Опиум может подождать
Шрифт:
— Мое имя вам ничего не скажет, — сказал он. — А можете считать, что у меня нет имени. Мне все равно, какой из этих вариантов вы выберете — выбирайте тот, который вам больше по душе.
— Выбираю второй, — улыбнулся я.
— Имя — это просто оболочка, знаете ли. Просто слово, несколько звуков. Когда человек называет вам свое имя, вам сразу становится легче на душе — вы знаете, как к нему обращаться, даже строите в голове всякие теории насчет того, как этого человека можно с помощью его имени охарактеризовать. А вот когда человек не называет вам своего имени, у вас сразу такое ощущение, будто что-то не так. — Старичок в очередной раз замолчал, на этот раз, надолго — скорее всего, потому, что дыхания ему хватало только на разговор, а сейчас он занимался раскуриванием трубки. Когда в безветренном воздухе поплыли струйки белесого дыма,
Я кивнул. В то время как старичок раскуривал трубку и отправлял мешочек-кисет обратно в карман брюк, я успел заказать еще половину порции «фирменного блюда», и теперь ел с не меньшим аппетитом, чем раньше. Я был уже почти сыт, легкая настороженность, не дававшая мне покоя весь вечер, сменилась расслабленным состоянием, а обстановка располагала к приятной беседе. Когда мой собеседник задал свой вопрос, я как раз прожевывал очередной кусочек бифштекса. Привычки разговаривать с полным ртом я не имел, а поэтому ограничился кивком.
— Нехорошее это место, — глубокомысленно изрек старичок, попыхивая трубкой. — Лучше бы вам остановиться где-то в городе…
— Увы, до города я добраться не успел — меня застала непогода. Я увидел тучи и решил, что лучше будет переночевать где-нибудь тут.
Старичок обреченно покачал головой.
— Сегодня полнолуние, — проговорил он. — Вы не боитесь Графиню?
— Графиню? — не понял я.
— Ах да, вы же не из этих мест. — Старичок потер лоб, и на лице его появилось выражение досады. — Я становлюсь стар, память оставляет меня… — Выпустив еще пару струек дыма, он посмотрел на меня. — Вы когда-нибудь пили абсент, Кристофер?
Первой моей мыслью было, что старичок шутит — и я отреагировал на его слова улыбкой. Но он был серьезен, и мне не оставалось ничего кроме как ответить с таким же серьезным лицом:
— Такое бывало.
— Тогда, если позволите, я приглашу вас на стаканчик абсента. Впереди длинная ночь, а меня часто мучает бессонница… поэтому я предпочитаю проводить ночи тут, в поисках интересных собеседников. Иногда даже нахожу их.
— Давайте лучше я приглашу вас на стаканчик абсента, — сделал я ответное предложение.
Старичок пару секунд подумал, не возразить ли, но решил промолчать, и через несколько минут я уже плавил сахар над первым стаканом с зеленой жидкостью.
— Давно, еще в прошлом веке, — заговорил он, глядя на то, как капли сахара растворяются в абсенте, — здесь не было отеля, но был большой старинный особняк. В нем жил богатый граф. Он любил охоту, шумные посиделки и другие развлечения, которые обычно любят люди его круга. В том числе, и общество женщин. И вот однажды он женился на девушке. На доброй, красивой и честной девушке из бедной семьи, которая была младше его на десять лет — на момент свадьбы графу исполнилось тридцать, а невесте, соответственно, двадцать. Она очень тосковала по дому, по оставленным в далекой деревне родителям, по своим братьям и сестрам. Но граф был жестоким человеком, и он не соглашался отпустить ее даже на пару дней. Через год девушка родила графу дочь. Девочка росла красивой и здоровой, а ее мать теряла силы на глазах: она бледнела, худела, почти не притрагивалась к еде. Потом она перестала вставать с кровати, и тогда обеспокоенный граф позвал врача. Врач осмотрел больную, покачал головой, сказал, что она очень серьезно больна и прописал ей опиумную настойку. Девушка должна была пить настойку один раз в день, всего лишь несколько капель, но она, конечно же, пристрастилась к наркотику. Казалось, что ее лицо посвежело, а на щеки вернулся румянец, но глаза ее были пусты, а улыбка, которая время от времени мелькала на ее губах, была адресована не графу и не дочери, а известным только ей существам, с которыми она встречалась после принятия очередной дозы лекарства. Когда граф заметил, что настойка заканчивается уж слишком быстро, то он понял, что что-то не так, и решил принять меры.
Старичок принял свой стакан, благодарно кивнул и сделал пару глотков. Абсент он пил так, будто в стакане была подкрашенная зеленым вода.
