Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)
Шрифт:
К вечеру вновь прибыл молодой князь, посетил, однако, лишь посланника Алексея, устроившего свой лагерь близ нашего, и спросил, что мы за люди. Ему приготовили в качестве подарка 12 дукатов и 3 куска персидского атласу на тот случай, если бы он пришел и к нам, так как он, однако, не явился и лишь прислал двух своих офицеров, то подарок не был передан. Когда князь со своими опять собрался в путь, мы велели для салюта дать выстрелы из двух орудий, заряженных ядрами.
15 того же месяца мы прошли через низкие холмы, где встретили очень много зайцев, которые в иных местах поднимались до 4 или по 5 зараз. Мы могли при помощи наших собак устроить хорошую забаву и в немного часов поймали 9 штук. К вечеру, пройдя шесть миль, мы пришли в другое владение, именуемое Бойнак, и расположились лагерем у деревни того же имени, а именно у склона холма, который к морю опускался круто и с двух сторон давал место глубоким долинам. Перед нами мы в виде шанца устроили наши сундуки и другой багаж и посередине расположили пушки в форме полумесяца. У владетеля этой местности, как говорят, немного подданных и средства для жизни он получает от овечьих стад, которых у него было очень много. Его люди были гости дерзкие и отчаянные. Посол Брюг[ге]ман так на них рассердился, что, когда некоторые из них остановились, чтобы посмотреть на нас, как на чужих и удивительных для них людей, он приказал силой гнать их прочь и выстрелить порохом [холостым зарядом] им под глаза. Он еще более рассердился при этом на нас за то, что мы, полагая нежелательным раздражать это шмелиное гнездо, не хотели исполнить его приказания. Когда варвары заметили, что их присутствие нам тягостно, они сказали: разве это не их земля, и не имеют ли они столько же или даже больше права, чем мы, стоять на ней; пусть бы мы поэтому не важничали. Правда, теперь мы сильнее их, но если им их государь лишь подаст знак, то они спешно соберут столько народу, что их хватит, чтобы сломать нам шеи. Далее они говорили: Им нет дела ни до шаха персидского, ни до великого князя московского: они дагестанцы и подвластны одному лишь Богу. Сначала они не хотели допустить, чтобы наши люди, не платя денег, брали воду, которую приходилось приносить из глубокой долины. Так как они, однако, заметили, что путь к воде мы могли обстреливать из нашего лагеря и уже приготовились к этому, то они пропустили нас. Поздно вечером князь велел нам сказать, чтобы утром мы не двигались с места, пока он не велит обыскать нас, нет ли у нас купеческих товаров, за которые следует платить ему пошлину. Мы ему велели сообщить в ответ: <Мы не купцы, а послы, во всем мире имеющие право свободного прохода; по справедливости мы пользуемся этим правом и здесь, но если кто, против права, захочет что-либо силой отнять у нас, тот пусть знает, что встретит сопротивление». После этого никто уже больше ничего от нас не требовал.
На том же месте, где мы расположились, на возвратном пути стал лагерем польский посол [Феофил фон Шенеберг [313] ], которого мы встретили в Персии. Он также попал в ссору с бойнаками, но оказался слишком слабым для борьбы с ними, его одолели и убили со всеми его людьми, за исключением лишь трех слуг, которые спрятались в долгие. Три беглеца вернулись обратно по дороге в Дербент. Отсюда мехемандар, доставивший посла до этого города, взял их обратно в Персию, где, по распоряжению шаха Сефи, каждый из них получал по талеру в сутки для пропитания, пока через 9 месяцев не пришел к шаху русский посланник, взявший их с собой в Москву. Таким образом доброму господину Феофилу фон Шен(е)бергу, видному храброму мужчине, пришлось закончить свою жизнь, будучи убитым в посольстве в варварской стране. Тем более мы должны благодарить Бога, что с нами не случилось ничего подобного.
313
Шенеберг. Во 2 главе книги VI рассказывается: «9 января 1638 мы встретили в 3 милях от предыдущей стоянки у старого караван-сарая Хиджиб польского посла Феофила фон-Шенеберга (по происхождению немецкого дворянина), старого величавого человека, с 25 лицами. С добрый час мы с ним беседовали по-латыни. Он не хотел подать виду, что понимает по-немецки, как лишь при прощании. Он рассказал, что свита его в начале состояла из 200 человек, но так как великий князь не мог пропустить его с таким количеством людей, то ему пришлось целых 6 месяцев простоять в Смоленске, а затем отослать людей, за исключением немногих. Он доставил письмо от армянского архиепископа, нами встреченного в Астрахани, и сообщил, что в Астрахань прибыло много для нас провизии и о нас сильно стосковались».
