ему в уплате. Верно сказано, что есть огонь жгучей другого огня, и волк лютей других волков, и коршун быстрей других коршунов, если Меналкид превзошел в предательстве Калликрата, самого подлого из существовавших тогда людей. Лишенный всякой доли в дележке этой взятки и безо всякой личной выгоды ставший ненавистным государству афинян, Калликрат по окончании срока власти Меналкида возбудил против него перед ахейцами обвинение в уголовном преступлении, требуя его казни; он обвинял его в том, что, отправленный послом в Рим, Меналкид всячески интриговал против ахейцев и особенно старался отделить Спарту от Ахейского союза. Когда ему стала грозить такая большая опасность, тут Меналкид решился дать из оропских денег три таланта Диэю из Мегалополя: этот Диэй был как раз преемником его власти у ахейцев. Побуждаемый тогда этой взяткой, Диэй энергично содействовал спасению Меналкида даже против воли ахейцев. За это освобождение Меналкида ахейцы обвиняли Диэя и в частных разговорах, каждый в отдельности, и на общем собрании. 2. Но Диэй отклонил их внимание от обвинений, направленных против него, возбудив в них надежды на великие подвиги, для обмана воспользовавшись следующим предлогом: лакедемоняне в вопросе о спорных (пограничных) землях прибегли к решению римского сената. На их обращение сенат вынес решение, чтобы по всем вопросам, кроме дел уголовных, они судились в собрании ахейцев. Таков был ответ. Но Диэй передал это решение не так: желая сказать им приятное, он утверждал, что римским сенатом разрешено им приговаривать к смерти любого из спартанцев. Они же стали требовать от лакедемонян, чтобы они судились у них и в каждом случае по уголовным делам. Утверждая, что Диэй говорит неправду, лакедемоняне желали перенести этот вопрос в римский сенат. Против этого ахейцы вновь выставили другое положение, заявляя, что города, которые входят в Ахейский союз, не имеют права самостоятельно без разрешения общего собрания ахейцев отправлять полномочные посольства к римлянам. В результате этих пререканий готовилась начаться война между ахейцами и лакедемонянами. Лакедемоняне, понимая, что в этой войне их силы уступают силам ахейцев, стали отправлять посольства к отдельным ахейским городам и лично к Диэю для переговоров. Но все города дали один и тот же ответ, что, раз стратег назначил поход, у них нет другого выхода и они не могут ослушаться закона. Диэй же, являясь главою ахейцев, объявил, что он пойдет воевать не со Спартой, а с теми, кто нарушает мир. Когда спартанские геронты спросили его, кто, по его мнению, виновен в этом, он послал им список из 24-х имен, лиц, во всех отношениях являющихся первыми в Спарте. Тут одержало победу мнение Агасисфена, человека и в прежнее время очень чтимого и заслужившего еще большую славу за тот совет, который он дал в тот день: он предложил этим людям добровольно уйти в изгнание из Лакедемона и не втягивать Спарту в войну, оставаясь здесь; если они теперь отправятся в изгнание, то, говорил он, в скором же времени они будут возвращены по приказу римлян. Когда они удалились, то спартанцы номинально привлекли их к суду и приговорили к смертной казни. И со стороны ахейцев были посланы в Рим Калликрат и Диэй, чтобы в сенате выступить со своей стороны с обвинениями против изгнанных из Спарты. Из них Калликрат по дороге умер от болезни. Я не знаю, приди он в Рим, принес ли бы он пользу ахейцам или был бы для них началом еще больших бедствий. Диэй же, вступив перед сенатом в препирательство с Меналкидом, наговорил много довольно непристойного, так что слушать это было совсем нехорошо. Сенат дал им такой ответ, что он отправит послов, чтобы рассудить те взаимные разногласия, которые существуют между лакедемонянами и ахейцами. Послы совершали свой путь из Рима достаточно медлительно, так что Диэю вновь удалось обмануть ахейцев, а Меналкиду — лакедемонян. Диэй ввел в заблуждение ахейцев заявлением, будто римским сенатом вынесено постановление, чтобы лакедемоняне во всем повиновались им. А Меналкид обманывал лакедемонян, говоря, будто римлянами они совершенно освобождены от необходимости находиться в составе Ахейского союза.