Я тоже сделал глоток. Несмотря на неприглядность заведения, тут подавали не только отличную еду — абсент тоже был неплох. Впервые за довольно долгое время я не чувствовал в напитке привкуса посторонних добавок или трав. А мой собеседник тем временем повертел в руках абсентную ложку, на которой до этого лежал сахар, и продолжил.
— Граф сказал своей жене, что больше не даст ей даже взглянуть на бутылку с опиумной настойкой. Молодая графиня плакала, умоляла мужа сжалиться над ней, но он был глух к ее просьбам. Граф искал в доме место, где можно спрятать бутылку, но жена, знавшая дом не хуже него, каждый раз ее находила. И тогда графу пришла в голову идея, которая показалась ему отличным выходом из положения.
Старичок попыхтел трубкой, с недовольным лицом оглядел ее и заметил, что она погасла. Я достал из кармана спички и положил их на стол рядом с бутылкой.
— В подвале особняка был старый чулан, — продолжил он свою историю, в очередной раз раскуривая трубку. — Единственное место в доме, куда графиня никогда не спускалась: она боялась темноты. Вот туда-то хозяин особняка и отнес бутылку, довольный собой и тем, как удачно он решил проблему. Два дня графиня искала опиумную настойку, но не находила ее. Она проверила каждый уголок дома, заглянула под половицы, обыскала шкафы, но бутылки нигде не было. Последним местом, где она могла оказаться, был темный холодный чулан. Конечно, графиня боялась спускаться туда одна, а поэтому взяла с собой дочь. На тот момент девочке исполнилось три года. Заглянув в чулан, графиня быстро нашла бутылку — та стояла в одном из сумрачных углов. Обрадованная тем, что поиски увенчались успехом, девушка на несколько минут забыла обо всем и принялась открывать бутылку. Ее дочь сидела рядом с ней и дрожала от холода, так как в чулане было не только темно, но и сыро. И стало еще темнее, когда от дуновения ветра массивная деревянная дверь захлопнулась, оставив и ее, и графиню внутри. Бесконечные часы несчастные стучали в дверь, пытались открыть ее, но для ослабевшей графини она была слишком тяжела, а для маленькой девочки — тем более. Граф мог бы услышать их, но он в очередной раз уехал на охоту со своими многочисленными друзьями: после свадьбы он не изменил своим привычкам и продолжил вести разгульную жизнь. Когда он вернулся домой через десять дней, уставший и довольный, то нашел в чулане два мертвых тела. Одно принадлежало его жене, а второе — его дочери. Сложно сказать, умерли ли они от голода, от страха, замерзли или же задохнулись. Но теперь в полнолуние графиня возвращается в эти края.
Я достал из кармана пачку сигарет и, достав одну, закурил.
— Вот как? И зачем?
Старичок пожал плечами. Выражение его лица говорило: «Будто вы не понимаете!».
— Опиум, — коротко ответил он, пыхтя трубкой.
— Очень красивая легенда, — похвалил я. — Вы великолепный рассказчик.
Старичок покачал головой и допил остатки абсента из своего стакана.
— Никто не верит в Графиню до тех пор, пока не встретится с ней, — сказал он. — Так уж устроены люди — им нужно увидеть для того, чтобы поверить.
— Если я ее увижу, то обязательно поверю, — ответил я.
— Вот, возьмите. Считайте, что я вам это подарил.
Я открыл положенный передо мной мешочек и извлек оттуда крошечную деревянную шкатулку со старинной инкрустацией. В шкатулке обнаружилось несколько бурых маслянистых комочков. Также в мешочке я нашел длинную тонкую трубку и пару обрывков веревки, которые при более близком рассмотрении оказались сменными фитилями для опиумной лампы.
— Спасибо за ценный подарок, — улыбнулся я. — Я бы с удовольствием разделил его с вами, но вот где же лампа?
Старичок откинулся на спинку своего стула и посмотрел на меня.
— Хочется верить, что вам она не понадобится.
…В гостиницу я вернулся в начале четвертого утра. Хозяина за стойкой не было — либо он отправился подремать, либо отошел по известным только ему делам. Мне пришлось самостоятельно искать уже знакомый мне огарок свечи. Я водрузил его на импровизированный подсвечник из крохотного фарфорового блюдца с ручной росписью и отправился в свой номер.
Мы со старичком успели опрокинуть еще пару стаканов абсента, так как за хорошей беседой абсент идет лучше любого напитка, алкогольного или безалкогольного. После бара я немного прогулялся по холодному ночному городу (дождь прекратился, но спустился густой, как молоко, туман), но голова у меня до сих пор кружилась, а окружающий мир выглядел чуть более красочным, чем следовало бы. Конечно, в таком состоянии заснуть было невозможно, и теперь я лежал на спине, смотрел в потолок и размышлял, чем бы себя занять. Желательно, таким, чтобы занятие это позволило мне расслабиться и задремать.