16 апреля рано утром около 6 часов мы опять двинулись в путь и. пройдя недалекое расстояние, пришли в область другого князя, а именно тарковского. Здесь и чуть было не попал в качестве добычи татарам в руки. Так как путь наш шел приблизительно в полумили от Каспийского моря и мне хотелось узнать, что за грунт у берега и какое берег имеет направление, то я со шкипером Корнилием Клаус(ен)ом и отделился от свиты и поехал к морю. Едва мы прибыли к берегу, который здесь расположен за двумя холмами, как увидели, что два татарина, за которыми следовали подальше еще восьмеро, едут вдоль берега. Когда они нас увидали, то поспешили за нами, но мы, не мешкая, повернули опять в сторону дороги. Оба ближайшие татарина взяли свои дротики в руки и, дав шпоры коням, во всю прыть погнались за нами. Другие же, полагая, может быть, что такого рода людей здесь должно быть больше, проехали на холм, чтобы произвести разведки. Когда они увидели, что на расстоянии не далее доброго выстрела из ружья длиной лентой тянется наша свита, они стали кивать и кричать нашим преследователям: «Тутма, тутма!», чтобы те не преследовали и не хватали нас, так как там сильная засада. После этого они медленно поехали за нами и, догнав нас близ свиты, любезно поздоровались с нами и попросили посмотреть наши пистолеты, желая узнать, что это за оружие. Однако ни один из пистолетов не был им дан в руки, они осмотрели нашу свиту и после этого опять поехали дальше поперек поля. Нам повстречались и после этого разные отряды одетых в латы всадников; иногда они на расстоянии пары выстрелов из ружья ехали с нами, заезжая иногда назад, иногда вперед; иногда они хотели пересечь наш отряд, но мы этого не допускали. После этого они опять ехали дальше своей дорогой. К вечеру мы прибыли к городу Тарку, расположенному в 7 милях от Бойнака. Мы расположились в ровном поле близ свежего ключа, приблизительно в расстоянии доброй четверти мили от Каспийского берега.
Глава CXII
(Книга VI, глава 13)
О городе Тарку и тарковской области
На следующий день, 17 апреля, главный правитель этого города прислал своего младшего брата с другими тремя осанистыми мужчинами приветствовать нас и предложить всяческую дружбу и услуги. Сам хан о себе сообщал, что он болен и лежит в постели. Послы отправили к нему нашего медика, чтобы поблагодарить за такое предложение дружбы и помочь ему, если он того пожелает, советом и лекарствами медика для восстановления его здоровья. Он охотно согласился на это. Когда он, при лечении врачом, в течение немногих дней выздоровел, он не находил слов для выражения своей благодарности нам.
Что касается города Тарку, то это главный город в Дагестане. Он лежит в высокой местности, на склоне и между гор, среди обрывистых скал. Скалы эти, как выше сказано, с виду похожи на то, точно они спаяны из одних раковин вроде тех, которые море в этом месте выбрасывает на берег (все эти раковины величиной в скорлупу грецкого ореха). Некоторые из раковин еще целые; притом встречаются эти раковины не поодиночке, но нет обломка величиной с кулак, в котором не насчитывалось бы пять и более раковинок; самый камень тверд, как кремень. Над этими скалистыми горами была ровная местность и хорошее пастбище для скота.
Город лишен стен и лежит совершенно открыто; в нем до тысячи домов, почти на персидский манер, но построены они несколько хуже. Из скалы вытекают различные обильные водой ключи, которые через город стекают с горы с приятным шумом. Здешние дагестанцы, равно как и бойнаки и живущие более к северу люди, именуется кайтаками. За Тарку в горах к западу находятся еще другие, которые зовутся кумуки [кумыки] или казукумуки [казикумыки]; каждое из этих племен имеет особых своих государей.
Главный правитель этого города Тарку и всей этой местности был Сурхован, господин лет 38, хвалившийся происхождением из персидского царского дома. Он и поддерживал добрую дружбу с персами, чтобы в том случае, если среди дагестанцев произойдет междоусобная война, ему могла быть доставлена помощь из Персии. Рядом с ним живут еще другие мурзы, его двоюродные братья. Младший из них, сын его брата, Имамрза, управлял также частью города.
