Оплот добродетели
Шрифт:
— Как я — вряд ли. Тип другой.
— А… что ты будешь делать? Ну, дальше, потом, когда нас выпустят…
— Еще не факт, что выпустят.
Откуда?
— Да ладно, не могут же они нас вечно тут держать…
— Вечно нет, но пару лет вполне. Пару месяцев так точно.
— Ужас какой.
— Ужас был, пока продукты не доставляли и капсулы приходилось считать, а так… сносно. Вон, даже аквапарк открывают для желающих. Считай, что твой отдых слегка затянулся.
— А может, и к лучшему, — тон, которым это было сказано, Тойтеку не понравился. Вот совершенно. При том, что он точно не сказал
— А здесь ему деваться некуда, — понимающе произнесла Заххара. — И что планируешь?
— Не знаю пока… сердце подскажет.
— Нельзя полагаться на одно лишь сердце, — теперь Заххара говорила снисходительно. — План должен быть.
— Как у тебя? — а теперь показалось, что Алина пытается уколоть.
— Как у меня, — впрочем, от укола Заххара отмахнулась. — Ему понадобится помощь…
— Я помогу!
— Ты сама на ногах с трудом стоишь.
— Я встану… я… придумала! — от этого радостного возгласа Тойтек вздрогнул. Появилось острое желание немедля вернуться к скрипке и матушке, в беспамятство, где было, если разобраться, тихо, уютно и, главное, никаких посторонних женщин не наблюдалось. — Я буду за ним ухаживать! И он поймет, что мы созданы друг для друга.
— Это вряд ли.
— Ты… ты просто сама! — Алина аж задохнулась от возмущения. — Ты хочешь забрать его себе! А я… как же я… я, может, люблю!
— Кого?
— Его.
— Точно!
— Уверена, — произнесла она так, что Тойтек и сам поверил, что любит, вот просто любит, больше всего на свете, разве что кроме шоколадного мороженого. — Мы созданы друг для друга. Сама посуди! Эта встреча неслучайна. Боги свели нас, чтобы мы спасли друг друга и весь мир.
— Да? — Заххара не скрывала свой скепсис.
— Конечно! Смотри, если бы не я, он бы не излечился от паралича и не смог бы говорить. А если бы не он, я была бы мертва. Мама моя была бы мертва… отец… все бы умерли…
Она всхлипнула.
А Тойтек зажмурился, понимая, что не так страшна любовь женщины, как ее благодарность.
— И это ли не знак свыше? — он почти видел светящееся вдохновением лицо Алины, взгляд ее, в котором читалась решимость преодолеть все препятствия на пути к совместному счастливому будущему, первым среди которых было несогласие самого Тойтека. — Я сумею! Я…
— Сумеешь, конечно, сумеешь, — а вот Заххара с трудом сдерживала смех. — Я буду первой женой, а ты любимой…
— Я буду единственной!
— Это вряд ли. Знаешь, сколько желающих появится на молодого холостого и состоятельного спасителя человечества? Одной тебе не справится.
— Но…
— Созвездие признает все формы браков, так что… — Заххара выразительно замолчала, позволяя Алине додумать самой.
И Тойтеку.
Стало не просто не по себе. Он и прежде был известен, но в узких кругах, а теперь, выходит, круги станут не слишком узкими.
— Вместе мы справимся, — подсказала Заххара. — Главное, ему не говори.
— Чего не говорить?
— Ничего не говори. Не стоит пугать мужчину грядущим счастьем…
А потом стало тихо.
Настолько, что от тишины этой Тойтек заскучал, причем настолько, что принялся вспоминать ноты той единственной пьесы, которую он сумел доиграть
А что пострадало?
Самолюбие. Пожалуй. Себя стало жаль. Потом еще жальче. И от жалости этой рассыпалась прахом несуществующая скрипка.
— Ты ведь пришел в сознание, — теперь Заххара была одна. — Это хорошо. Думаю, у тебя есть вопросы, поэтому я расскажу.
Она села рядом.
Близко.
Тойтек не мог ощущать этой близости, понимая, что находится в плену реанимационной капсулы, но вот… это не любовь. Любовь — это глупости, а он умный человек, просто тревожность повышена, что объяснимо. И размыто чувство яви.
— Прошло три недели…
Три?
Это двадцать один день… это много… проклятье!
— Мы живы. Большей частью. Вообще удивительно… на чудо похоже, не иначе, но погибли четверо. К сожалению, один из пассажиров заперся в каюте и пил. Много пил. В итоге чума наложилась на алкогольную интоксикацию, и первой отказала печень. Мы ничего не смогли сделать.
Четверо — это много или мало? Странно, Тойтек раньше сказал бы, что результат отличнейший, что процент ниже ожидаемого, ведь на корабле были тысячи людей, а теперь ему было совестно, что эти четыре человека погибли.
Будто он их убил.
Иррациональное чувство.
— Второй… приступ аппендицита, переросший в перитонит. Спасти не удалось. Мы пытались, но… если бы не чума… а лекарство действует, только медленно. Времени же ему не хватило. Хуже всего, что он оказался мужем первой Советницы. Путешествовали инкогнито, годовщина свадьбы. И кажется, она его любила.
Его тоже стало жаль.
И советницу.
Кажется, Тойтек стал чересчур жалостливым.
— Она не считает нас виноватыми, но… насколько знаю, идут аресты. И попадут под суд очень многие. Безопасников здесь едва ли не больше, чем пассажиров. Твой приятель не вылезает с допросов, даже на поверхностное сканирование согласился. А эта тварь, которая все затеяла, представляешь, умерла… третья жертва.
А четвертая?
Кто был четвертым.
— Пассажирка… от вакцинации отказалась, потом симптомы скрывала до последнего, пока не стало поздно. Хотя… там ураганный менингит. От первых симптомов до… финала прошло два часа всего. У нее двое детей остались. Но отец уже вылетел. Записался в число волонтеров, хотя особой нужды нет. Вакцина действует. Твоя. А ту, что выдал «Фармтек», не совсем… там процент эффективности ниже двадцати. И в итоге сотни погибших на Аррее. Поговаривают, что стоял вопрос о зачистке системы.
Она говорила тихо, но слова проникали под полог.
Тойтек не виноват.
В том, что случилось, не виноват… виноваты те, кто затеял эту игру, а он… он просто искал лекарство. Разве в этом преступление?
И все-таки…
— Тебе ничего не грозит, насколько я знаю. Безопасники приходили, но ушли. Наш мастер Ульграст и перед безопасниками не отступит. Но в целом нам повезло.
Еще как.
Что-то засвистело, заскрипело, но, кажется, этот скрип был слышен лишь самому Тойтеку. А потом он понял — медленно раскрывались легочные мешки, а потом также медленно схлопывались. И работали они исключительно благодаря машине.