Оппоненты Европы
Шрифт:
Глава 7
Он протянул ей руку.
– Кажется, эта пара обречена на вечный спор, – пробормотал он, – пойдемте куда-нибудь. Вы хотите ужинать?
– Нет, не хочу. – Она оперлась на его руку, и они вышли из гостиницы, направляясь к центральной площади.
– Спасибо, что передумали, – негромко сказал Дронго, – мне действительно очень приятно с вами общаться.
– Вы знаете, я испугалась, – призналась Мадлен, – в первый раз в жизни испугалась своих чувств. У вас было такое?
– Может быть, – он вспоминал свою жизнь, – наверное, было. Мы стараемся помнить лучшие мгновения нашей жизни и вычеркивать все, что подлежит забвению.
– Можно
– Можно. Только осторожнее идите. Смотрите себе под ноги. Здесь каменные мостовые.
Она помолчала. Затем с некоторым вызовом спросила:
– Вы любите свою жену?
Теперь молчал он.
– Только правду, – попросила Мадлен.
– Наверное, да, – ответил Дронго, – хотя в слове «наверное» есть некоторый компромисс, что совсем неправильно. Будет гораздо лучше, если я отвечу просто «да».
Она усмехнулась.
– Как вы думаете, сколько мужчин на вашем месте ответили бы так же искренне, как вы? – спросила Мадлен.
– Думаю, что немного, – согласился он, – но я стараюсь не лгать своим друзьям и не обманывать женщин, которые мне нравятся, – добавил он через несколько секунд.
– Вы умеете делать оригинальные признания, – сказала Мадлен.
– Это плохо?
– Не могу решить. У меня еще один вопрос. Сколько у вас было женщин?
– Не знаю, – честно ответил он.
Она остановилась, удивленно глядя на него.
– Действительно не знаю, – ответил Дронго, – никогда не занимался подсчетами. По-моему, это глупо… Каждая встреча оставляет след в душе. Некоторые встречи были особенно приятными, некоторые проходными…
– Такие тоже были?
– Конечно, были. Мужчины редко бывают добродетельными ангелами, особенно в молодом возрасте, когда мы делаем кучу всяких ошибок. И когда в нас играют гормоны. Потом мы немного успокаиваемся. С годами даже обретаем мудрость. Начинаем понимать, что секс не всегда замена любви, что дружба иногда значит больше интима, а честность в отношениях важнее полученного мимолетного удовольствия. Но, к сожалению, все это мы понимаем, уже проходя определенные этапы своей жизни. Вам сейчас только двадцать восемь, и очень многое из того, что я говорю, вы не сможете ни осознать, ни понять. Немного позже, уже после тридцати, вы начнете меняться. Так бывает практически со всеми женщинами. А ближе к сорока у вас сформируются устойчивые предпочтения, вы твердо определите для себя, что такое плохо, что такое хорошо. К сожалению, женский век недолог, и подсознательно некоторые считают, что именно после сорока эмоциональная жизнь должна заканчиваться. Некоторые с этим не соглашаются и в шестьдесят ведут себя так, как в тридцать, не понимая, что выглядят смешно. Но некоторым удается «остановить время». Я имею в виду не пластические операции, сотворяющие из лиц восковые безжизненные маски с надутыми губами и растянутыми глазами. Некоторые продолжают просто жить полнокровной жизнью и после сорока. Я не слишком философствую…
– Немного, – улыбнулась она, – роль ментора вам подходит менее всего.
– Поэтому никогда не даю советов, – признался Дронго, – и никогда никого не осуждаю. Каждый выбирает свою дорогу. Каждый сам строит свою жизнь. По своему мышлению и со своими ошибками. Иногда хотелось бы избежать этих ошибок, но это невозможно. Именно ошибки и формируют ваш характер и вашу жизнь.
– Значит, нам нужно встретиться лет через пятнадцать-двадцать, – спросила Мадлен. – Я еще слишком молода, чтобы понять вас?
