Опороченная (Карнавал соблазнов)
Шрифт:
— А лорд Эйрик просил твоей помощи, миледи?
Идит почувствовала, что вспыхнула, — привычка, с которой ей никак не удавалось совладать.
— Нет, не просил. Я догадываюсь, что он все еще валяется в постели, наглотавшись за ночь эля вместе с тобой, — огрызнулась она, а затем объяснила, словно оправдываясь: — Я оказываю ему услугу, заставляя работать его ленивую челядь. — Она бросила быстрый многозначительный взгляд на подружку Вилфрида по постели — ясно, мол, что Эйрик тоже не спал в своей комнате, а занимался кое-чем другим.
Вилфрид сверкнул понимающей улыбкой и быстро чмокнул девицу, которая стояла рядом с ним, кое-как
— Потом увидимся, Бритта, — сказал он и небрежным жестом шлепнул ее по заду.
Бритта зарделась и подняла глаза на Идит с видом невинной девы.
Идит пыталась смерить глупую служанку сердитым взглядом, но Бритта была почти ребенок, вероятно, не старше пятнадцати лет. Она явно не знала ничего другого.
— Бритта, пожалуйста, прикройся более подходящим одеянием, затем сними все белье с постелей, на которых сейчас никто не спит, и принеси на кухонный двор для стирки.
Бритта послушно кивнула.
— Будешь новой хозяйкой? — робко поинтересовалась она. — Выйдешь замуж за хозяина?
Идит вновь ощутила непрошеную краску на щеках.
— Я сомневаюсь, что мы поженимся, и я не твоя хозяйка. Я просто действую как… друг лорда Равеншира и хочу привести его жилье в порядок.
Идит попыталась присесть и вежливо дожидаться лорда, но все ее тело пульсировало от присущей ей неуемной живости. Она не могла вынести праздного и бесполезного времяпрепровождения, особенно теперь, когда руки зудели навести везде порядок. И вскоре не выдержала.
К полудню она почувствовала сладость удовлетворения, когда увидела, сколько уже сделано. Кухня сияла чистотой, в зале терпко пахло свежим тростником и сеном. Белье кипело в огромных котлах, висящих над кострами, и сохло на кустах в запущенном саду.
Некоторые служанки уже были отправлены мыться на питавшийся родниками пруд за замком, а остальные должны были вскоре последовать за ними. Идит запретила завтракать тем, кто не выполнит своего задания и не помоется. Верный способ подстегнуть бездельниц. Ее желудок уже урчал, как и у остальных, от дразнящего аромата свежего хлеба, который пекся в каменных печурках по бокам от широкой плиты. Свежевзбитое масло лежало, мерцая золотом, в глиняной миске на массивном деревянном столе, украшавшем середину кухни. После того как под стоны Берты, ободравшей пальцы, стол был основательно вычищен песком с крепким мылом и доскам был возвращен естественный дубовый узор, на него стало приятно смотреть.
Любуясь корзинкой, полной свежесобранных гусиных и куриных яиц, Идит мимоходом подумала, знает ли Берта, как сделать хороший пудинг. Если нет, она научит ее одному из своих собственных рецептов.
Желудок Идит снова сжался от голода, когда она услышала шипение сока, падающего на открытый огонь из бока поросенка. Маленький Годрик, сирота, сын давно умершей замковой рабыни, медленно крутил вертел; он поднял на нее глаза, сиявшие обожанием и благодарностью за то, что она доверила ему такую важную работу. Бульон из оленины и оставшихся после зимы овощей варился в котле, тут же рядом допревала в другом котле, завернутом в тряпье, гороховая каша.
Дел оставалось еще непочатый край, но начало было положено. Идит с удовлетворением это отметила. Одобрит ли Эйрик ее усилия? И тут она впервые засомневалась, не поторопилась ли со своим самоуправством.
Эйрик проснулся от громкого стука в дверь спальни. Или это стучало у него в голове? Он резко сел, затем снова рухнул на постель от резкой боли в висках.
Святые мощи! Да он просто с ума сошел, надо же было вчера столько выпить эля вместе с Вилфридом. Такого с ним не бывало с юности, когда он был неопытным юнцом, дорвавшимся до всех запретных плодов. Он провел растопыренными пальцами по спутанным волосам и снова сел, вспомнив причину вчерашнего кутежа — пожилую деву, Идит, и то, что она упомянула про Стивена из Грейвли. Милостивый Боже! Да избавится ли он когда-нибудь от этой подлой бестии? Два года Эйрика не было в Англии, но не успел он вернуться, как ненавистный призрак Грейвли уже завитал над ним.
С гримасой отвращения он натянул ту же рубаху и тунику, в которых был и накануне. Слугам придется постирать его одежды, иначе он скоро задохнется от собственного запаха. А еще лучше выбросить все это на помойку и, когда выберется в Йорк, заказать себе у портного новые наряды. Пришло время наслаждаться своим богатством, хватит ему плесневеть в потайной подземной комнате. Утомительная игра, когда он изображал из себя нищего лорда, владельца разоренного замка, подходит к концу.
Пожалуй, настала пора восстановить дедовский замок в его былом блеске, снова направить на поля батраков. Он растянул в задумчивости губы, обдумывая задачу, к которой мысленно обращался все эти две недели.
Потом улыбнулся, вспомнив леди Идит и ее странное предложение о браке. Вообще-то, он уже привык к тому, что девицы осаждают его с матримониальными претензиями. Не однажды плелись хитроумные заговоры с целью заманить его под венец — пускали в ход все, от соблазнения до шантажа. К счастью, он избегал ловушек. На его взгляд, одного неудачного брака ему более чем достаточно. Когда десять лет назад умерла Элизабет, он дал себе клятву больше не жениться, и не без оснований.
Но теперь хозяйка Соколиного Гнезда приготовила ему искушение, против которого трудно устоять. Он раздраженно сдвинул брови. О, дело не в заманчивом приданом и, уж конечно, не в ее внешности. Боже упаси, но вот перспектива отомстить Стивену из Грейвли… от этого отказаться нелегко. И возможность наконец-то вытащить Стивена на открытый поединок и драться с ним насмерть определенно стоит того, чтобы над ней задуматься.
Стук в дверь возобновился, и Эйрик узнал хнычущий голос Берты:
— Хозяин! Ох, пожалуйста, хозяин, спускайся вниз, а то она перевернет нас вниз головой и вытрясет всех вошек.
Эйрик оторвался от раздумий, подошел к двери и открыл ее перед удивленной поварихой, которая уже занесла руку для повторного стука и вместо двери постучала ему в грудь. Его желудок дернулся, и горклый привкус медовухи тошнотворно подступил к горлу. Проклятье! Этого ему еще не хватало, и так голова раскалывается.
Затем его челюсть отвисла от удивления.
— Берта? Ты ли это?
Он едва узнал свою старую повариху в чистой серой рубахе. Кожа у нее покраснела от мочалки, а чистые волосы лежали на плечах змеевидными сосульками, обрамляя лицо, на котором проступили пятна возмущения.
— В чем дело, Берта? — спросил он, подавляя удивленный смех.
— Да вот, эта леди, госпожа Идит. Проклятая гарпия… прошу прощения, хозяин, за такое неуважение… леди перебудила всех еще до солнышка своей воркотней и заставила работать, вот как. — Она протянула к нему свои красные, шероховатые ладони в подтверждение того, как тяжко трудилась.