Оплот добродетели
Шрифт:
Эпилог, который не особо и нужен
(Осторожно, избыток сахара)
Мир лежал на ладони теплым куском янтаря. Где-то на линии горизонта из тумана поднимались горы, и теплые вершины из скрывались в низких облаках.
Мир дышал.
Мир пел, пусть едва различимо, но Лотта слышала эту музыку. И улыбалась. Господи, как хорошо… отпуск… и пусть Совет Директоров уговаривал ее провести отпуск в поместье, а то мало ли что произойти может, она не послушала.
В
Она оперлась на мужа и спросила:
— Что опять?
— Ничего.
— Врать ты так и не научился.
Кахрай вздохнул. Когда он вздыхал, то мир слегка менялся, и становилось грустно. Правда, грусть была легкой, что утренний ветерок.
— Твой кузен решил сойтись с моей сестрой.
— Это плохо?
— Не знаю… а вот то, что он перевел пару сотен тысяч весьма сомнительной компании, это плохо. Я перевод заблокировал. Так что будет жаловаться.
Всенепременно будет.
Родственникам очень нравилось жаловаться на Кахрая, это их даже как-то объединяло. Правда, за пять лет жалобы не то, чтобы поутихли, скорее стали на удивление однообразны. Но хоть подкупить больше не пытаются. Кое-кто даже прислушиваться начал… из тех, кто остался.
Тогда, по возвращении, пришлось… непросто.
Одна Лотта бы не справилась.
И пусть на ее стороне был закон, и Совет Директоров, и управляющие с акционерами, и все, кто хоть что-то понимал, но… тех, кто ничего не понимал, все одно было больше. А родственники, поняв, что конфликта не избежать, сами раздули пламя скандала.
Чего стоили откровенные интервью кузины, в которых она рассказывала о чудовищных оргиях в старом особняке? Или слезы ее матушки, несчастной вдовы, обиженной и одинокой? Оставленной по прихоти Лотты без гроша? Стенания дядюшки…
Страдания кузенов.
Откровения появившихся из ниоткуда любовников. И шепоток, шепоток… репортеры в саду, дроны над садом. Попытки пробиться к сети дома. Пара идиотов, которым Кахрай все-таки сломал ребра, чтобы после отвечать в суде… и суды, суды, суды…
Она вздохнула.
И Кахрай коснулся губами волос:
— Извини.
— За что?
— За то, что помешал любоваться. Просто… вот не идет из головы. Как-то они… присматривать надо.
Надо. Здесь Лотта была с ним совершенно согласна. За родственниками нужен глаз да глаз. Но служба безопасности справится. Нынешняя. Поговаривали, что, если не лучшая в Созвездии, то почти.
Горы приблизились. И город с ними. Белокаменный, какой-то хрупкий, он казался ненастоящим, как и зелень, укрытая за кружевными стенами.
— Там, смотри, — Кахрай указал куда-то в сторону, и Лотта повернулась, чтобы увидеть, как над песком поднимаются разноцветные купола
— А мне предлагают место в Совете, — вдруг призналась Лотта, хотя было не время и вообще она отказалась.
— Поздравляю.
— Я отказалась.
— Почему? — удивление Кахрая было вполне искренним. — Тебе же нравится все это…
Он нарисовал рукой какой-то непонятный знак.
— Нравится, но… — она посмотрела на него снизу вверх. — Я сказала, что время неподходящее, что… через год или лучше через два, когда ребенок подрастет.
— Какой…
Сказал и понял.
Порой он на удивление догадлив. И лицо вдруг разгладилось, и шрамы, которые он упрямо отказывался убирать, утверждая, что глава службы безопасности Корпорации видом своим должен внушать страх и трепет, почти исчезли.
— Ты…
— Месяцев через шесть. И это будет девочка.
Стоило бы раньше сказать, но вот… хотелось как-то по-особенному и вообще… а тут пустыня. И город, который летит навстречу, и медузы, и мир поет, и это пение заставляет забыть обо всем.
Лотту обняли.
Крепко. И в то же время осторожно. И Лотта раскинула руки, рассмеялась и сбросила поле, позволяя сухому ветру окутать транспортную платформу. Он же, коснувшись лица, опал, отступил, будто испугался Кахрая.
Какая глупость, однако, бояться Кахрая…
– Осторожнее, — проворчал тот, но не зло, а… обеспокоенно? Вот и правильно, что она ничего не сказала до отлета.
Сказала бы, стал бы уговаривать отпуск отложить, потом бы еще волновался, хотя волноваться не о чем, генетически они идеально совместимы и старый врач, тот, который принимал вовсе не в клинике имени Эрхард, сказал, что так бывает. Что люди перестали слушать себя, а Лотта молодец, что выбрала мужа не по генетической карте или роду, но сама, из симпатии…
— …и вообще не стоило так рисковать…
— Не занудствуй, — она ткнула локтем в бок. — Смотри… правда, красиво?
Город обрел плоть. И белоснежный камень вблизи оказался не таким уж и белым, появилась в нем характерная костяная желтизна.
— Красиво.
— Не ворчи.
— Я не ворчу.
— Ворчишь.
— Хорошо, ворчу… тебя не продует?
— Не продует, — Лотта подставила лицо ветру. — Здесь даже дышится иначе…
А зелень скрывалась во дворах и двориках, оползалась нитями лиан, укрываясь под тенью стен, обживала балкончики и окружала пруды, уже сама защищая драгоценную влагу от жаркого солнца. Дворец и вовсе утопал в зелени.