Опоссум по имени Апельсинка

Text copyright © 2015 by Holly Goldberg Sloan

Illustrations copyright © 2015 by Gary A. Rosen

All right reserved

This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

Еще мгновение назад она плыла в тепле и уюте, свернувшись клубочком и обернув хвостиком плечи.

И вдруг – толчок, и она вылетает наружу!

У нее нет шерсти, чтобы согреться. Она не может открыть глаза, и ничего не видит. Она слышит, как братья и сестры, тоже разом вылетев в новую жизнь, хватают ртом воздух – кажется, им тоже здесь не нравится.

ТУК. ТУК. ТУК. ТУК. ТУК.

Это стучит мамино сердце. Оно велит ей не стоять на месте.

Может быть, так любое сердце говорит?

Новорожденный опоссум должен самостоятельно забраться в сумку у мамы на животе. И малышка начинает свой путь.

Медленно.

В ней нет и двух сантиметров. Она ползет вперед, дрожа под укусами холодного ночного воздуха. (Еще трое детенышей рядом с ней скатываются с большого круглого живота и барахтаются в грязи – хорошо, что она этого не видит.) Перестукиваются на ветру ветки деревьев, осыпаются мокрые сосновые иглы. Светлоглазая ворона пронзительно кричит издали, словно о чем-то предупреждая.

Десять минут спустя, когда крошечные опоссумы добираются наконец до края материнской сумки, у малышки уже нет сил. Она дрожит всем телом, крошечные ручки и ножки с тоненькими пальчиками онемели, и она их не чувствует.

Мама, я больше не могу.

Нет ответа. Только сердце стучит – ТУК, ТУК, ТУК. Иди!

Мама, я не могу.

Мама…

Ма…

И тут удача поворачивается к ней. Мама-опоссум вдруг принимает сидячее положение, сумка приоткрывается, и за дело берется сила тяжести. Малышка кубарем летит вниз,

вниз,

вниз.

Здесь ТУК, ТУК, ТУК звучит гораздо громче. И еще – ТИК, ТИК, ТИК, отовсюду, со всех сторон. Это быстрое тиканье она уже где-то слышала.

Тик. Тик. Тик. Тик. Тик.

Тик. Тик. Тик. Тик. Тик.

Тик. Тик.

Тик. Тик. Тик. Тик. Тик.

Может, это братья и сестры поздравляют ее с победой? Стук их сердец похож на аплодисменты.

Здесь тесно, но уютно. Малышка сворачивается клубочком и оборачивает хвостиком плечи.

Она понимает: в пути она будет не одна.

Детям из первого помета положено давать имена на букву «А». Это чтобы единоутробным сестрам и братьям, тетушкам и племянницам, дядюшкам, дедушкам, бабушкам и прочим родственникам проще было понять, кто кому кем приходится.

Дети из второго помета (по традиции) получают имена на букву «Б». До буквы «З» редко кто добирается, но на городской свалке есть семейство, в котором пометов было так много, что последних детей назвали на «Я». Правда, поговаривают, что родители схитрили и пропустили кое-какие буквы. Точно никто не знает, но на свалке и впрямь живут Ян, и Ялмар, и Ясмина, и Язид, и Янис, и Яра, и Яна, и Якоб, и Ярбек, и таких имен уж точно больше ни у кого нет.

Малыши на «А», родившиеся холодной ночью под гнилым бревном, сидят в маминой сумке и сосут молоко. У них открываются глазки, растет шерсть, да и сами они быстро увеличиваются в размерах.

Всего за два месяца они успевают достаточно окрепнуть и выходят наружу. Мама-опоссум считает, что дети должны быть самостоятельными, и потому предлагает малышам самим придумать себе имена. Так в семье появляются Антонио и Алиса. А еще – Абдул, Аякс, Альберта, Анджи, Алан, Альфонс, Аттикус, Алехандро и Августа. Еще есть Амлет (он хотел быть Гамлетом, но до буквы «Г» еще ждать и ждать). И только у малышки, которая попала в сумку последней, у самой маленькой во всем помете девочки, которая едва-едва одолела этот путь, – только у нее имени пока нет.

Ей уже семьдесят семь дней – пора учиться всем премудростям жизни опоссумов, а значит, брать уроки актерского мастерства. Малышка плюхается наземь и извивается всем телом. Остальные стоят вокруг и смотрят. Малышка репетирует роль змеи.

Мама (прирожденный режиссер) командует:

– Хвост – хорошо, правдоподобно. Но этого мало, надо по-настоящему ощутить себя змеей. Прислушайся к своему телу.

Малышка поднимает лапу. Но она не собирается задавать вопросы о том, как это сделать; просто пока она ползла по земле, то отвлеклась и кое-что заметила. Она вообще часто отвлекается.

– Я только хотела сказать, что там что-то на дереве, как будто из яйца вылупляется. Прямо над нами.

– Да это просто апельсин цветет! – кричит Антонио. – Цветы такие! Они не вылупляются! Они вообще неживые!

Антонио всегда все знает. Он такой умный с самого рождения.

Братец Аякс хохочет. Обидно, будто насмехается:

– Ты что, думала, у апельсина цветы живые? Апельсинка, ха-ха-ха!

– Она не Апельсинка, – возражает Альберта, но тоже смеется.

Мама хлопает в ладоши. Это означает, что пора сделать перерыв, а может – что Аяксу лучше бы подумать, прежде чем говорить. Но малышке все равно. Она понимает, что Аякс говорит обидные вещи, но ей нравится, как это звучит – «апельсинка». И она говорит, громко, чтобы все слышали:

– С этого дня меня зовут Апельсинка.

Все молчат. Она добавляет:

– И не вздумайте звать меня Алисон.

– Больно надо, – фыркает Аякс.

И с этого момента она становится Апельсинкой.

Вскоре перерыв заканчивается, пора опять на репетицию. Апельсинка рада, что сейчас не ее очередь. Апельсинка внимательно смотрит, как играет ее сестричка Анджи. Она не змею изображает. У сестры больше опыта, и сейчас она разыгрывает сценку с Амлетом. Остальные смотрят затаив дыхание. Сцена очень драматичная, да и Анджи умеет подпустить трагедии. Приложив лапу ко лбу, она стонет:

– Нет! Неправда, Амлет, – питье, питье! Отравлена!

С этими словами Анджи падает наземь. Дыхание ее становится медленнее, потом совсем прерывается. Тело коченеет, лапы вытягиваются и застывают, а язык вываливается изо рта набок.