– А может, я слишком стар? – возразил Дронго. – И не забывайте, сколько мне исполнится через пятнадцать или двадцать лет. Возможно, к тому времени у меня еще хватит сил только на философские отвлеченные разговоры.
Они рассмеялись.
– И вы не запомнили ни одну женщину в своей жизни? – настаивала Мадлен.
– Почему? Запомнил очень многих. Собственно, из этих встреч и состоит моя жизнь. Не только из расследований и поисков преступников. Но и из путешествий по удивительным странам, из общений с умными людьми и, конечно, из встреч с прекрасными женщинами, многие из которых делали меня немного лучше и сильнее. Одна даже спасла мне жизнь. Вторая отняла у себя жизнь сама. Были и другие встречи. Иногда случаются и такие метаморфозы, как сейчас, когда чувствуешь себя в непривычной роли такой рок-звезды или популярного спортсмена. Я еще не совсем привык к такой роли знаменитости. Всегда помнил слова Чехова, что нет ничего несноснее, чем провинциальная знаменитость.
– Вам кажется, что мы встретились не вовремя? – спросила Мадлен.
– Вам следует прибавить несколько лет, а мне отнять лет пятнадцать или двадцать. И получится прекрасная пара, – пошутил Дронго.
– Не нужно так говорить. Можно еще один вопрос? Обещаю, что последний.
– Можно.
– Наша журналистка, которая была у вас в городе и встречалась с вами. Вы ее помните?
– Думаю, что да, – ответил он. Затем улыбнулся. – Опять обтекаемый ответ – нужно говорить иначе. Помню.
– Она сказала, что была просто очарована вами. Вы произвели на нее такое впечатление.
– Это вопрос?
– Нет.
– Я знаю, какой вопрос вы хотите мне задать.
– И обещаете ответить на него?
– Не обещаю. И не хочу отвечать. Но если спросите, возможно, отвечу.
– Тогда я спрошу. – Она остановилась и взглянула ему в глаза.
– Вы были с ней? – Ее голос чуть дрогнул.
– Нет, – ответил он и соврал. Не отвел глаз, но соврал.
Он хорошо помнил эту чешскую журналистку, которая приехала на какой-то форум и хотела встретиться именно с ним. Через их общую знакомую она вышла на него и попросила о встрече. Но все два дня, пока она была в городе, он был занят, и в воскресенье она должна была улетать. Они договорились встретить рано утром в ее номере в «Хаят Редженси». Он поднялся к ней в номер и честно дал интервью. Потом была достаточно бурная интимная встреча, причем именно она поразила его своей откровенностью и открытостью. В какой-то момент он даже смутился. Сколько лет с тех пор прошло? Десять или двенадцать. И сейчас Мадлен спросила его. Возможно, журналистка что-то рассказала этой девочке, которой тогда было не больше семнадцати-восемнадцати лет. Напрасно он соврал.
– Я солгал, – глухо признался Дронго.
– Я знаю, – ответила Мадлен, – она все мне рассказала. Мне было интересно услышать, как вы ответите. Я думала, что вы все равно не скажете правду.
– Я и не сказал.
– Все равно сказали, – возразила она, – понимаю, что было нелегко.
– Не только потому, что я разговариваю с вами. Я помнил, что она ваша знакомая, и не хотел вам рассказывать. В этом есть нечто недостойное мужчины, когда он бахвалится своими победами.
– Я вас понимаю, – кивнула она.
Они прошли дальше. У небольшого итальянского ресторана они остановились.
– Мы можем зайти и выпить по бокалу вина, – предложил Дронго.
– Давайте на открытом воздухе, – предложила Мадлен, – сейчас достаточно тепло.
– Не возражаю.
Они уселись за один из столиков, ближе к стене. Он заказал бутылку вина и легкие закуски.
– Мне так и не дали спокойно поужинать эти супруги из Москвы, – признался Дронго.
– Вы считаете, что они могут иметь отношение к этому убийству? – поинтересовалась Мадлен.