Оплот добродетели
Шрифт:
И даже будто стали меньше.
Тойтек жив.
Как и Алина, погруженная в криогенную кому. И остальные… мертвецы будут, в этом Лотта не сомневалась, но количество заболевших за последние часы увеличилось незначительно, и это давало надежду.
Вот только…
Корабли молчали.
Связь тоже не работала. Оставалось стоять и смотреть. Любоваться, ибо были они по-своему красивы. Но почему столько времени молчат? Лотта готовилась к этому сеансу связи. И себя привела в порядок, чтобы выглядеть, если не как подобает наследнице древнего рода, то
Она надела родовой перстень.
И сняла защиту с клейма.
А вызова не последовало. И каждая новая минута ожидания била по нервам.
— Чего они ждут? — не выдержал капитан. Он вскочил и, поймав взгляд Лотты, опустился на место.
— Не знаю. Распоряжений? Возможно, сейчас в Совете не могут прийти к единому решению. А возможно, нас пугают, пытаются выбить из равновесия, чтобы получить преимущество в переговорах.
— Думаете, переговоры будут?
Данияр поглаживал острие клинка, и в этих спокойных сосредоточенных движениях было что-то донельзя медитативное.
— Будут, — Лотта заставила произнести это уверенно. — Обязательно. Они не могут нас уничтожить, но и допустить к станции тоже. С одной стороны, за нас играет общественное возмущение, с другой… против нас — страх.
— Девочка права, — этот голос раздался от двери, которую Кахрай запер.
Лотта точно знала, что запер.
Но сейчас дверь была открыта и на пороге стояла высокая женщина с некрасивым сухощавым лицом.
— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но мне показалось, что помощь лишней не будет.
— Не будет.
Лотта узнала ее.
Узнала, такую непохожую на саму себя, ныне совершенно обыкновенную, лишенную обычного величия и блеска, и тем такую понятную. Как она могла пропустить?
— Я не знала, что вы здесь, госпожа Унияр.
— Решила вот… инкогнито. Муж сюрприз сделал, — госпожа Советница развела руками, будто извиняясь за свое присутствие. — И никогда-то у него с сюрпризами не получалось…
— А он…
— В медотсеке. Как понимаю, если выживет, это будет невероятной удачей. Но я надеюсь, что выживет. А пока мне нужны данные.
— Это… кто? — осторожно поинтересовался Данияр, отвлекаясь от клинка.
— Не узнали? — советница улыбнулась уголками губ. — А мы были представлены… Альга Унияр.
— Первая Советница, — подтвердила Лотта.
И капитан за спиной печально вздохнул.
Наверху малая запыхалась и, сев на ступеньку, сказала:
— Я так больше не могу.
— Надо, — он бы и сам не мог объяснить, откуда взялось это желание как можно скорее добраться до мостика. И почему каждая минута промедления заставляет сильнее нервничать. Захотелось наорать на малую или даже затрещину ей отвесить. Вечно ноет.
Но мальчишка спрятал руки за спину.
— Идем, — попросил он. — Пожалуйста. А то нехорошее случится.
Он чувствовал это, как
— Далеко еще?
— Чуть-чуть…
И тут, где-то далеко внизу, в жерле шахты, которой и был подъем, раздался голос:
— Мы пойдем по лестнице! Этого они не ждут.
— Кто… — глаза малой округлились. — Они…
— Мы призовем их к ответу! И заставим дать лекарство! Они сами сказали, что лекарство есть!
— Идем, — он дернул малую за руку. — Скорее…
Лестница задрожала. А ему подумалось, что и у нее-то должен быть предел прочности и сейчас, наверное, до этого предела осталась малость.
Загрохотало.
И эхо чужих шагов заметалось по шахте, отчего стало казаться, что звуки вот-вот заполнят ее доверху. Малая сама побежала, хотя еще недавно жалась к стене, опасаясь глядеть вниз, хотя страховочные перила имелись и надежные. Он подтолкнул ее, уговаривая, пусть надобности в уговорах и не было:
— Ну же… пара пролетов осталась.
Больше всего он боялся, что дверь заблокируют.
Могли бы.
Но стоило коснуться датчика, и та мягко отошла в сторону. И закрылась за спиной.
— Все? — малая смотрела доверчиво. И дышала часто-часто, а с губ ее стекала струйка слюны. Мальчишка покачал головой и, подхватив сестру за руку, потянул.
— Туда… надо… предупредить.
И сказать, чтобы мамке прививку сделали, даже если она опять свои глупости говорить станет. Но ведь мамка же… и он ее любит.
Наверное.
Только отца немного сильнее.
…на связь все-таки вышли.
Сперва вздрогнул капитан, качнулся в сторону, бросил осторожный взгляд на Советницу, что с немалой увлеченностью читала документы. Вздохнул. И вывел на центральную панель окно связи.
— Запускать? — спросил он тихо.
— Давайте, — Советница свернула экран и волосы пригладила, и жест этот был каким-то до боли обыкновенным.
С Советниками прежде Кахраю встречаться не доводилось.
Нет, он смотрел новости.
Порой даже обсуждал в чатах. Пытался, когда случалось настроение, разобраться в хитросплетении всех этих групп больших и малых, понять, чем радикальные правые аррахняне так уж отличаются от радикальных правых авверцев, если и те, и другие на своих порталах публикуют одинаковые лозунги, то почему так ненавидят друг друга?
И эту женщину он видел.
Эту, но другую.
У той было сухое породистое лицо. И прическа, которая подчеркивала, что эту сухость, что породистость. А нынешняя казалась на удивление простой. И лицо тоже. А о прическе она, казалось, вовсе забыла. И светлые волосы растрепались, легли так, как им самим хочется. Ее нынешнее платье сидело хорошо, но в то же время не хватало ему привычной для Советницы яркости. И резкости.