Тарковские татары были дики и дерзки не менее бойнаков, но их женщины были любезны. Женщины, как и девицы, без стеснения, с открытыми лицами, ходили среди людей. Девицы заплетали свои волосы в 40 косичек, которые свисали вокруг головы; они были очень довольны, когда мы трогали и считали эти косички.
Здесь мы встретили старого человека, по имени Матфия Махмара, из Эттингена в Вюртембергcкой стране родом. По ремеслу своему он был ткач бархента [314] (бумажной материи], в венгерскую войну был схвачен турками, продан этим татарам и обрезан. Он почти совершенно забыл свой немецкий язык, мог припомнить едва столько слов, чтобы дать понять свои мысли. Он сказал: он знает и верит, что есть Единый Бог и три Лица и что Христос за него пострадал. Он мог прочитать и «Отче наш», хотя не совеем твердо.
314
бархента. В подл.: Parchenweber вместо Barchentweber.
Глава XCIII
(Книга VI, глава 14)
О большой опасности, которую мы испытали у татар
Когда при прибытии нашем Сурхован предложил нам большую дружбу и помощь, мы думали, что теперь всякая опасность прошла, и что мы будем в безопасности и на свободе под защитой этого мурзы. Однако никогда не угрожала нам большая опасность, чем здесь. В течение всех этих пяти недель, что мы пробыли у дагестанских татар, почти ежедневно ни о чем ином не говорилось и не слышно было, как о грабежах, захватах, убийствах и сломании шеи, чем нам грозили.
Мы просили нашего персидского мехемандара, обещая ему большой подарок, чтобы он нас проводил или хоть верблюдам позволил идти с нами до Терок у русской границы, так как видно было, что здесь много времени пройдет, пока мы получим подводы. Мехемандар отвечал на это, что под страхом смерти он не смеет действовать против данного ему приказания, которое простирается лишь до этого места. Возчики наши также не хотели дольше оставаться среди татар, но хотели все-таки еще переговорить с мехемандаром. Мехемандар, однако, в эту же ночь молча, не простившись, ушел вместе с возчиками; это причинило нам немало раздумья. К этому присоединилось, что около полудня две молодые татарские женщины, принесшие для продажи молоко, скакали нам следующее: они дочери русских родителей и христианки. Татары похитили их у родителей и взяли в жены. Они жалели, что о нас, христианах, также татары замыслили столь злое дело; они втайне желали предупредить нас, чтобы мы остереглась: о нас ходят слухи, будто при нас очень много товаров и даже несколько сот тысяч (тонн) [315] денег, что через Осмин и Бойнак мы прошли, не платя пошлины, о чем у жителей плохая молва, и что поэтому не желают нас пропустить свободно. Вчера пришли из Осмина и Бойнака гонцы к Сурховану, и гонец прошел и к шемхалу, чтобы поднять против нас этих государей. Составлен план общими силами напасть на нас, перебить стариков, а молодых захватить в плен, причем надеются получить большую добычу. Женщинам показали вид, будто им не особенно верят и не придают значения их словам. Однако мы были немало смущены, так как уже четыре дня находились здесь, и не было надежды на то, чтобы скоро уйти отсюда. Кроме того мы видели, что вскоре после сообщения женщин вдоль гор проехал и заехал в Тарку отряд в 40 бойнаков, и что по временам гонцы спешили с места на место.
315
несколько тонн. Tonne — немецкое старинное обозначение 100 000.
Послы созвали наиболее важных лиц нашей свиты перед лагерем, сообщили им о предстоящей опасности и выслушали затем наше мнение по этому поводу. Было взвешено и то и се, полагали, что было бы лучше, если бы с варварами обошлись любезнее, чем было сделано. Так как, однако, теперь положение таково, то приходилось положиться на Бога относительно предстоящего нам; мы увещевали друг друга быть мужественными и стойкими, так как если бы дело дошло до боя, то лучше было бы с крайним напряжением сил биться и умереть, чем потом весь век свой жить среди варваров слугами и рабами, с опасностью для душ. К такому мужеству и стойкости побуждало нас и самое расположение местности: справа от нас было море, слева — высокие, недоступные горы, за нами и впереди нас — неприятель.