Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)
Шрифт:
Затем начал говорить второй (опять приподнимаясь, как и предыдущий): «Великий государь и проч. желает королеве шведской и князю голштинскому всякого благополучия и победы над их врагами и дает вам знать, что королевские и княжеские грамоты им прилежно читаны и что их мнение им из грамот узнано».
Третий сказал с подобными же церемониями: «Великий государь и пр. узнал из грамоты, что вам в том, что вы будете говорить, надо иметь веру. Это и будет сделано, и его царское величество дает вам ответ».
Четвертый сказал: «Его царским величеством они отряжены; чтобы узнать, каковы будут предложение и просьба послов». Затем он прочитал имена тех лиц, которые назначены его царским величеством к участию в тайной аудиенции. Это были:
Наместник тверской князь Борис Михайлович Лыков Оболенской.
Наместник новоторжский Василий Иванович Стрешнев.
Два думные дьяка, а именно:
Иван Тарасович Грамотин, хранитель печати и обер-канцлер, и
Иван Афанасьевич Гавренев, подканцлер.
По прочтении всех этих имен все опять поднялись с мест, и королевский шведский посол г. Эрик Гилленшерна начал по-немецки, от имени ее величества королевы шведской, благодарить за то, что его царское величество допустил их на тайную аудиенцию, затем он прочитал свое предложение, или пропозицию, изложенную на листе бумаги. Когда после этого перешли к чтению еще и нашей пропозиции, оказавшейся несколько более длинною, а советникам показалось, что время уже затянулось, то они потребовали передачи обеих письменно изложенных пропозиций и пошли с ними наверх к его царскому величеству. Послы тем временем оставались одни в комнате для тайной аудиенции.
Тут наши приставы и некоторые из людей свиты вновь вошли к послам. Немногим более чем через полчаса явился один подканцлер с сообщением: на этот раз с нас достаточно: мы можем опять ехать домой; пропозиции будут немедленно переведены, и тогда нам будет дан ответ. И вот мы опять поехали на наше место.
12 того же месяца три татарские посла, без всякой пышности, ездили представляться. Они были посланы черкасским принцем [62] , вассалом его царского величества. За ними бежали 16 прислужников. Они поехали в Кремль в красных кафтанах из грубого сукна, но вернулись в кафтанах из шелкового дамаста [63] , красных и желтых, подаренных им великим князем.
62
черкасским принцем, или князем черкасского Терского городка (Терки).
63
дамаста. В подл. «Damaschen». Damast — материя с крупными узорами.
Такие посольства, как говорят, присылаются ежегодно как этими, так и другими татарами, хотя никаких важных предложений они и не делают. Приезжают они больше всего ради одежды и подарков, зная, что всегда им дадут чего-нибудь.
15 того же месяца прибыли пристава и сообщили, что в предыдущий день великая княгиня разрешилась от бремени дочерью, которая уже крещена и названа Софиею [64] . Русские вообще не оставляют своих детей долго некрещеными, да и не устраивают на крестинах такого торжества и пиршеств, как в Германии. Говорят, патриарх был крестным отцом, как у всех прочих детей великого князя. И мы должны были участвовать в этой радости: «корм», или провиант наш, в этот день был удвоен.
64
Софиею. София Михайловна, род., по указателю к «Выходам госуд. царей», 30 сентября 1634 г., скончалась 23 июня 1636 г. Крестины по «Дворц. разр.», II, 412, были в Чудове монастыре 6 октября.
Глава IX
(Книга I, глава 10).
О встрече турецкого посла
17 того же месяца под Москву прибыл турецкий посол [65] . Его встретили с очень большим великолепием шестнадцать тысяч человек конницы. В этом большом войске можно было сосчитать не более шести штандартов. Первый, принадлежавший лейб-компании, был из белого атласа с изображением на нем двуглавого орла с тремя коронами, окруженного лавровым венком с надписью:
65
турецкий посол. По русским документам, «турского Мурат-салтана царя посол Муслага». Встреча его была «за Белым городом, за Тверскими вороты».
«Virtute supero» (т. е. «доблестью побеждаю»). Далее были три синих с белым, с изображением на одном — грифа, на другом — улитки, на третьем — руки с мечом. Далее еще один из красного дамаста, изображавший двуликого Януса, и наконец красный, без изображения. Мы предположили, что такие эмблемы и знаменательные изображения были помещены [на штандартах] по указанию немецких офицеров, выступавших под Смоленск. Сами русские очень неискусны в изобретении таких вещей. Перед каждым штандартом ехали волынщики и литаврщики, а перед лейб-штандартом — шесть трубачей, которые, по-своему, трубили что-то веселое. Некоторые из русских князей ехали на статных персидских, польских и немецких лошадях, хорошо убранных и разукрашенных; среди этих лошадей находились и десять великокняжеских, увешанных большими серебряными цепями, о которых упомянуто при описании нашего въезда.
Некоторые из нас составили, вместе со шведами, отряд в 50 человек и выехали, с шведским маршалом высокоблагородным Вольф-Спаром во главе, за милю навстречу туркам, чтобы посмотреть на них. Когда турок нас увидел, то пристально стал вглядываться в нас, как и мы в него. С добрую милю мы ехали рядом с ним и осматривали его свиту и поезд, которые были таковы:
Спереди ехали 46 стрельцов, обвешанных луками, стрелами и саблями.
Далее следовал пристав в золотом парчовом кафтане.
За ним — 11 лиц в красных бархатных кафтанах. Это были частью турецкие, частью греческие купцы, частью греческие духовные лица.
Затем — маршал посла, один.
За ним — 4 стрелка-телохранителя с луками и стрелами.
Потом — в очень красивых одеждах два камеръюнкера.
За ними следовал сам посол.
Он был среднего роста, с желтоватым лицом и с черною как уголь округленною бородою. Нижний кафтан его был из белого атласа с пестрыми цветами, верхний же кафтан из золотой парчи, подбитой рысьим мехом. На голове как его, так и всех его людей были белые чалмы. Таково, впрочем, обычное убранство в одежде турок.
Он сидел в плохой белой деревянной русской повозке, которая, однако, была покрыта очень дорогим золототканым ковром.
За ним шли более 40 багажных телег, в каждой из которых сидели слуги, по одному или по двое.
Когда они находились всего в четверти мили от города, и посол предположил, что русские, имеющие его встретить, уже недалеко, то они сошли с телег, и посол сел на прекрасную арабскую лошадь. Когда он проехал расстояние выстрела из мушкета, ему навстречу, как это обычно, выехали два пристава с великокняжескими лошадьми; они до тех пор оставались на лошадях, пока посол первый не слез с лошади. Зато и турки, несмотря на снимание русскими шапок при названии ими имени великого князя, оставили свои чалмы, по способу и обычаю своей страны, на головах, да и вообще не показали никакого знака почтения.