1. Вновь из-за этих разногласий ахейцы решились воевать с лакедемонянами и стали собирать войско против Спарты под начальством выбранного ими тогда стратега Дамокрита. Около этого времени прибыло в Македонию римское войско под начальством Метелла, чтобы вести войну с Андриском, сыном Персея, внуком Филиппа, отпавшим от римлян. Война в Македонии, конечно, должна была кончиться очень легко, быстро и безусловно в пользу римлян. Тогда Метелл приказал лицам, командированным римским сенатом для устройства дел в Азии, прежде чем переправиться туда, вступить в переговоры с вождями ахейцев, с тем чтобы запретить им поднимать оружие против Спарты и предупредить, чтобы они ожидали прибытия из Рима лиц, которые уже давно посланы сюда с этой целью, — быть судьями в споре между лакедемонянами и ахейцами. Этот приказ они объявили Дамокриту и ахейцам, но они уже начали раньше свой поход против Лакедемона. Видя, что ахейцы глухи к их убеждениям, римские уполномоченные удалились в Азию. 2. Больше из гордости, чем из сознания силы, и лакедемоняне взялись за оружие и выступили, чтобы защищать родину, но были очень скоро побеждены; около тысячи человек из них, наиболее храбрых и в цветущем возрасте, пало в этой битве, остальное же войско, кто только как мог, быстро бежало в город. Если бы Дамокрит проявил энергию, то ахейцам удалось бы вместе с бежавшими с фронта лакедемонянами ворваться в стены Спарты; он же тотчас отозвал ахейцев от дальнейшего преследования, и затем он занимался скорее набегами и разграблением страны, чем строгой осадой. 3. Когда Дамокрит вернулся назад с войском, то ахейцы наложили на него штраф в 50 талантов, как на изменника. Так как он не мог заплатить такой суммы, он ушел в изгнание и удалился из Пелопоннеса. 4. Диэй, выбранный после Дамокрита ахейцами в стратеги, дал обещание Метеллу, который вторично направил к нему послов, не поднимать против лакедемонян оружия, но ожидать, пока не придут из Рима назначенные судьи. Но он придумал следующую военную хитрость против лакедемонян: бывшие вокруг Спарты маленькие города он склонил на сторону ахейцев и поставил в них свои гарнизоны, с тем чтобы они служили для ахейцев опорными пунктами против Спарты. Против Диэя лакедемоняне выбрали себе военачальником Меналкида. Хотя лакедемоняне не имели никакого военного снаряжения и особенно слабо было у них с деньгами, к тому же и поля у них оставались незасеянными (вследствие постоянных набегов со стороны Дамокрита и ахейцев и разграбления страны), тем не менее Меналкид сумел убедить лакедемонян нарушить перемирие, сделал набег на городок Нас, взял его и разграбил. Этот городок лежал на границе Лаконской области, но в то время был подчинен ахейцам. Возбудив, таким образом, новую войну между лакедемонянами и ахейцами, слыша все время обвинения со стороны сограждан, не видя средств найти спасение лакедемонянам от грозящей им опасности, он добровольно лишил себя жизни, приняв яд. Таков был конец Меналкида, который тогда в столь критический момент был во главе лакедемонян и выказал себя самым бесталанным полководцем; как и раньше, стоя во главе ахейского народа, он оказался самым подлым человеком.
1. За это время прибыло в Элладу посольство, отправленное из Рима и назначенное быть судьями в споре между лакедемонянами и ахейцами. В числе этого посольства был и Орест. Он пригласил к себе всех ахейских начальников, бывших во главе отдельных городов, а также и Диэя, Когда они собрались туда, где он поселился, то он откровенно рассказал им все намерения римлян: что римский сенат считает справедливым, чтобы лакедемоняне не входили в Ахейский союз, а равно и Коринф, чтобы Аргос, Гераклея у Эты и орхоменские аркадяне были выключены из Ахейского союза, так как они совершенно не родственны с ахейцами и сравнительно поздно эти города вступили в Ахейский союз. 2. Когда Орест продолжал еще говорить, начальники ахейцев, не желая дождаться даже конца его речи, быстро вышли из дому и стали созывать ахейцев на собрание. Узнав о решении римлян, они тотчас бросились на спартанцев, которые тогда случайно жили в Коринфе. Они хватали первого попавшегося, как тех, о ком они наверно знали, что они лакедемоняне, так и тех, кого они только подозревали в этом, по их особому способу ношения волос, по обуви, по одежде, по имени; даже тех из них, которые успели укрыться туда, где жил Орест, даже оттуда они силою старались вытащить их. Орест и его сотоварищи старались удержать ахейцев от такого неистового образа действий и серьезно напоминали им, что этим они начинают совершать беззаконные действия и наносят оскорбление римлянам. Через несколько дней тех из лакедемонян, которые были ими арестованы, ахейцы заключили в тюрьму, тех же, кого они признали не лакедемонянами, они отпустили на волю. Вместе с тем они отправили в Рим посольство, состоящее из ахейских начальников, в числе которых был и Феарид. Когда они уехали, то на пути они встретились с другими римскими послами, отправленными для решения дел между лакедемонянами и ахейцами уже после командировки Ореста. Вместе с ними вернулись и ахейские послы. Между тем срок власти Диэя как стратега окончился, и ахейцы выбрали на его место Критолая. 3. Этим Критолаем владело сильное, но безрассудное желание воевать с римлянами. Когда римские послы уже прибыли для разбора дел между ахейцами и лакедемонянами, Критолай был в Тегее в Аркадии, где он вел с ними переговоры. Собирать общее собрание ахейцев для римских послов ему совсем не хотелось, но, повинуясь желанию римлян, он стал рассылать вестников, приказывая созывать уполномоченных на совет ахейцев; частным же образом он поручал уполномоченным оставаться в своих городах и не являться на собрание. Так как участники собрания не явились, то Критолай совершенно явно показал, что он обманывает римлян: он предложил им подождать до другого съезда ахейцев, который будет через 6 месяцев, а что сам он лично, по его словам, без общего собрания ахейцев вести переговоры с ними ни в коем случае не будет. Поняв, что их обманывают, римские послы вернулись в Рим. 4. Тогда Критолай, собрав ахейцев в Коринфе, убедил их поднять оружие против Спарты, убедил тем самым открыто решиться на войну с римлянами. Если случается, что в какой-либо царь или город вступает в войну и результат ее неблагоприятен, то обвинять в этом скорее можно зависть кого-либо из богов, чем тех, которые сражались; безрассудную же смелость, связанную со слабостью, скорее можно назвать безумием, чем несчастием. Оно-то и поразило Критолая и ахейцев. Подстрекал на это ахейцев еще Пифей, бывший тогда беотархом в Фивах, а фиванцы охотно обещали, что примут участие в войне. Фиванцы проиграли процессы — судьею у них был Метелл — и должны были заплатить штраф, во-первых, фокейцам, так как с оружием в руках они вторглись в пределы Фокиды, во-вторых, эвбейцам, так как они опустошили и область Эвбеи, и, наконец, в-третьих, жителям Амфиссы, так как и их страну они разграбили во время созревания хлеба.